Англичане считали, что подготовка такого похода на Мешхед афганского войска является следствием «настояний» Стамбула перед эмиром Афганистана с целью «побудить» Персию присоединиться к вооруженной борьбе на защиту ислама. То есть речь шла о провоцировании «священной» войны против Великобритании и России. Но такие «достоверные сведения» британской разведки жизнью не подтвердились. Но в штабе русской Отдельной Кавказской армии с такой информацией от союзников приходилось считаться всерьез.
Все это «тайное» для русского командования на Кавказе секретом не являлось. Не случайно в одном из приказов Отдельному Кавказскому кавалерийскому корпусу так говорилось о действиях Германии и Турции в южном российском приграничье, прежде всего в Персии:
«Они хотели поднять против России и Англии не только Персию, но и Афганистан и Индию, повлиять таким образом на ход военных операций и на наших первостепенных, главных фронтах…»
Разведывательное отделение штаба Отдельной Кавказской армии констатировало тревожный факт: летом 1915 года Германия активизировала свои усилия в Персии и Афганистане. Тогда в Персию прибыла немецкая миссия во главе с полковником Боппом. Она была послана в помощь обосновавшемуся в Исфагане графу Каницу, военному агенту германского Генерального штаба, наделенному самыми широкими полномочиями и снабженному «достаточными» суммами денег.
У себя на родине граф Ганс Вильгельм Александр фон Каниц был достаточно известной политической фигурой. Он родился в апреле 1841 года, происходил из старинной аристократической фамилии. Прежде чем заняться военно-дипломатической деятельностью на Востоке, был членом прусской палаты депутатов и германского рейхстага. Отличался крайне правыми взглядами, принадлежа к консервативной партии.
Следует заметить, что опытный разведчик-востоковед граф Ганс фон Каниц действовал в древней персидской столице успешно. Он смог заручиться поддержкой вождей ряда кочевых племен, прежде всего воинственных бахтиар, курдов и кашкайцев, и влиятельных лидеров шиитского духовенства. Те и другие считали, что наступил благоприятный момент для избавления их страны из-под опеки Британии и России.
В самой Персии и в ее столице для действий германской и турецкой агентуры ситуация складывалась вполне благоприятная. Немалая часть аристократической элиты страны, включая племенных вождей и высшее духовенство, в 1915 году считала выгодным оказаться в стане врагов России и Англии. Она считала, что победа Германии и ее союзников над Антантой «не за горами». То есть это явилось «плодом» информационной войны Берлина и Стамбула, которая велась на персидской территории не без видимого успеха.
В самом Тегеране стало вполне очевидным, что шахская власть далеко не так прочна, как это было перед началом Великой войны, в 1914 году. Некоторые политики из ближайшего окружения Султан-Ахмед-шаха открыто заявляли, что стране надо поторопиться встать на сторону «побеждающей» Германии и ее союзников.
Они считали, что победа в Великой войне может обернуться для Персии приобретением новых земель и прочих богатств (то есть военной контрибуции) при дележе территории Российской империи и британской Индии. Лидером таких «воинственно мыслящих» политиков был не кто иной, как сам премьер-министр Мустоуфи-эль-Мамелек.
Возникновение такого политического «поветрия» в персидской столице напрямую было связано с деятельностью посла Германии в Тегеране принца Генриха XXXI Рейсского и его дипломатов, профессиональных разведчиков. Они убеждали иранскую элиту в том, что сегодня их стране нечего опасаться ни России, ни Великобритании, войска которой крайне неубедительно действовали на юге Турецкой Месопотамии.
Деятельность и графа Каница, и принца Рейсского из Германии координировал так называемый Центральный комитет по персидский делам. Он был образован в Берлине перед Великой войной. Кайзеровское правительство обеспечило эту действительно перспективную «восточную» структуру в достатке специалистами, деньгами и «предметами боевого снабжения» для воинов ислама, противников России и Англии.
Следует заметить, что эти два посланца Германии в одном из древнейших государств Востока сумели создать сеть осведомителей, то есть шпионскую сеть. У графа Ганса Каница и принца Генриха Рейсского имелись свои люди при дворе и правительстве, в шахской армии и влиятельных торговых кругах, не говоря уже о таком их «детище», которой стала персидская жандармерия. То есть их действия полностью оправдывали известное иранское изречение: «В стене есть дыра, в дыре есть мыши, у мышей — уши».
Германцы убеждали своих тегеранских друзей и в том, что русские с трудом обеспечивают войсками свой Кавказский фронт, а о посылке какой-либо силы в Персию и речи быть не может. То есть, свободных войск Россия на Кавказе не имела, это было действительно так на протяжении всей Великой войны.
Главным фронтом для империи Романовых являлся тот, который проходил по границе с кайзеровской Германией и Австро-Венгрией. В истории он известен как Русский (или Восточный) фронт. Кавказский же фронт на протяжении всей войны обеспечивался подкреплениями, вооружением, боеприпасами и всем прочим по «остаточному принципу». Более того, в первую военную кампанию из состава Отдельной Кавказской армии «изъяли» целый армейский корпус. Для противной стороны секрета в этом не виделось.
Такое убеждение тегеранских друзей Германии было не простой агитационной фразеологией. После отступления английских войск в Кут-эль-Амара и последующей их там капитуляции туркам на Кавказском театре военных действий Антанту представляла фактически одна русская армия.
Германцы считали, что с теми немногочисленными казачьими отрядами, что еще оставались на территории Иранского Азербайджана, можно справиться без больших усилий. Впрочем, сами персы, в первую очередь племенные вожди, с таким мнением, памятуя недавние годы, соглашались не очень.
Кайзеровское правительство денег на превращение Персии в своего союзника (или в новый очаг Великой войны) денег не жалело. Тут ему Стамбул помощником быть не мог: Турция в Великую войну жила на немецких дотациях. Изрядные суммы шли не только на подкуп племенных вождей бахтиаров и кашкайцев, обладавших реальной военной силой, но и сановников Султан-Ахмед-шаха, составлявших ближайшее окружение юного венценосца.
Караваны с оружием под охраной отрядов кочевников (прежде всего курдинцев — курдов) по горным тропам Курдистана из турецкой Месопотамии один за другим прибывали в Исфаган и Таббес. Там оружие и боеприпасы распределялись между племенами и отрядами наемников.
Вместе с этими караванами на территорию Персии прибывали немецкие военные, офицеры и нижние чины. Им предстояло выполнять роль военных инструкторов (и отчасти командиров) в создаваемых воинских формированиях. К слову сказать, по организованности и дисциплине весьма далеких от регулярности армейского организма.
Интересен и такой малоизвестный факт: в города Исфаган и Таббес из российского Туркестана, где находились лагеря для военнопленных, пробрались в тот, 1915 год немало бежавших австрийских и турецких военнослужащих, прежде всего офицеров. Такое случайностью не было.
Дело обстояло так. Появлявшиеся на сопредельной стороне Закаспийской области российского Туркестана беглецы сразу же встречались эмиссарами граф Каница. С ведома местных персидских властей их направляли в специальный (сборочный) лагерь в Нейбед-абаде. Там вчерашние военнопленные, профессионально подготовленные у себя дома, получали личное оружие и готовились к ведению партизанской войны в условиях горной местности. Обучение велось, в основном, немецкими офицерами.
О недопустимости такого недружелюбия к России ее посланник в Тегеране фон Эттер не раз делал официальные представления шахскому правительству. Однако премьер-министр Мустоуфи-аль-Мамелек, уже сделавший свой, пусть и тайный, выбор в пользу Берлина и Стамбула, на такие представления отвечал «в лучших традициях уклончивой восточной дипломатии». С которой, к слову говоря, российская дипломатия была прекрасно ознакомлена за несколько долгих столетий русско-персидских отношений.
Российский посланник фон Эттер обращал внимание главы шахского Кабинета министров и на факты «сеяния» вражды к русским на базарах, улицах и площадях многих городов Персии. Такие «германо-турецкие агитаторы» в обличье почитаемых на мусульманском Востоке дервишей вели и публичные проповеди, и духовные беседы в домах уважаемых и богатых людей. Причем такая агитация велась публично и никем не пресекалась.
Воинственность же дервишей в истории мусульманского Востока, будь то Персия или Турция, Судан или Аравия была описана не раз. Не случайно же в военной истории англо-египетского Судана сторонников «святого Махди» британцы называли «армией дервишей». Поэтому в Стамбуле и Берлине с большим пониманием сделали ставку на фанатизм этой группы людей исламского мира, видевших в европейцах только «неверных врагов».
Содержание таких публичных проповедей и духовных бесед было на редкость одинаковым. Об этом свидетельствует в своей книге «Персидский фронт», изданной в 1923 году в Берлине, белоэмигрант А.Г. Емельянов. С 1915 года он, земский деятель, находился в Персии. Очевидец такой воинственной пропаганды против России на «бытовом уровне» писал о содержании речей дервишей следующее:
«Мусульмане всего мира восстают против гнета и насилия. Сунниты (в данном случае турки. — А.Ш.) уже подняли меч против креста…
Шииты (то есть подавляющее большинство населения Персии. — А.Ш.), очередь за вами! У порабощенных народов есть один друг — народ немецкий!..
У ислама защитник перед Аллахом — пророк, а на грешной земле — германский император!»
Летом второго года Первой мировой (Великой) войны обстановка внутри Персии и ситуация вокруг нее накалились до предела, чему доказательств было больше чем достаточно.
В начале июля 1915 года от англичан появились сведения о том, что из Исфагана к границам Афганистана начали движение (или готовятся отправиться) караваны с оружием и «немецкими агитаторами». Караваны имели навербованную германцами, хорошо вооруженную охрану и поэтому никем не досматривались, даже поставленной для этого шахской жандармерией.