– Нико не понял моего решения, – пробормотала Бьянка. И посмотрела на меня, словно хотела, чтобы я ей сказал, что все в порядке.
– Да все с ним будет нормально, – заверил я. – В лагерь полукровок приходит много детей. Аннабет же нормально прижилась.
Бьянка кивнула:
– Надеюсь, мы ее найдем. Аннабет, в смысле. Ей повезло, что у нее есть такой друг, как ты.
– Ага, и много ей с того проку…
– Не вини себя, Перси. Ты рисковал жизнью, чтобы спасти нас с братом. В смысле, это был действительно отважный поступок. Если бы я не познакомилась с тобой, я бы, может, и не решилась оставить Нико в лагере. Я подумала: если там такие люди, как ты, значит, с Нико будет все нормально. Ты хороший парень.
Комплимент застал меня врасплох.
– Но я же сшиб тебя с ног тогда, при захвате флага!
Она расхохоталась:
– Ну ладно! Если не считать этого, то ты хороший.
В двухстах метрах от нас Гроувер с Зоей вышли из кофейни, нагруженные стаканчиками и пакетами с выпечкой. А мне почему-то пока не хотелось, чтобы они возвращались. Это звучит странно, но я осознал, что мне нравится разговаривать с Бьянкой. Она довольно приятная девочка. Во всяком случае, общаться с ней куда проще, чем с Зоей Ночной Тенью.
– А в чем там дело у вас с Нико? – спросил я у нее. – Где вы учились до Вестовера?
Она нахмурилась:
– По-моему, в каком-то пансионе в Вашингтоне… Но мне кажется, что это было давным-давно.
– А с родителями вы никогда не жили? Ну, в смысле, с вашим смертным папой или мамой?
– Нам говорили, что наши родители умерли. На наше имя был открыт банковский счет. Там, видимо, уйма денег. Время от времени приезжал адвокат, узнать, как у нас дела. А потом нам с Нико пришлось уйти из той школы.
– Почему?
Бьянка нахмурилась:
– Мы должны были куда-то поехать… Я помню, это было важно. Мы долго-долго путешествовали. Потом несколько недель прожили в том отеле. А потом… не знаю. Однажды пришел другой адвокат и увел нас оттуда. Он сказал, что нам пора ехать. И повез нас обратно на восток, в Вашингтон. Потом на север, в штат Мэн. И мы стали учиться в Вестовере.
Очень странная история. С другой стороны, они же полукровки. У нас всегда все шиворот-навыворот.
– То есть ты практически всю жизнь воспитывала Нико сама? – спросил я. – Вы всегда были вдвоем?
Она кивнула.
– Вот почему мне так хотелось сделаться Охотницей! Ну, в смысле, я понимаю, это эгоистично, но мне хотелось жить своей жизнью, иметь своих собственных друзей. Не пойми меня неправильно: я люблю Нико, но я просто хотела попробовать, каково это – не быть старшей сестрой двадцать четыре часа в сутки.
Я вспомнил прошлое лето и как я себя чувствовал, когда обнаружил, что у меня есть младший брат-циклоп. Я понимал, что имеет в виду Бьянка.
– Зоя, похоже, тебе доверяет, – сказал я. – Слушай, а о чем вы говорили тогда – про какую-то опасность, связанную с походом?
– Когда это?
– Ну, вчера утром, в павильоне, – сказал я прежде, чем спохватился. – Что-то насчет генерала…
Она помрачнела:
– Откуда ты… Ах да, шапка-невидимка! Ты подслушивал, да?
– Нет! Ну, то есть на самом деле нет. Я просто…
От необходимости объясняться меня спасло то, что подошли Зоя и Гроувер с напитками и выпечкой. Нам с Бьянкой принесли горячий шоколад. Себе они взяли кофе. Мне достался черничный кекс, и кекс был такой вкусный, что мне почти удавалось игнорировать гневный взгляд Бьянки.
– Надо использовать выслеживающее заклятие, – сказала Зоя. – Гроувер, у тебя желуди еще остались?
– М-м, – ответил Гроувер. Он жевал кекс с отрубями, прямо с оберткой. – Думаю, да. Мне надо только…
Он застыл.
Я собирался спросить, что случилось, как вдруг на нас повеяло теплом, будто весенний ветерок заблудился и залетел сюда, в зиму. Свежий ветерок с ароматом полевых цветов и солнца. И что-то еще – будто голос, который пытался что-то сказать. Предупредить о чем-то.
– Гроувер, твой стаканчик! – ахнула Зоя.
Гроувер выронил стаканчик, разрисованный птичками. И вдруг птички отделились от картона и разлетелись прочь: стайка крохотных голубков. Моя резиновая крыса пискнула. Она пробежала по перилам и шмыгнула в кусты: настоящая шерсть, настоящие усики…
Гроувер рухнул без сознания рядом со своим кофе, который дымился на снегу. Мы столпились вокруг, пытаясь привести его в чувство. Он застонал, веки у него затрепетали.
– Эй! – воскликнула Талия, прибежавшая с другого конца улицы. – Я просто… Что с Гроувером?
– Не знаю, – сказал я. – Он вырубился.
– Ы-ы-ы-ы! – застонал Гроувер.
– Ну, так поднимите его! – сказала Талия. В руке она держала копье и оглядывалась назад так, будто за нею гнались. – Надо убираться отсюда.
Мы успели дойти до окраины поселка, прежде чем появились первые двое воинов-скелетов. Они выступили из-за деревьев по обе стороны дороги. Вместо серого камуфляжа они теперь были одеты в синюю полицейскую форму штата Нью-Мехико, но полупрозрачная серая кожа и желтые глаза остались теми же самыми.
Они выхватили пистолеты. Честно говоря, когда-то мне хотелось выучиться стрелять из пистолета, но сейчас, когда воины-скелеты целились в меня из своих пушек, мне что-то расхотелось.
Талия стукнула себя по запястью. Эгида ожила и развернулась во всю ширину у нее на запястье, но воины даже не поморщились. Светящиеся желтые глаза были устремлены прямо на меня.
Я обнажил Стремнину, хотя и не думал, что от нее будет толк против пистолетов.
Зоя с Бьянкой натянули луки, но Бьянке приходилось нелегко, потому что Гроувер все время терял сознание и приваливался к ней.
– Отступаем! – сказала Талия.
Мы начали отступать – но тут послышался шелест веток. И на дороге позади нас появились еще два скелета. Мы были окружены.
Интересно, а куда делись остальные? В Смитсоновском музее я видел целую дюжину. Но тут один из воинов поднес ко рту мобильник и что-то сказал. Точнее, не сказал. Он издавал клацающие, щелкающие звуки, как будто точил кость мертвыми зубами. И вдруг я понял, что происходит: скелеты разделились, чтобы разыскать нас. И эти скелеты теперь вызывают своих собратьев. Скоро сюда явится вся компания!
– Уже близко… – простонал Гроувер.
– Да они уже здесь! – сказал я.
– Нет! – возразил он. – Дар! Дар дикой природы…
Я не знал, о чем он говорит, но его состояние меня тревожило. Он был не в той форме, чтобы бежать, а уж тем более драться.
– Придется сражаться один на один, – сказала Талия. – Их четверо. Нас четверо. Может, тогда на Гроувера не обратят внимания.
– Договорились, – сказала Зоя.
– Природа… – простонал Гроувер.
Теплый ветер пронесся по ущелью, зашелестел ветвями деревьев, но я не сводил глаз со скелетов. Я вспомнил, как генерал злорадствовал по поводу судьбы Аннабет. Я вспомнил, как предал ее Лука.
И я бросился в бой.
Первый скелет выстрелил. Время замедлило ход. Не могу сказать, будто я видел полет пули, но я чувствовал ее траекторию так же, как чувствовал водяные струи в толще океана. Я отбил пулю клинком и побежал дальше.
Скелет выхватил полицейскую дубинку, и я отрубил ему руки по локоть. Потом взмахнул Стремниной и разрубил его пополам в поясе.
Кости скелета рассыпались и со стуком обрушились на асфальт. И почти тут же задвигались, восстанавливаясь. Второй скелет клацнул на меня зубами и попытался выстрелить, но я вышиб у него пистолет, и тот улетел в снег.
Я думал, будто неплохо управляюсь с ними, пока другие два скелета не выстрелили мне в спину.
– Перси! – заорала Талия.
Я ничком рухнул на мостовую. И внезапно кое-что осознал… Я остался жив. Попадания пуль ощущались, как толчок в спину, но меня они не ранили.
Шкура Немейского льва! Пальто-то у меня пуленепробиваемое!
Талия бросилась на второй скелет. Зоя с Бьянкой принялись стрелять в третий и четвертый. Гроувер только стоял и протягивал руки к деревьям, как будто собирался их обнять.
Слева от нас в лесу раздался грохот, как от бульдозера. Возможно, к скелетам прибыли подкрепления. Я поднялся на ноги и увернулся от полицейской дубинки. Скелет, который я разрубил пополам, уже восстановился и направлялся ко мне.
Остановить их было невозможно. Зоя с Бьянкой стреляли им в головы в упор, но стрелы просто пробивали пустые черепа насквозь. Один ринулся на Бьянку, и я подумал было, что ей конец, но она выхватила свой охотничий нож и ударила воина в грудь. Скелет вспыхнул целиком, оставив после себя крохотную кучку пепла и полицейскую бляху.
– Как ты это сделала? – спросила Зоя.
– Не знаю! – нервно ответила Бьянка. – Просто удачный удар.
– Ну, тогда попробуй еще раз!
Бьянка попыталась, но оставшиеся три скелета теперь остерегались ее. Они теснили нас, держа на расстоянии полицейской дубинки.
– Какие будут идеи? – спросил я, отступая.
Никто не ответил. Деревья позади скелетов дрожали. Ветки трещали.
– Дар… – бормотал Гроувер.
И тут с громким ревом на дорогу выскочила самая здоровенная свинья, какую я видел в своей жизни. Это был дикий кабан ростом в десять метров, с сопливым розовым пятаком и клыками размером с каноэ. На спине топорщилась бурая шерсть, кабаньи глазки были дикие и злые.
– И-И-И-И-И! – взвизгнул кабан и расшвырял клыками все три скелета. Да с такой силой, что скелеты врезались в деревья или в склон и разбились в куски: берцовые, локтевые и плечевые кости полетели во все стороны.
Потом свин обернулся к нам.
Талия вскинула копье, но Гроувер завопил:
– Не убивайте его!
Кабан хрюкнул и копнул копытом землю, готовясь атаковать.
– Это же Эриманфский вепрь! – сказала Зоя, стараясь не терять спокойствия. – Не думаю, что мы сумеем его убить.
– Это дар, – сказал Гроувер. – Благословение дикой природы!
Вепрь взвизгнул и взмахнул клыками. Зоя с Бьянкой увернулись. Мне пришлось оттолкнуть Гроувера в сторону, иначе бы он въехал прямо в скалу на экспрессе «Кабаний клык».