— К тому же, как сказал мой друг из посольства, за дело взялась «Шин Бет», поэтому все идет не так, как обычно.
— И что вы собираетесь делать?
— Ему удалось узнать, кто ведет дело, — некий Адуми, я пытаюсь его увидеть, но тщетно.
— Авнер Адуми? — спросила Гиттель.
— Да. Вы его знаете?
— Очень хорошо.
— Может, вы сможете договориться о встрече? — взмолился Дэн.
Ее лицо окаменело.
— Вашего сына подозревают в государственном преступлении, мистер Стедман. «Шин Бет» зря стараться не будет. Но Авнер Адуми — слуга народа, и вы имеете право с ним встретиться. Ему не следует уклоняться от своих обязанностей. Я отведу вас к нему — прямо сейчас, если хотите. Он, должно быть, дома.
Дэн не мог сдержать благодарности.
— Но я не прошу вас вмешиваться в это дело, просто дайте адрес…
— А что вы будете делать, если он захлопнет дверь перед вашим носом? Поверьте, Авнер на это способен. Итак, я отведу вас туда и прослежу, чтобы он вас хотя бы выслушал.
— А можно мне тоже пойти? — спросил ребе.
— Конечно, — воодушевился Стедман. — Чем нас больше, тем лучше. Он поймет, что дело нельзя спустить на тормозах.
«Рено» завелся без проблем. Вела Гиттель, Стедман сидел рядом, а ребе — на заднем сиденье. Все молчали, погруженные в свои мысли. Гиттель остановилась у дома на улице Кол Тов, направилась к двери и позвонила.
На звонок вышел Адуми.
— Что ты здесь делаешь, Гиттель? — удивился он. — Кто эти люди?
— Это мой друг Дэниел Стедман, а это мой племянник Дэвид Смолл.
Адуми улыбнулся.
— А, ребе из Америки, единственный, кто не соблюдает Субботы. Что вы хотите?
— Хотим поговорить, — ответил Стедман. — Я хочу.
Адуми секунду поколебался и пожал плечами.
— Ну, заходите, — он посторонился, виновато махнув в сторону кучи газет на полу и беспорядка в комнате. — Жена в больнице.
— Так ты специально устроил здесь свинарник, чтобы жене пришлось в первый же день после выписки все убирать? — вспылила Гиттель. — Считаешь, ей мало домашней работы?
— Я собирался убрать, пока она не вернулась, — виновато понурился хозяин.
— Я уберу. А ты поговори с мистером Стедманом. — Она принялась собирать газеты. Адуми пригласил мужчин присесть.
Какое-то время они наблюдали за ней, затем Стедман заговорил:
— Мой сын Рой…
Адуми резко оборвал его.
— Ваш сын пытался перейти границу на территорию врага. Если страна находится в состоянии войны, это военное преступление, и решать будет военный суд. Я к этому не причастен.
Но Стедмана нелегко было сбить с толку.
— Мне сообщили, что дело ведете в основном вы, и источник информации надежен, — спокойно ответил он. Прежде чем Адуми смог возразить, он добавил: — Рывок через границу вы устроили?
— Что вы хотите сказать? — но Адуми не сердился, он ухмылялся.
— Я хочу сказать, что это слишком надуманно. В полиции его допрашивали о взрыве, а затем отказались вернуть паспорт. Будь у них реальные доказательства вины, его бы арестовали. Но этого не сделали, и я думаю, что вы устроили так, что он попался на чем-то глупом типа попытки побега.
— Невиновные не убегают, — буркнул Адуми.
— Пока не испугаются, — возразил Стедман. — Этот его друг-араб — он из ваших? Может, он агент-провокатор?
— Мы не внедряем агентов, — отмахнулся Адуми. — Вы слишком много смотрели шпионских фильмов, мой друг.
— Все, что может придумать голливудский режиссер, доступно и человеку из разведки, — заметил Стедман. — Этот агент мог даже притвориться, что его ранили.
— О, его в самом деле ранили. Но он жив и может быть допрошен.
— Думаю, его уже допросили, — подал голос ребе.
Мужчины повернулись к нему, а Гиттель замерла.
— Что вы имеете в виду?
— Если бы его серьезно ранили, — начал ребе, — вы бы немедленно его допросили, чтобы убедиться, что он все сказал, прежде чем умрет. А если бы его ранили не очень серьезно, вы бы не ждали, пока он окончательно поправится. Так что полагаю, вы его допросили, и он вряд ли указал на Роя, иначе бы вы не упомянули о переходе границы, нашлось бы обвинение посерьезнее.
Гиттель бросила уборку, одобрительно кивнула племяннику и опустилась в кресло. Адуми тоже посмотрел на него с уважением.
— Не знал, что американские раввины способны на такое, — сказал он. — Я не говорю, что вы неправы. — Он минуту подумал. — Но допрос пока продолжается…
— Конечно, — горько хмыкнул Стедман. — Прежде чем вы возьметесь за араба, он угадает, чего вы от него хотите.
— Здесь мы не работаем подобным образом, — сердито оборвал Адуми.
— Так работает любая полиция, только стиль разный, — тихо заметил ребе. — Не знаю, что побудило Роя покинуть Иерусалим. Может, его уговорил друг-араб, а того, в свою очередь, напугали ваши люди. А может, у него своя причина. Но если то, что Рой уехал — преступление, оно не серьезное. Нельзя же держать людей, как за железным занавесом. Вы просто просите их заполнить определенные бланки и провести ряд процедур, если они хотят уехать. Так что все, что у вас против него есть, — это то, что он не прошел официального оформления. А что за это полагается? Небольшой штраф? Несколько дней в тюрьме? Значит, вы держите его еще за что-то. А это может быть только взрыв. Если можно доказать, что он не имел к нему отношения…
— А как вы это докажете? — вызывающе спросил Адуми.
Ребе бросил на стол номер «Хаолам».
— Вот доказательство. Вы это видели?
Адуми взглянул на снимок.
— Видел. Вы говорите, здесь доказательство того, что парень этого не делал? — Он взял журнал, и все молчали, пока он изучал фотографию. Потом вышел из комнаты и через минуту вернулся с лупой. Гиттель и Стедман перегнулись через стол, чтобы взглянуть на снимок, но когда хозяин вернулся, снова выпрямились. Он исследовал с помощью лупы каждый дюйм, а они молча ждали. Наконец Адуми отложил лупу и журнал и вопросительно взглянул на ребе.
— Доктор посетил его и заставил лечь в постель, — начал ребе. — Он сказал, что, видимо, Мевамет встал, чтобы выпить из бутылки на камине.
— И что?
— Посмотрите: он так держит бутылку, что не мог бы из нее налить, — объяснил ребе.
Адуми вновь взглянул на обложку.
— Если бы он наклонил бутылку, она бы упала, — сказал ребе.
— Так, может, он собирался взять ее в постель, а потом оставить на полу и изредка отхлебывать, — предположил Адуми.
Стедман и Гиттель взглянули на ребе, а тот покачал головой.
— Нет, он не собирался этого делать. Бутылка хранилась на полке. У вас с ним одинаковые квартиры, и полка вот такая, — он подошел к полке и встал рядом, — она ему по плечо. На фотографии он держит бутылку большим пальцем вниз, как булаву…
— Булаву? А, понятно.
— Так что он не мог снять ее с полки таким образом, не вывернув руку и плечо. Вы выше, чем он, и то так не сможете.
Адуми встал и подошел к полке, чтобы попробовать.
— Ладно, — сказал он. — Так почему…
— Почему он ее так держал? Чтобы использовать как оружие, конечно. Значит, в комнате был кто-то, кого он собирался атаковать или от кого собирался защищаться.
— Но…
— И это был не Рой, потому что когда он туда пришел, доктор как раз уходил и захлопнул за собой дверь.
— Он мог прийти потом и войти…
— В запертую дверь?
Лицо Стедмана расслабилось, он улыбнулся, Гиттель тоже улыбнулась и одобрительно кивнула.
— Но послушайте… — Адуми был взволнован, — если дверь была заперта и никто не входил, не надо было вооружаться бутылкой. Что значит: он ее так держал для других целей.
— Если не для кого-то, кто приходил раньше, чем заперли дверь.
— Но это смешно. Приходил только врач, а зачем против него вооружаться?
— Почему бы не спросить его самого?
— Он уехал. — Адуми в раздражении прикусил губу. Затем его лицо прояснилось, он улыбнулся и снова сел. — Все очень интересно, но не по делу. Этот человек погиб от взрыва…
— Откуда вы знаете? — спросил ребе. — На фотографии видно, что он погиб от удара в висок. Его могли толкнуть, он ударился о тот же камин…
— Да, и то же самое могло произойти от взрыва. — Адуми вновь успокоился и перестал сомневаться. Его голос звучал иронично. — Вы думаете, после его драки с доктором кто-то положил бомбу на подоконник? Удивительное совпадение, не так ли? И более того, — торжествующе добавил он, — мы в основном интересуемся этой бомбой, а вы не доказали, что ваш парень не мог вернуться и подложить ее.
— Как вы сказали, это было бы удивительное совпадение, — ответил ребе. — Вернее всего, Мевамета убили ударом по голове, и именно убийца подложил бомбу.
— Зачем? Зачем ему было взрывать Мевамета, если он его уже убил?
— Зачем? — переспросил ребе. — Потому что каждый может убить ударом по голове, и каждого можно заподозрить. Но бомба — это террористы, а те обычно берут ответственность на себя.
— Но вы предположили, что убил доктор Бен Ами. Где он взял бомбу, может, в своем чемоданчике?
Ребе казался встревоженным.
— Я здесь недавно и не знаю, что возможно, а что нет. Но в стране идет война. Мне кажется, что бомбы или же взрывчатку не так трудно спрятать. Гиттель говорила, что доктор Бен Ами устроил вам эту квартиру, так что он может быть связан с домовладельцем…
— Это его брат, Фил Резник, — вставил Адуми. — И что?
— Ну, домовладельцы всякие бывают, — продолжал ребе, — и я думаю…
— Что он пошел к брату и взял пару шашек динамита? — Адуми рассмеялся. — То есть Фил Резник дал брату динамит для экспериментов, — продолжал он с сарказмом, — или же доктор Бен Ами побежал к нему домой после того, как убил Мевамета, взял динамит, присоединил часовой механизм и побежал взрывать?
Он посмотрел на Гиттель и Стедмана — те были в растерянности. Его тон изменился, и он продолжал более мягко:
— Хорошая версия, ребе, но на самом деле это была не бомба, а специальное устройство, которое обычно используют террористы. Оно выглядит как пластмассовый радиоприемник. Мы давали его описание в прессе… — Он заметил, что ребе не слушает, а смотрит в потолок.