Вдруг девушка отбросила волосы назад, шагнула к Худу и положила голову ему на грудь. Кусая губы, она старалась не расплакаться — неслыханное напряжение отпустило. Потом вздрогнула и обняла его.
— Они вернутся?
— Возможно. Спокойно отдохнуть здесь не удастся.
— Те двое около ворот… Это ужасно…
— Иначе там лежать бы нам с тобой.
— Нет — нет!
— Как ты туда попала? И почему сбежала от меня у Гастона?
— Как ты узнал, что я здесь?
— Сначала ответь мне!
— О, Чарльз, только не сейчас, не запугивай меня. Сначала я была им просто увлечена. Сам видел, он такой необычный человек, неотразимый, одаренный тайной силой…Многосторонний и неповторимый, в каком-то необычном смысле слова привлекательный…
— Эту часть можно опустить.
— Я думала, ты меня спрашиваешь, — она укоризненно и как-то беззащитно посмотрела на него, а он подумал, что она продолжает играть.
— Я была польщена. Могу рассказать тебе о сотне, нет, о пяти сотнях умнейших женщин, которые просто умирают от желания с ним познакомиться, встретиться хоть на полчаса, иметь возможность, скажем так, оказаться внутри его ближнего круга, стать одной из тех, кого он избирает.
— А он тебя избрал?
— Конечно. Я была просто глупа. В то утро, когда я сбежала от тебя, я поехала в замок, который он получил от одной из своих поклонниц — это большое богатое поместье возле Лошеза — и там все пошло как-то не так. Учитель пришел в ярость оттого, что я не привезла с собой Тикл.
— Что?
— О, он просил меня об этом. Учитель постоянно говорил, что хочет, чтобы мы вдвоем присоединились к его избранным, причем особенно хотел, чтобы она приехала именно в тот раз. Я поговорила с Тикл и мы обо всем договорились. Она собиралась ехать. Однако в последнюю минуту почему-то отказалась. Не знаю, что за дело у неё вдруг возникло, но я приехала одна. И когда появилась в Лошезе без нее, он страшно разозлился. Никогда прежде я не видела его в таком состоянии. Учитель требовал, чтобы я срочно позвонила Тикл. Он продолжал настаивать и я почти согласилась, но потом вдруг сказала, что не могу, это просто глупо.
— А почему вдруг?
— Мне не понравился тон, которым все это было сказано. И я сказала ему об этом. Я совершенно искренне сказала ему, что не могу и что намерена вернуться домой. Тогда он стал просто ужасен — превратился в настоящее чудовище. Меня заперли наверху, дали мне какие-то таблетки — не знаю, какие — и вот я очутилась здесь. Каким образом — понятия не имею.
По мере рассказа она все сильнее бледнела.
— В Лондоне пытались похитить Тикл.
— О, Господи! — Тиара снова напряглась. — Я знала это! Я чувствовала, что-то должно случиться. С ней все в порядке?
— Насколько мне известно — да.
— Чарльз, откуда ты все это знаешь? Как получилось?..
Она замолчала и глядя на него, как он закуривал и делал первую глубокую затяжку. Потом Худ коротко рассказал ей все.
— Чарльз Худ? — протянула она. — Это гораздо лучше, чем…
— Тиара, послушай, — нетерпеливо перебил он. — Это дело необычайной важности, Загора попытался заставить вас выдать всю информацию Ай-Си-Си, формулы, данные и так далее.
— О, да, я понимаю, — она нервно отошла в сторону, потом снова повернулась к нему. — Да, точно.
— Ты что-нибудь ему сказала?
Она покачала головой.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Он так странно на меня влиял… Несколько раз почти довел до предела… Похоже на то, как работали мы с Тикл, когда слова возникали из ничего, просто появлялись — и все. И я чувствовала себя примерно также, как тогда. Должна признаться, что противостоять ему невероятно трудно, и вполне возможно, что в конце концов я бы сломалась и что-нибудь сказала: но я не сказала, Чарльз. Я этого не сделала!
— Умница.
— Он даже пытался заставить меня мысленно связаться с Тикл, чтобы уговорить её приехать сюда или в Венецию, требовал, чтобы я думала об этом, концентрировалась на этом — чтобы убедить её приехать.
— Понятно, — кивнул Худ. — Теперь наша задача — поскорее убраться отсюда. Хотя, пожалуй, до утра двигаться не стоит.
— Но Чарльз, ты же ранен. Нужно что-то сделать с твоей шеей.
Рану чертовски дергало.
— Минутку. — Худ нагнулся, стараясь сделать лампу ярче, но та оставалась такой же тусклой и не реагировала на его усилия. Он выпрямился. — Я бы сейчас съел лошадь.
— Может быть, здесь есть какие — нибудь консервы или сухари?
Худ поморщился.
— Послушай, обжора, если это для тебя недостаточно хорошо…
Худ улыбнулся. Уже лучше. Девушка постепенно приходила в себя.
— Давай-ка посмотрим, что тут вообще есть, — предложил он.
В доме была только одна комната с галерей вдоль двух стен, где хранилось альпинистское снаряжение, походный инвентарь и множество всякого хлама. Внизу в углу нашлась газовая плитка с полупустым баллоном бутана. Они нашли две консервных банки с равиоли, банку томатов и немного воды в трех походных канистрах. Девушка принялась готовить ужин.
— Совсем как дома!
Она взглянула на него, и Худ почувствовал, как пробуждаются старые воспоминания. Похоже, он намеревался быть пойманным на очередной попытке изнасилования — если им удастся выбраться отсюда живыми. Они слились в долгом поцелуе, она страстно и нежно обвила его руками и положила голову на грудь. Потом расстегнула ему рубашку, просунула внутрь руки и тесно прижалась к нему. Но тут же отстранилась, как бы защищаясь, словно хотела легкой шуткой прервать внезапный прилив нежности.
— Теперь я снова готова вернуться к тренировкам — чтобы пробежать следующую олимпийскую милю.
— Ты достаточно тренирована, чтобы принять участие в беге с препятствиями.
Она быстро все приготовила, разложила еду на оловянные тарелки из походного набора и, когда он вернулся в дом, проведя короткую разведку снаружи, показала бутылку виски.
— Посмотри, что я нашла! Ты выпьешь, или будешь ждать, когда я сделаю коктейль?
Ели они так, словно неделю голодали. Тиара беззаботно болтала, стараясь побороть неловкость. Она начала расспрашивать про его жизнь и Худ кое-что рассказал. Но когда он захотел узнать о Загоре и всей загадочной деятельности в Куан-т'энг, а заодно о приезжавших туда женщинах, Тиара возразила:
— Милый, может вернемся к этому позднее? Я чувствую, что они где-то близко. Они обладают какой-то гнетущей властью над тобой. Если мы сейчас начнем говорить о них, они непременно нас найдут, я твердо знаю. А мне хотелось бы избавиться от них навсегда. Ты меня понимаешь, да?
Он немного поколебался, потом наполнил два бокала и она выпила свой залпом.
— Тебе холодно? — Он вспомнил, что на ней нет ничего, кроме легкого платья, и поднялся поискать чего-нибудь в сваленном в комнате барахле. Чертова лампа! — Свет совсем ослаб, и когда он попытался вывернуть фитиль, это ничего не дало.
— Кончился керосин. Пожалуй, лучше нам устраиваться.
Худ нашел два спальных мешка и расстелил их на полу.
— А как насчет двуспальных мешков, дорогой? — рассмеялась она.
— Пожалуй, в этих будет лучше.
— Ты же не станешь утверждать, что никогда не занимался любовью при исполнении служебных обязанностей. Я это уже проверяла.
— Все было сделано с определенной целью.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что занимался со мной любовью как с заурядной проституткой?
— Нет. Но нам может понадобиться спешно уходить.
— Дорогой мой, ты же знаешь как это бывает, — легко войти и ещё легче выйти. — Снова раздался смех.
— Пошли спать, — буркнул Худ.
— Знаешь, спальные мешки — мое любимое место, особенно после того, как я прочитала «По ком звонит колокол». Почему бы ему не позвонить для меня?
Он рассмеялся.
— У тебя просто дар уговаривать, дорогая. Она сбросила туфли и сняла платье через голову.
С первого взгляда Худ задрожал от возбуждения. Ей ничего не нужно было делать — длинные ноги, гладкие твердые бедра и крутые шары грудей говорили сами за себя. Она была из тех счастливиц, которые выглядят весьма изящно, когда они одеты, а когда раздеваются, становятся ещё лучше. У большинства изящных женщин мальчишеские бедра, и раздеваясь, они теряют половину своей прелести. У Тиары же были и изящество, и формы.
Худ нежно целовал её, она крепко прижалась к нему животом.
— Чарльз… милый… Я хочу сейчас же.
— Зато, дорогая, я сейчас не хочу.
— Милый, я так давно не трахалась… Ну что мне с тобой делать?
Тиара часто задышала.
— Что ты делаешь?
— Проверяю, что мне досталось.
— Пошли спать, — буркнул Худ.
— Я должна закончить инвентаризацию.
— Это подождет. — Он решительно отстранил её и смотрел, как она неохотно забирается в спальный мешок. Лампа почти погасла. Худ разделся, положил пистолет рядом и залез в свой спальный мешок.
Он закурил последнюю сигарету, она придвинулась к нему поближе.
— Знаешь, милый, похоже, ты нашел очень старый спальный мешок, — она тихонько рассмеялась.
— Помолчи.
— Никто не может оставаться островом, по крайней мере, не должен.
— Давай спать.
— Той девушке из романа Хемингуэя повезло, по крайней мере её изнасиловали.
Ответа не последовало.
— Ты целый день мне говорил: «Давай, давай.» Теперь ты наконец у цели. Чарльз… дорогой… В конце концов девушка тоже имеет права… — Она по-кошачьи замурлыкала, что немедленно вызвало нестерпимое воспоминание о ночи, проведенной у Гастона, и напомнило о её особом очаровании. Вынести такое было просто невозможно. Худ потушил сигарету и перебрался к ней.
Лампа погасла. Ее теплое тело прижалось к нему.
— Любовь в темноте — это великолепно! Ты не чувствуешь, как в тебе просыпается тигр? — рассмеялась она. — Дорогой, не забудь про пистолет. Кажется, это называется русской рулеткой — и так возбуждает!
Сквозь ставни пробивался рассвет. Худ пошевелился. Молочно-белая спина прижималась к нему, но Тиара уже проснулась. Проснулась минут десять назад — и молча приглашала его, осторожно, но требовательно. Его рука скользнула по соблазнительным плавным изгибам. Она была великолепна. Нет, черт возьми! Пора отсюда убираться.