– Ну, а что касается ребят из лагеря? – спросил Хирон. Он посмотрел на меня, но я не мог понять, что он думает.
– Я! – Гроувер вскочил так поспешно, что ударился о теннисный стол. Он стряхнул с колен крошки крекеров и обрывки шариков для пинг-понга. – Я готов на все, чтобы помочь Артемиде!
Зоя наморщила нос:
– Нет, сатир, не выйдет. Ты ведь даже не полукровка!
– Но он ведь тоже живет в лагере, – сказала Талия. – И он обладает чутьем сатира и лесной магией. Гроувер, ты уже разучил песню искателя?
– Еще бы!
Зоя заколебалась. Я не знал, что это за песня искателя, но Зоя явно считала, что это штука хорошая.
– Ну, хорошо, – сказала Зоя. – А кто второй?
– Я пойду!
Талия встала и огляделась, как бы говоря: только попробуйте мне возразить!
А надо сказать, что да, в математике я не силен, но тут мне вдруг пришло в голову, что пятеро уже есть и я в их число не вошел.
– Эй, секундочку! – сказал я. – А я тоже хочу пойти!
Талия ничего не сказала. Хирон по-прежнему пристально смотрел на меня, взгляд у него был печальный.
– Ой, – сказал Гроувер, внезапно осознав, в чем проблема. – Эй, да, совсем забыл! Пусть идет Перси. Я не хотел… Я лучше останусь. Пусть вместо меня Перси пойдет.
– Он не пойдет, – сказала Зоя. – Он мальчишка. Я не потерплю, чтобы Охотницы странствовали с мальчишкой.
– Ну, сюда же ты приехала вместе со мной, – напомнил я.
– Это была короткая поездка, и к тому же по приказу богини. Но я не пойду через всю страну, навстречу множеству опасностей, в обществе мальчишки.
– А как же Гроувер? – осведомился я.
Зоя покачала головой:
– Он не считается. Он сатир. Формально он не мальчишка.
– Эй! – возмутился Гроувер.
– Мне надо идти, – сказал я. – Мне нужно участвовать в этом походе.
– Зачем? – спросила Зоя. – Из-за твоей подружки, Аннабет?
Я почувствовал, что краснею. А тут еще все на меня пялятся…
– Нет! Ну, то есть отчасти да. Но я просто чувствую, что мне следует пойти.
Никто не встал на мою сторону. Мистер Ди со скучающим видом читал свой журнал. Силена, братья Стоул и Бекендорф смотрели в стол. Бьянка взглянула на меня с жалостью.
– Нет, – коротко сказала Зоя. – Я настаиваю. Сатира я возьму, если уж это необходимо, но героя мужского пола – нет.
Хирон вздохнул:
– Это поход во имя Артемиды. Охотницы имеют право сами выбирать себе спутников.
Я сел. В ушах у меня звенело. Я знал, что Гроувер и некоторые другие смотрят на меня сочувственно, но я не мог встретиться с ними взглядом. Я просто сидел, пока Хирон заканчивал совет.
– Да будет так, – сказал он. – Талия и Гроувер будут сопровождать Зою, Бьянку и Фебу. Вы отправитесь в путь на рассвете. И да пребудут с вами боги… – он покосился на Диониса, – включая присутствующих. Мы на это надеемся.
Ужинать в тот вечер я не пошел, и зря, потому что Хирон с Гроувером явились меня разыскивать.
– Перси, я ужасно извиняюсь! – сказал Гроувер, сев на койку рядом со мной. – Я не знал, что они… что ты… честно-честно!
Он принялся шмыгать носом. Я понял, что, если его не подбодрить, он либо разревется, либо примется жевать мой матрас. Он все время жует что попало, когда расстроится.
– Да все нормально, – соврал я. – Серьезно. Все в порядке.
Нижняя губа у Гроувера задрожала.
– Я даже не подумал… Я был так поглощен тем, чтобы помочь Артемиде! Но я буду повсюду искать Аннабет, я обещаю. Я найду ее, если сумею.
Я кивнул, стараясь не обращать внимания на громадный кратер, который разверзся у меня в груди.
– Гроувер, – сказал Хирон, – разреши-ка мне перекинуться парой слов с Перси.
– Да, конечно! – Гроувер шмыгнул носом.
Хирон ждал.
– Ой, – сказал Гроувер. – Вы имели в виду, наедине? Да, Хирон, конечно…
Он с несчастным видом поглядел на меня:
– Вот видишь? Никому козлик не нужен… – И потрусил к двери, сморкаясь в рукав.
Хирон вздохнул и подогнул свои конские ноги, опускаясь на пол.
– Перси, я не претендую на то, чтобы разбираться в пророчествах…
– Ага, – сказал я. – Ну, может быть, это потому, что в них вообще нет никакого смысла.
Хирон посмотрел на фонтанчик с морской водой, журчащий в углу комнаты.
– Будь моя воля, я бы трижды подумал, прежде чем отправить в этот поход Талию. Она чересчур порывиста. Действует, не думая. И чересчур самоуверенна.
– Вы выбрали бы меня?
– Честно говоря, нет, – сказал он. – Вы с Талией – два сапога пара.
– Ну, спасибочки!
Он улыбнулся:
– Вся разница между вами в том, что ты чуточку менее уверен в себе. Это может быть и хорошо, и плохо. Одно могу сказать точно: сводить вас вместе опасно.
– Управились бы уж как-нибудь!
– Это как у ручья сегодня?
Я не ответил. Уел он меня.
– Может быть, оно и к лучшему, – задумчиво сказал Хирон. – Можешь на каникулы поехать домой, к маме. Если понадобишься, мы тебе позвоним.
– Ага, – сказал я. – Наверное.
Я достал из кармана Стремнину и положил меч на тумбочку. Похоже, он мне понадобится только для того, чтобы писать рождественские открытки…
Увидев ручку, Хирон поморщился:
– Пожалуй, неудивительно, что Зоя не хочет идти в поход с тобой. Раз ты носишь это оружие…
Я не понял, о чем это он. А потом вспомнил то, что он сказал мне давным-давно, когда вручал этот магический меч: «У этого меча долгая и трагическая история, в которую нет нужды вдаваться».
Я хотел спросить его об этом, но тут Хирон достал из седельной сумы золотую драхму и бросил ее мне:
– Свяжись с матерью, Перси. Сообщи, что утром приедешь домой. И… э-э… не знаю, так ли уж это важно, но… я сам чуть было не вызвался отправиться в этот поход. Я бы непременно вызвался, кабы не последняя строчка.
– «И один от руки отцовской падет». Ага…
Спрашивать было ни к чему. Я и так знал, что отец Хирона – Кронос, злой владыка титанов собственной персоной. Если бы Хирон отправился в поход, было бы ясно, про кого эта строчка. Кроносу плевать на всех, на собственных детей в том числе.
– Хирон, – сказал я, – а ведь вы знаете, что это за «проклятье титана», да?
Кентавр помрачнел. Он сделал знак когтя напротив сердца и махнул рукой прочь – древний знак, отводящий беду.
– Будем надеяться, что в пророчестве говорится не о том, о чем я думаю. Ну все, Перси, спокойной ночи. Твое время еще придет. Я в этом уверен. Ни к чему торопить события.
Он сказал «твое время» таким тоном, каким люди обычно говорят про смерть. Не знаю, нарочно ли Хирон это сделал, но взгляд у него был такой, что я побоялся спрашивать.
Я стоял у фонтанчика с морской водой, теребил в пальцах Хиронову монетку и пытался сообразить, что же сказать маме. Я на самом деле был не в том настроении, чтобы услышать еще от одного взрослого, что, мол, лучшее, что я могу сделать, – это сидеть и ничего не делать. Но, наверно, мама все же заслуживает того, чтобы ввести ее в курс дела…
Наконец я перевел дух и бросил монетку:
– О богиня, прими мое приношение!
Туман замерцал. Света из двери ванной было как раз достаточно, чтобы в капельках воды образовалась бледная радуга.
– Покажи мне Салли Джексон, – сказал я. – Верхний Ист-Сайд, Манхэттен.
В тумане возникла сцена, какой я совсем не ожидал. Мама сидела за нашим кухонным столом с каким-то… дядькой. Оба ржали как сумасшедшие. Между ними лежала большая стопка учебников. Мужику было… ну, я не знаю… лет тридцать с чем-то. Нестриженые волосы с проседью, коричневая куртка поверх черной футболки. Он был похож на актера – на мужика, который мог бы играть переодетых копов в телесериалах.
Я был слишком ошеломлен, чтобы что-то сказать, а мама с дядькой, к счастью, были слишком заняты, чтобы заметить мое послание Ириды.
– Ну, Салли, ты даешь! – сказал мужик. – Еще вина хочешь?
– Ой, не надо! Пей один, если хочешь.
– Да нет, я бы лучше воспользовался ванной. Можно?
– Дальше по коридору, – сказала она, стараясь не ржать.
Чувак, похожий на актера, улыбнулся, встал и вышел.
– Мам! – сказал я.
Она вздрогнула так сильно, что едва не сшибла учебники со стола. Наконец она устремила взгляд на меня:
– Ох, Перси! Радость ты моя! Все в порядке?
– Чем это ты занимаешься? – осведомился я.
Она поморгала:
– Домашку делаю…
Потом, похоже, сообразила, отчего у меня такое лицо.
– Ой, солнышко, да это же просто Пол… э-э, то есть мистер Блофис. Мы с ним на писательский семинар вместе ходим.
– Блоуфиш?[1]
– Блофис. Перси, он сейчас вернется. Говори, что случилось?
Она всегда знает, когда что-то случилось. Я ей рассказал про Аннабет. Ну, и про все остальное тоже, но в основном все свелось к Аннабет.
Глаза у мамы наполнились слезами. Я видел, что она изо всех сил старается сдержаться – ради меня.
– Ох, Перси…
– Угу. И мне сказали, что я ничего сделать не смогу. Наверно, поеду я домой.
Она повертела в пальцах карандаш.
– Перси, как бы мне ни хотелось, чтобы ты приехал… – Она вздохнула так, словно злилась на себя самое. – Как бы мне ни хотелось, чтобы ты был в безопасности, я хочу, чтобы ты понял одну вещь: тебе следует делать то, что ты считаешь нужным сделать.
Я уставился на нее.
– Это в смысле?
– Ну, в смысле: вот ты в глубине души действительно думаешь, что тебе следует помочь ее спасти? Ты считаешь, что так будет правильно? Потому что одно я про тебя точно знаю, Перси: твое сердце не ошибается. Слушайся его.
– Так ты… ты советуешь мне отправиться в поход, да?
Мама стиснула губы.
– Да нет… Я хочу сказать, что ты… ты становишься слишком взрослым, чтобы я давала тебе советы. Я хочу сказать, что я буду на твоей стороне, даже если то, что ты решишь сделать, слишком опасно… Самой не верится, что я такое говорю.
– Мам…
Из туалета донесся шум спускаемой воды.