В остальной части комнаты расставлены простые деревянные столы, где посетители пили кофе или играли в карты. С другой стороны виднелась касса. Кассир спрашивал у клиента, что тот заказывал, подсчитывал на бумаге сумму, клал деньги в ящик стола и отсчитывал сдачу из столбиков монет на столе. Он считался уважаемым человеком, потому что имел дело с деньгами, быстро считал и к тому же был владельцем заведения. Рядом с его столом в раковине мыл грязную посуду сын хозяина, он же официант.
Если в кафе все же заходила пара туристов, официант вежливо принимал заказ, обслуживал и больше не обращал на них внимания. Другие посетители также их игнорировали, даже не смотрели в ту сторону. На Абдула, который сидел за своим кофе с раскрытой книгой, тоже не обращали внимания — он был не из их числа. Его одежда, книга — все говорило о том, что он имел более высокий статус, возможно, был студентом. Он сидел там уже двадцать минут и пил вторую чашку кофе, когда вошел Махмуд. Он не поздоровался с Абдулом, а прошел к бильярдному столу и какое-то время наблюдал за игрой, затем подошел к столу с картами и по-приятельски заговорил с игроками. Потом взял табуретку, подошел к столу Абдула и сел рядом.
Абдул продолжал читать, но Махмуд кивком подозвал официанта и заказал кофе.
Когда официант принес заказ и удалился к раковине, Махмуд сказал:
— Мы узнали, где он живет, но Лейла считает, нужно подождать.
Абдул пожал плечами.
— Все просто, как дважды два, — Махмуд щелкнул пальцами. — Район новый, дом тоже. Он живет в первом этаже, в квартире, выходящей на авеню Шалом, но вход в конце дома, с тротуара. И по другую сторону улицы нет домов.
— И что?
— И то: Лейла считает, все слишком просто. Может, это ловушка.
— Женщины! — презрительно хмыкнул Абдул. — Вечно они паникуют!
— Нет, Абдул, Лейла не такая, у нее голова на плечах. И она не хуже любого мужчины в нашей организации. Но она узнала, что в Тель-Авиве он жил на верхнем этаже, хотя его жена болела и не могла подниматься по лестнице. Почему же здесь выбрал первый?
— Потому что его жена больна и не может подниматься по лестнице. Ты сам это только что сказал, — заметил Абдул. — К тому же в Иерусалиме трудно найти квартиру.
— Но если его сюда вызвали, разве правительство не могло позаботиться о квартире?
— Правительство иногда не заботится о квартирах даже для больших людей — своих министров. Поверь мне, из-за него затрудняться не станут. Если Лейлу беспокоит только это, она просто паникерша. Свяжись со Швейцарцем, чтобы подготовил и проверил устройство. В прошлый раз оно сработало раньше, чем нужно.
— Между двумя въездами есть место, где он ставит машину, — заметил Махмуд. — Он выезжает на тротуар и паркуется между двумя зданиями. Швейцарец может сделать штуку, которую мы прикрепим к его машине…
— Идея Лейлы? — презрительно спросил Абдул. — Прекрасно! Поздно ночью будет прекрасно слышно, как открывают и закрывают капот. Нет, лучше всего обычная машинка. Ее можно установить и днем, а когда мы будем идти по улице, никто не подумает остановить нас и спросить, что мы тут делаем.
— Хорошо, я скажу Швейцарцу. — Махмуд допил свой кофе, Абдул вернулся к книге, но Махмуд продолжил: — Лейла спрашивает, что это за американец, с которым ты так дружишь.
Абдул закрыл книгу и впервые повернулся к приятелю.
— Так Лейла думает, что может мне указывать, с кем дружить? А она одобряет мою дружбу с тобой?
— Нет, но — американец и еврей?
— У меня насчет него есть план.
— Она думает, может, у него план насчет тебя.
— У Роя? — Абдул рассмеялся. — Она думает, Рой со мной играет?
— Однажды она видела его в ресторане с пожилым мужчиной. Они молча ели и просидели там, пока все не ушли. Сидели, пили кофе и молчали. Подозрительно.
— Скажи Лейле, чтобы перестала повсюду видеть агентов. Это был его отец.
— Нет, Абдул, она вернулась туда через несколько минут — сказала официанту, что забыла шарф на стуле, — и они ссорились. Твой молодой друг грубо говорил с пожилым. Ни один сын так не разговаривает с отцом.
Абдул улыбнулся.
— Ты не знаешь американцев.
Глава 27
Ребе встретился со Стедманом в «Царе Давиде», и тот так крепко пожал ему руку, будто они были друзьями и не виделись сто лет.
— Не могу передать, как я рад, что вы согласились прийти, ребе. Я позвонил вам в каком-то порыве. А если бы подумал, то не сделал бы этого из-за Субботы.
— Я полагал, вы хотите, чтобы я пришел. К тому же теперь я справляю Субботу иначе и даже не всегда хожу в синагогу.
— Правда?
— Я иду туда, когда мне этого хочется. В Америке это стало привычкой, а этого я не хотел.
— Это снова станет привычкой, когда вы вернетесь, так?
— Если я вернусь.
Стедман подождал продолжения, и не дождавшись, решил не давить.
— Рой придет прямо в автомагазин, — сказал он, когда они зашагали в ту сторону. — Я подумал, это хорошая возможность вам познакомиться. Я ему позвонил, рассказал о нашем визите в гараж и о том, что собираюсь зайти к Мевамету. Он явно заинтересовался и предложил пойти сегодня, а я согласился, потому что не хотел его разочаровывать. Знаете, если бы я сказал, что сегодня Суббота и мы пойдем на следующей неделе, он мог подумать, что я хочу от него отделаться. Уверен, в этом ключ к нашей проблеме.
— Вы хотите купить его дружбу?
— Нет, конечно, нет. Но пока он в университете, как я могу с ним встретиться? Разве что пообедать вместе раз-другой? А ему обычно рано вставать. Но если у меня будет машина, он возьмет несколько выходных, и мы поедем в Галилею или в Негев, будем много общаться друг с другом. Я знаю здесь по всей стране немало людей, он сможет познакомиться с израильтянами, узнать, что они думают. И тогда, вернувшись в университет, станет иначе смотреть на многие вещи…
Ребе увидел табличку с названием улицы.
— Вот и авеню Шалом.
— Хорошо. Мы встречаемся с ним в начале квартала, это еще далеко. Скажите, вы разбираетесь в машинах?
— Я вожу их, и только.
— Тогда, если не возражаете, я скажу, что мы с вами договаривались раньше, и вы просто согласились присоединиться.
— Хорошо.
Когда они пришли, Рой уже рассматривал вывеску перед новым зданием. Огромная, изрядно потрепанная непогодой вывеска гласила, что «Строительная компания Резника» планирует построить большой жилой комплекс с центральным отоплением, газом, радио- и телеантеннами, встроенными шкафами, и все это — на целый квартал. В углу вывески был прилеплен чертеж, на нем — семь выходов на улицу Кол Тов и столько же на улицу Мазл Тов, а два ряда домов замыкали приличное пространство, засаженное деревьями и кустарником и испещренное пешеходными дорожками и террасами. По нарисованным дорожкам шагали маленькие фигурки. Все это должно быть готово в 1971 году, гласила старая надпись, но поверх нее значилось: готово к заселению.
Ребе огляделся и увидел пустырь, заваленный камнями и щебенкой, с редкими прядками травы и засохшими кустами. Из деревьев там росли лишь низкие оливы с узловатыми выкрученными ветвями. За домом виднелся такой же пустырь, но более жизнерадостный из-за бедуина, который сидел на камне и что-то ел, пока маленькое стадо коз доедало скудные клочки травы.
Улица Мазл Тов, как и параллельная ей Кол Тов, была даже не замощена, а покрыта желтой иерусалимской пылью.
— Нам какой номер — первый? Это в том конце, — сказал Рой. — Здесь номер тринадцать.
Они зашагали по Мазл Тов, перепрыгивая с кочки на кочку, пока не допрыгали до тротуара и к дверям дома.
— Не похоже, чтобы здесь кто-то жил, — заметил Рой.
— На почтовом ящике есть карточка с фамилией, — возразил его отец. — Нам сюда.
Он постучал в дверь, изнутри донесся хриплый голос:
— Открыто, входите.
В большой пустой комнате было несколько складных стульев и ничего больше — ни столов, ни ковров, ни занавесок, ни ламп. Одинокая фигура посередине не пошевелилась, но кивнула, предлагая присесть.
Маленький худой человечек, почти совсем лысый, был одет в пижаму и халат. На виске билась голубая жилка, одну щеку периодически подергивал тик, но он умудрялся скорчить гримасу и остановить его, поджав уголок рта.
— Это вы вчера справлялись обо мне в магазине? — говорил он на гортанном иврите.
— Да, мы, — кивнул Дэн. — Меня зовут Стедман, а это мой сын. Мой друг Смолл. — Природный такт помешал ему сказать, что тот раввин.
На уровне плеча к стене была прикреплена мраморная полка — что-то вроде каминной доски, там стояли бутылка и бокалы. Мевамет налил себе и вопросительно взглянул на гостей.
— Немного бренди? Боюсь, это все, что я могу предложить. — Когда они отказались, он продолжал: — Я немного простыл, а это помогает. — И правда, голос его срывался на хрип, он часто кашлял.
— Видно, сильно простудились, — заметил Дэн.
— Да, моя соседка напротив тоже больна, так она порекомендовала мне своего врача. Он был в моем списке Kupat Cholim[21], так что я позвонил ему, и он сказал, что придет сегодня, завтра или послезавтра. В этой стране надо выучиться терпению. Еще месяц назад, до переезда сюда, я заказал мебель, коврики, диван и стулья. Хорошо, если их доставят в следующем месяце. Эти стулья, кровать и кухонный стол я привез со старой квартиры. Но вам это неинтересно, вы хотите машину. Расскажите, что именно вы хотите, какими деньгами располагаете, и я вам ее достану. — Он перешел с иврита на идиш, а когда говорил о машинах — на плохой английский, стараясь, чтобы они понимали каждое слово, и придерживался этого правила весь разговор: иврит для общих вопросов, идиш для личных и английский для дела.
— У вас в самом деле нет в наличии машин?
— Нет, я брокер. Вы хотите купить квартиру или дом — вы идете к брокеру. Вы же не ждете, что он — владелец квартиры, то же самое с акциями и ценными бумагами. И с машинами. Человек приезжает в страну на год, например профессор университета. Потом у него в семье кто-нибудь умирает, и он должен мчаться назад в Англию или Штаты. Он не знает, когда вернется, поэтому решает продать машину. Если он идет к второсортному дилеру, то получает часть стоимости. Если даст объявление в газету, будет долго ждать. Но если он приходит ко мне, я могу продать товар за день-два и по лучшей цене, хотя и не так дорого, как ему хотелось бы. Как я это делаю? Меня здесь знают. Один скажет другому, и ко мне пойдут люди — те, кто хочет купить, и те, кто хочет продать, их просто надо свести вместе.