— И это может быть сделано…
— Через грех, сын мой. Через грех. Покоритесь через грех и вы достигнете Универсальной Сущности.
Это было ужасно… И в тоже время, — подумал Худ, — просто невероятно, что все это может восприниматься всерьез. Но так оно и было, причем началось уже давно, и притягательная сила этой секты для множества женщин сомнений не вызывала. Именно об этом учении Клеймор совершенно справедливо сказал, что оно причинило столько вреда, погубило таких умных женщин, от которых вполне можно было ожидать, что они поймут его истинную сущность и ей воспротивятся.
Загора налил себе полный бокал вина и жадно выпил. Струйка потекла у него по подбородку, Худу показалось, что он испытывает удовольствие от такого вульгарного поведения. Хозяин поставил бокал и сказал Чену что-то, чего Худ не понял.
— Я чувствую, вы наверняка станете истинным сторонником моего учения, мистер Худ. — Загора отодвинул стул, Худ тоже хотел было подняться, но тот жестом остановил его. — Нет, вы мой гость. Я вынужден вас оставить, у меня есть другие обязанности, но все наши удобства в вашем распоряжении. Все, что у нас здесь есть, ваше. Приглашаю вас подумать, чего вам в глубине души больше всего хочется, чего вы жаждете больше всего на свете, что доставило бы вам наибольшее наслаждение. Мы можем предоставить вам все, абсолютно все!
Он вышел из-за стола. Худ увидел, как с другого конца комнаты вошла Маларен.
— Вы должны освободиться от мысли, — а я обнаружил, что эта мысль странным образом укоренилась в умах некоторых моих англосаксонских друзей, — относительно того, что женщины не слишком любят секс, что они не наслаждаются им, не испытывают удовольствия от того, что юристы и эксперты называют отклонениями. Но я чувствую, вы вряд ли разделяете их ошибочные представления. В любом случае, я уверен, вы найдете здесь то, что вам нужно. У вас широкий выбор; мир был создан не вчера!
— А теперь вам придется извинить меня. У меня есть определенные часы для размышлений, определенные часы для покаяния и умерщвление плоти. Я уверен, вы сумеете использовать наши возможности. Мы немало поработали, чтобы сделать их идеальными. Вы должны почувствовать себя совершенно свободным, чтобы реализовать все свои фантазии. Вам будут созданы все условия. А после этого мы снова поговорим. Кстати, Маларен будет вашим опекуном. Спокойной ночи.
Худ встал, но прежде чем он успел что-то предпринять, Загора повернулся, прошел через арку и исчез. По комнате пронесся поток воздуха, словно кто-то открыл наружную дверь. Худ был зол, расстроен и чувствовал, что его надули. Снова он почувствовал себя страшно беззащитным.
Маларен приблизилась и остановилась в ожидании. Худ допил вино. На другом конце комнаты в полной готовности стоял Чен.
— Хотите пойти со мной? — спросила Маларен.
Худ овладел собою.
— Конечно, но прежде всего мне хотелось бы получить сигареты и мою одежду. Не могли бы вы проводить меня туда, где они лежат?
— Нужно выполнять желание Учителя, делать то, что он сказал, чтобы подготовиться к дальнейшему.
— Давайте начнем с этого, — Худ посмотрел ей прямо в глаза. Она поколебалась, но потом повернулась и пошла вперед.
Они поднялись по широкой изогнутой лестнице, повернули в маленькую лоджию и она открыла дверь. Комната была обставлена с аскетичной простотой: матрас на низкой деревянной кровати, низкий лакированный столик, тростниковые циновки. В дальнем конце комнаты — туалет с душем и умывальником. Никаких признаков его одежды. Потом он заметил встроенный в стену шкаф. Вся одежда была внутри — кроме пиджака.
Он похлопал по брючному карману, нашел сигареты и зажигалку, закурил и глубоко затянулся. После этого захлопнул шкаф и подошел к двери. Маларен ждала снаружи.
— Маларен, грех подождет, — сказал Худ. — Вам лучше немного поспать. Встретимся утром, — и захлопнул дверь.
Худ сидел в темноте на кровати и курил. Он переоделся в собственную одежду и обнаружил, что ему оставили брючный ремень. Тот всегда можно было использовать как оружие в чрезвычайных обстоятельствах. Хитроумное устройство пряжки позволяло вынимать центральный язычок и ставить его на место, так что когда он обмотал ремень вокруг руки, в кулаке у него оказался двухдюймовый стальной штырь. Он чувствовал, что приближается момент, когда придется его использовать.
Худ ждал. В доме было тихо. Два часа ночи. В окно были видны освещенные луной лужайки с густыми тенями. Он медленно докурил сигарету. В идеальном случае пригодились бы туфли на веревочной подошве, но и его легкие башмаки телячьей кожи тоже годились.
Он пересек комнату и осторожно открыл дверь. В лоджии было темно. Худ шагнул вперед — и едва удержал равновесие. Обнаженная Маларен, свернувшись клубочком, дремала на коврике у порога, и когда он собрался её перешагнуть, проснулась и села.
Худ приложил палец к губам. Она молча поднялась на ноги, не спуская с него глаз. Слабый свет, проникавший через открытую дверь комнаты, золотил обнаженное тело.
— Что вы здесь делаете? — прошептал Худ. — Маларен, я думал, вы мой опекун, а не охранник.
— Это мое наказание. — Казалось, что её совершенно не волнует нагота, она просто стояла перед ним, не пытаясь укрыться.
— За что?
— Я должна отбывать наказание.
— Это не причина, — прошептал Худ и коснулся её руки. — Боже мой, вы замерзли. Вот… — он вернулся в комнату, взял кимоно, в котором ходил до того, и набросил ей на плечи. Потом отбросил назад рукава и завязал пояс. Кимоно было велико для нее, но все же лучше, чем ничего. — А теперь отправляйтесь спать.
— Что вы собираетесь делать? — спросила она.
— Взглянуть на имеющиеся запасы и чего-нибудь выпить. А вы оставайтесь и сторожите дверь, пока я не вернусь, И будьте хорошей девочкой.
— Я должна идти с вами.
Худ взглянул на нее. Ладно, подумал он, симпатичная девочка, все будет в порядке.
— Да, конечно. Ведь вы же мой проводник. Идите вперед.
Она спустилась по лестнице, приподнимая подол кимоно. Что же задумал Загора? Что? Она всего лишь тонкая соломинка в его руках…
Внизу девушка пересекла полутемный коридор и свернула в одну из открывшуюся перед ними комнат. Когда она дошла до арки в дальнем конце комнаты, Худ повернулся и на цыпочках проскользнул в арку, через которую они вошли. Свернув в сторону, он оказался в маленьком вестибюле, свет в который проникал только сверху, и притаился. Худ слышал, как прошла Маларен, его разыскивая. Потом выждал несколько минут и осторожно вышел.
Он прошел по слабо освещенным комнатам, пробуя ставни на окнах. Однако все они были заперты каким-то способом, с которым он не справился. Он обнаружил две двойные двери, также запертые и ведущие дальше в глубину дома, и ярко освещенный коридор, заканчивавшийся железной решетчатой дверью. Худ постоял немного, глядя вдоль коридора, но никто не появился. Ясно, что от другой части здания он отрезан.
В узкой длинной комнате, оказавшуюся за соседней дверью, Худ наконец обнаружил незапертый ставень. Он осторожно отодвинул его и выбрался наружу. Стараясь держаться в тени, осторожно обошел ту часть здания, которая оказалась недоступной изнутри; там он обнаружил другой вход. Из попытки проникнуть внутрь ничего не получилось. Виден был свет, пробивавшийся через застекленный люк в середине крыши, кто-то не спал.
Затем он едва расслышал тихий смех, смеялась женщина. Смех все нарастал, постепенно он становился неудержимым. Это было ужасно, и Худ вздрогнул. Тиара?
Вдруг за углом послышался скрип гравия. Худ окаменел и прижался к стене. Приближались чьи-то шаги, никто не появлялся, но ошибки быть не могло. Кто-то подстерегал его с другой стороны.
Худ отступил в тень, нашел окно и вернулся внутрь, потом опустил ставень, пересек комнату — и лицом к лицу столкнулся с Маларен.
— Я потеряла вас, — сказала она, — и испугалась.
— Чего вы испугались?
— Того, что потеряла вас. Вы исчезли. Пожалуйста, не исчезайте.
— Тот освещенный коридор и есть юдоль греха? — спросил Худ.
Она кивнула.
— Но я не могу провести вас туда. Слишком поздно.
— Очень хорошо. А как насчет что-нибудь выпить?
— Я принесу.
Худ поднялся к себе и вскоре появилась девушка с бутылкой граппы и бокалом.
— Хорошая девочка.
Напиток не из его любимых, но Худ был рад, что она не принесла ракию.
— Входите и присядьте, Маларен. Возьмите себе бокал: нет, возьмите этот, а я возьму стакан для зубных щеток.
Она закрыла дверь и села на кровать. Он налил граппу, отхлебнул и почувствовал, как теплый комок покатился по пищеводу. Она отхлебнула из своего бокала, закашлялась, скривилась и поставила бокал на пол.
— Эта штука обжигает рот!
— В этом-то и суть. Вижу, вы недалеко продвинулись по дороге греха.
— Да, сэр.
— Оставьте это «сэр»!
Худа трогала её невинность и свежесть — и в таком-то месте! Он чувствовал себя отвратительно из-за того, что ей приходится жить в такой близости к разврату и предстоит учиться отвратительным вещам. Он закурил и налил еще.
— А что случилось бы, если бы вы на самом деле потеряли меня сегодня вечером?
— Меня бы наказали.
— Учитель?
Она кивнула.
— Я заслужила это.
— Неправда. Пейте свою граппу. Вам это нужно: вы слишком замерзли. Почему вам приходится отбывать наказание?
— Я не могу сказать вам, сэр.
— Очень хорошо. Но пейте вашу граппу.
Она отхлебнула маленький глоток, снова закашлялась, а потом неожиданно рассмеялась. Это совершенно преобразило её лицо.
— Я первый раз вижу, как вы смеетесь, — сказал Худ.
— Можно мне сигарету?
— Это разврат. — Он достал сигарету и дал ей прикурить.
Затянувшись она широко открыла рот, выпустила дым одновременно изо рта и из носа, закашлялась и принялась тереть глаза, а потом протянула сигарету обратно.
— Это ужасно.
— Согласен.
Они уселись на кровать. Он был искренне признателен ей и вздрогнул при мысли, какой была бы эта ночь без нее. Она положила свою руку на его и он почувствовал себя отчасти защищенным. Типичный признак слабости, — сказал он сам себе, причиной стали слишком много трудностей. Слишком просто заняться с ней любовью, но она не сможет отнестись к этому легко, а причинить ей боль — ужасно.