— К чему ты клонишь, В. С.?
— Об этом я говорил на прошлом собрании — чтобы иметь двух раввинов. Ну вот, я ему про это намекнул.
— Не может быть, В. С.!
— Может. Вы знаете мой девиз: не спросишь — не узнаешь. А почему бы нет? Может, я и не член правления, но я член общины и плачу взносы.
— Хорошо, ты его спросил — и что?
— Ничего! — торжествующе ответил Маркевич. — Он не обрадовался и не огорчился, просто вежливо выслушал.
— Может, он притворялся.
Маркевич пихнул собеседника локтем и подмигнул.
— Может быть, а может, он просто этим не заинтересовался. Сказать по правде, мы слегка разочаровались в нашем ребе. То есть если он наш раввин, то пусть и ведет себя, как наш раввин. Если вы едете в Вашингтон и сообщаете своему конгрессмену, что вы там, то конгрессмен интересуется вашими проблемами, старается вам помочь или по крайней мере делает вид. Ну или на худой конец пришлет вам помощника-провожатого. Так? Вот мы и думали, что ребе будет действовать так же. Взять наш поход к Стене. Если вы идете туда со своим раввином, то ожидаете от него, что он за вас помолится. Там самое святое место, и если там можно помолиться, то почему бы этого не сделать. Так? Мы его попросили, а он отказался, пришлось молиться нам самим с Кацем, но ведь это не одно и то же. Пришлось вставлять английские слова…
С центрального стола донесся стук молоточка, и председатель призвал:
— Пожалуйста, займите свои места. Пожалуйста, все займите места.
Все поспешно стали рассаживаться, кроме собеседников — те просто понизили голос.
— Но это странно. Что это значит, как по-вашему, В. С.?
Маркевич понизил голос до шепота, который был слышен на шесть — восемь столов по соседству.
— Вот мое мнение. Маркевич трепаться не любит, но Маркевич готов поспорить десять против пятидесяти, что наш ребе, уезжая в Израиль, уехал навсегда.
Глава 31
В то время как полиция в лице Хаима Иш-Кошера и «Шин Бет» в лице Авнера Адуми старательно «сотрудничали», тот факт, что встречались они в маленьком пыльном офисе Адуми на верхнем этаже штаб-квартиры полиции (который иногда сдавался для нужд разведки), а не в более просторном и удобном офисе Иш-Кошера на первом этаже того же здания, наводил на мысль, что сотрудничество носит односторонний характер.
Стиль работы двух этих людей сильно отличался друг от друга. Иш-Кошер носил голубую форму с белой рубашкой и черным галстуком, тужурка его всегда была наглажена и застегнута, что придавало вид деловой и строгий; он часто широко улыбался, демонстрируя ослепительно белые зубы. Авнер Адуми был крупным мужчиной с круглой головой и коротко стриженными волосами, которые почти поседели, за исключением нескольких светло-рыжих прядей. Ходил он без галстука и с закатанными рукавами. Воротник рубашки был распахнут, и это, как и ермолка Иш-Кошера, служило символом политики Израиля. Довольно грубый и не терпевший возражений, он редко улыбался, как правило, не по своей воле.
— Как поживает миссис Адуми? — вежливо поинтересовался Иш-Кошер.
— Она в хадасской больнице на обследовании.
— О, сочувствую.
— Все в порядке, просто анализы.
— Шок от взрыва?
— Доктор говорит, что нет. Ее, возможно, скоро выпишут, а затем она сможет обследоваться снова. — Его глаза скользнули по ермолке Иш-Кошера. — Как я понял, твои ребята организовали дело так, что я не смогу навестить ее в субботу?
В ответ — широкая дружелюбная улыбка.
— Мои ребята? А, ты имеешь в виду верующих. Нет, дело не в том, что ты не сможешь навестить ее, а в том, что тебе придется ехать в госпиталь на автобусе или машине, а это нарушение Субботы.
Адуми остерегающе выставил указательный палец.
— Однажды мы перестанем этому подчиняться, Хаим.
— Тогда больше не станет еврейского государства.
— О нет, оно будет, но для всех евреев, а не только для твоей кучки верующих. Теперь к делу. Достал что-нибудь по Мевамету?
— Нет, но уверен, что за ним охотились. Он занимался таким делом…
— Темным? Краденые машины? Сотрудничал с арабами?
— Пока мы этого не знаем. Но в его бизнесе всегда найдутся недовольные. Покупатель, решивший, что ему всучили дрянь, продавец, который считает, что сам бы продал дороже. А может, кто-то подумал, что Мевамет придержал товар. В конце концов, он был брокером и получал только проценты.
— Но все твердили о его безупречной репутации…
— Да, но…
— Хорошо, не буду спорить. Продолжай копать, если хочешь, но ты пошел по ложному пути. Профессор университета…
— Мы проверили всех арабов, с ним связанных, — торопливо заметил Иш-Кошер.
— Да, но нам нужны были не те. Для них он был другом, собирался им помочь.
— В том-то и дело, — горячо заметил Иш-Кошер. — Видишь ли…
— Знаю, террористы не хотели, чтобы их народ жил лучше. Вся эта версия… — он взмахнул широкой веснушчатой ладонью, — только теория. Террористы так не действуют и не думают. Один араб убивает другого, и семья убитого пытается отомстить тем же — это понятно. Это не наш способ, цивилизованные люди так не поступают, но это понятно. Но если они не могут добраться до убийцы, то пытаются отомстить членам его семьи — брату, дяде, отцу. Это уже другое. Со времен Шестидневной войны, когда наша армия их победила, они пытаются отомстить. Это нормально. Но они не могут отомстить армии, а убивают кого-нибудь из мирных жителей. Которого? Для них это безразлично: это может быть старик типа Мевамета, женщина или даже ребенок.
— Но…
Снова Адуми остановил его взмахом руки.
— Естественно, они стараются убить побольше людей, поэтому взрывают рынки и вообще места, где большое скопление народа. Но мы начеку, и это для них рискованно. Поэтому они выбирают себе безопасную жертву. Если их не ловят, тогда они смелеют и снова взрывают в людных местах. Почему погиб Мевамет? Скажу тебе: потому что он был безопасной жертвой. Живет одинокий старик в новом доме, единственном жилом на всей улице, да еще и на темной. По ней можно пройти незамеченным…
— Но их видели. Доктор говорит…
— Доктор видел молодого человека, который сказал, что у него дело к Мевамету. Возможно, тот что-то видел, его нужно допросить.
— Тогда почему ты выкинул эту часть показаний доктора, когда давал материал для журналистов?
— Потому что, Хаим, я подумал, что лучше юноше самому прийти с показаниями, это докажет, что он не замешан. Он не пришел, значит, в этом деле за ним что-то есть.
— А может, просто не хочет вмешиваться, — предположил Иш-Кошер.
— Это теракт. Любой должен помочь, — Адуми мрачно покачал головой. — Я рисковал, утаивая информацию от прессы. — Затем его лицо прояснилось. — Но если он не пришел сам, значит, будет от всего отпираться. Шел дождь, воротник его плаща был поднят, доктор мог его не узнать. Хотелось бы мне с ним связаться, честное слово.
Иш-Кошер широко улыбнулся.
— Может, я помогу? Хочешь знать его фамилию? — Из дипломата, лежащего на коленях, он достал лист бумаги и передал Адуми. Там было написано: «Я пришел в семь, как и обещал. Стедман».
— Где ты это взял?
— Один из моих ребят догадался заглянуть в почтовый ящик Мевамета.
— Но здесь нет даты, может, это бросили дня на два раньше. Доктор не упоминал о записке, а сказал, что видел, как тот ушел.
— Но он мог вернуться, когда доктор ушел.
— Возможно. — Адуми изучал записку. — Стедман… где я мог слышать эту фамилию?
— Известный американский журналист Стедман сейчас в Израиле, живет в «Царе Давиде».
— Нет-нет, — Адуми стал перебирать папки на столе. — А, вот — Стедман, американский студент из университета, которого часто видят в обществе араба по имени Абдул эль-Халди. Этим Абдулом мы в свое время интересовались.
— У тебя есть что-то на него? — живо спросил Иш-Кошер.
— По твоей части? Нет, ничего особенного.
— Тогда…
— Это само по себе подозрительно, Хаим.
— Ты думаешь, те арабы, которые действуют, и те, которые вне подозрений, для тебя одинаково важны?
Адуми хохотнул.
— Хаим, ты недалек от правды. Мы подозреваем всех. Но говоря, что мы заинтересованы в Абдуле, я имею в виду, что мы следим за ним, потому что, хотя он ничего не делает, слухи все равно растут. Арабы, которые стараются быть у нас на хорошем счету, иногда допускают мелкие промашки. А его имя всплывало не раз и не два. Так что он под наблюдением. Не круглосуточным, конечно, у нас нет столько людей. Но мы следим за ним, и недавно я узнал о студенте Стедмане. Тот меня заинтересовал. И если я вижу фамилию Стедман в деле Мевамета и узнаю, что тот заходил к нему перед взрывом…
— Ты собираешься его разыскать?
— Нет, Хаим. Пока я вмешиваться не буду. Это сделают твои люди, а ты его допросишь. Вот чего я от тебя хочу…
Глава 32
Иш-Кошер взглянул на паспорт и нажал кнопку на столе. Вошел клерк, которому он передал документ и велел его проверить. Затем снова повернулся к Рою.
— Итак, мистер Стедман, мне интересно, почему вы не пришли сами. Вы гость в нашей стране, и мне кажется, должны помочь полиции.
— Но я ничего не знаю о преступлении. Я слышал о взрыве, но он случился после моего ухода, и я ничего не видел.
Иш-Кошер поправил ермолку и улыбнулся.
— Вы интеллигентный человек, мистер Стедман. Студент нашего университета. Вы должны знать, что негативная информация тоже имеет значение. Вы ничего не видели в интервале, скажем, от без пяти семь до пятнадцати — двадцати минут восьмого? Это значит, что взрывчатку заложили раньше или позже. Вам не пришло в голову, что это может пригодиться полиции?
— Ну, я думал об этом, — кивнул Рой, — но ведь доктор был там и мог видеть то, чего не видел я.
— Не совсем, — поправил его Иш-Кошер. — Он был в доме, а вы — снаружи. Но когда вы пришли оставить записку, он уже ушел.
— Я просто подумал, что он еще там, и раз он пошел заявить в полицию, так зачем мне это было делать? — Рой испугался, когда за ним пришли из полиции, и еще больше — когда его привели к инспектору. Но сейчас он расслабился. Инспектор в ермолке — это успокаивает.