— Я хотела бы сдать жетоны, — сказала она. — Пожалуйста, мадам, один момент.
— Для вас, — небрежно бросила Леони и подтолкнула ему через стол обычные чаевые и жетон, который обернула клочком бумаги. Их глаза встретились на минуту, и он тут же закрыл рукой жетон с запиской. Быстро собрав свой выигрыш, не оглядываясь, Леони выскользнула из казино. Только дойдя до машины, она осознала, что дрожит. Леони молилась, чтобы армянин не заметил, как она передавала записку. Едва захлопнув дверцу машины, она сразу тронулась и поехала по тихим улицам Монте-Карло, наблюдая в зеркале, нет ли за ней слежки. Улица была пуста. Быстро свернув, Леони поехала обратно, в прибрежную часть города, и припарковалась в темном уголке у «Отеля де Пари», где стала ждать.
Эмилия никогда не думала, что ее возвращение будет таким тяжелым. Последние три ночи она провела в крошечных жарких комнатах, где не было даже воды, и ее светлые волосы стали тусклыми от пота и пыли, летевшей из окон автобуса. Она была уверена, что от нее пахнет луком и чесноком, сигаретным дымом, и чувствовала на себе запах тел своих попутчиков. Подол ее совершенно измятого хлопчатобумажного платья покрывали пятна, один рукав разорван, — она зацепилась им за плетеную клетку для цыплят на деревенском рынке. Эмилия улыбнулась, когда тележка, которую еле-еле тащила гнедая лошадка, медленно поползла в гору. Она отказалась от попытки завязать разговор со стариком, правившим лошадкой: ответом на все вопросы было невнятное бормотание и редкие кивки. По крайней мере он ехал в Сен-Жан и согласился подвезти ее. Она знала дорогу из деревни на виллу как свои пять пальцев. Она забудет о своих ноющих ногах и разорванных сандалиях, когда побежит по пыльной белой дорожке, домой, к Леони, как делала это и прежде в минуты отчаяния. И скоро она будет со своими девочками, Лоис и Леонорой, и со своей малышкой Пич.
Комендант фон Штайнхольц оглядел торт, приготовленный ко дню его рождения, бело-голубой, с зажженными свечами, ярко мигающими в затемненной комнате. Улыбаясь, он принимал поздравления, аплодисменты, песенку-поздравление, которая по-немецки звучала совсем иначе, а потом одним выдохом задул все свечи разом. Уолкер Крюгер не сводил глаз с Лоис, когда она включила свет, фон Штайнхольц опустил нож и торт и отрезал первый кусок. Крюгер заметил, что, несмотря на небрежную улыбку, Лоис была напряжена как натянутая струна. Он отвел взгляд, когда официант наклонился, чтобы налить ему шампанского.
— Нет, не нужно! — грубо скомандовал он. — Я пью пиво. Когда он снова поднял глаза, Лоис уже не было.
— Ваш торт, капитан Крюгер, — произнесла с улыбкой Леонора, резко поставив перед ним тарелку. — Сейчас, сейчас, капитан, — сказала она, всем телом облокотившись на спинку его стула, когда он попытался отодвинуть его и выйти из-за стола. — И потом, вы не можете уйти до речи коменданта. Я уверена, он никогда вам этого не простит.
Крюгер сел на свое место, когда фон Штайнхольц с бокалом шампанского в руке встал и обратился к гостям.
— За нашего фюрера! — провозгласил он тост под шум отодвигаемых стульев. — Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер! — пьяно выкрикивали гости, расплескивая шампанское на кители. Даже фон Штайнхольц был далеко не трезв. Крюгер презрительно смотрел на них. Как смеют они в таком состоянии произносить тосты за фюрера? Стоя по стойке «смирно», он поднял свой стакан.
— За коменданта фон Штайнхольца, — сказал он с заученной улыбкой. — Счастья вам, майн герр!
Фон Штайнхольц надменно посмотрел на него.
— Вы предлагаете тост стаканом пива? — с сомнением спросил он.
Крюгер почувствовал, как кровь прилила к лицу, когда за столом раздался хохот.
— Крюгер провозглашает тост пивом! — повторяли гости, — верно, он решил, что он у себя дома!
Рука Крюгера скользнула к ремню и легла на пистолет, «Люгер», теплый от соприкосновения с телом, утверждал его во власти. Весь дрожа, он отодвинул стул и вышел из комнаты, не обращая внимания на Леонору де Курмон, которая торопливо пошла за ним.
— Капитан Крюгер, — озабоченно позвала она. — А как же речь коменданта?
Когда он обернулся и взглянул на нее, озабоченное выражение лица быстро сменилось на самую невинную маску. О чем она думала минуту назад, заинтересовался он. И почему ей было так необходимо, чтобы он оставался в комнате? А где ее сестра?
— Я слышал речь коменданта раньше, мадемуазель де Курмон, — внезапно ответил Крюгер. Повернувшись на каблуках, он столкнулся с Лоис. Она вытянула руки, пытаясь найти опору, и на мгновение прижалась к нему. Крюгер ощутил запах ее волос, обволакивающий аромат духов, шелковистую кожу руки под своими грубыми пальцами.
— Капитан? — улыбнулась ему Лоис. Когда она была так близко, ее голубые глаза казались абсолютно синими, еще ярче и еще синее, чем он мог себе представить, а губы, дразняще-сладострастные, он так часто мечтал о них, — алые губы слегка приоткрыты и влажны, как будто она была не здесь, в темном коридоре, а где-то совсем в другом месте…
— Вы спасли меня, — весело пропела Лоис. — Я чуть не упала.
Крюгер чувствовал, что его живот пронзают спазмы, а тело парализовано неукротимым желанием. Лоб покрылся испариной, над верхней губой выступили бисеринки пота. Его взгляд упал на грудь, гладкие округлости, такие же бархатистые, как ее кожа, прятались за шелком цвета морской волны. Он представил, как приникает к ним губами, пробуя на вкус соски… Лицо его неожиданно вспыхнуло, рука дрогнула в привычном движении, как и каждую ночь, когда он представлял ее своей, содрогающейся в наслаждении, и, встретившись с ней взглядом, застонав, Крюгер почувствовал горячую жидкость, бьющую струей из самой его глубины. Она поняла, что произошло, — можно было догадаться…
— Да, да, — прошептала Лоис, отступая он него. — В самом деле, герр Крюгер, вам следует быть более осторожным.
Крюгер застыл, ощущая холод на животе. Он слышал ее иронический смех, когда, рука об руку с сестрой, она удалялась по коридору.
Пич ждала у ворот виллы, пристально вглядываясь в темноту, ожидая увидеть свет фар подъезжающей машины. Бабушка опаздывала на пятнадцать минут, и каждая минута казалась ей часом. Наконец-то! Низкий свет фар показался на излучине дороги. Мужчина, сидевший рядом с бабушкой, был в фуражке с характерным острым верхом, фуражке офицера гестапо, и Пич похолодела от ужаса. Когда они вышли из машины, она услышала французскую речь. При свете фар Пич узнала крупье.
— Бабушка, — прошептала она, успокоившись, — я здесь.
— Пич, — озабоченно сказала Леони, — тебя здесь быть не должно. Я думала, ты в постели.
— У меня записка от Лоис. Ни она, ни Леонора не могут вывести людей из подвала. Крюгер следит за ними, как ястреб!
Я должна привести людей на виллу, а там крупье поведет их дальше.
— Я не могу позволить тебе делать это! — Крик вырвался из самого сердца Леони. — Я сама приведу людей.
— Ты не можешь, бабушка. Лоис предупредила, что Крюгер думает, будто ты плохо себя чувствуешь и поэтому не явилась на прием фон Штайнхольца. Крюгер подозревает всех. Кроме меня.
Ее глаза умоляли бабушку.
— Разве ты не понимаешь, что единственный, кто может это сделать, — я!
— Я не разрешаю, Пич, — запротестовала Леони, но девочка уже ускользнула в ночь.
Пич легко бежала по двору, выложенному гравием, опоясанному огнями продолговатых окон кухни, направляясь в погреб. Ступеньки, ведущие в подвал, были скрыты за деревянной доской, запертой на засов, слишком тяжелый для детских пальчиков Пич. Она крепче взялась за него, потянула изо всех сил, но он не поддавался.
— Дерьмо! — Встав, она пнула его ногой. Ногу, обутую в легкую полотняную теннисную туфельку, обожгла острая боль, но, к ее удивлению, задвижка слегка поддалась. Она пнула ее еще раз. И еще, с большей силой. Нога ныла, но задвижка сдавалась, и Пич уцепилась за нее двумя руками. Неожиданно она открылась, и Пич удивленно села на жесткий гравий. Она выждала немного, прислушиваясь, а затем, одной рукой придерживая над головой плиту, спустилась вниз, в потайной ход. Маленький котенок с мяуканьем прыгнул по ступенькам вниз и исчез в темноте. «Дерьмо!» Зизи бежал за ней! Пич установила плиту на место. Включив фонарь, она осветила дорогу в подвале отеля. Вот он! Но котенок быстро шмыгнул, и луч фонарика потерял его.
Пич знала дорогу как свои пять пальцев. Много раз она носила записки, еду, слушала радио ВВС из Лондона. Ей будет нетрудно вывести людей из лабиринта подвала во внутренний двор. И если Лоис и Леонора отвлекут, как обещали, внимание Крюгера, план сработает как часы. Никаких осложнений не будет. Если бы только Зизи не бросился за ней. Зизи, конечно, не знал подвала, и такой маленький котенок пропадет навсегда. Обеспокоенная Пич осветила коридор с обеих сторон.
— Зизи, — мягко позвала она. — Зизи!
Мужчины выбрались из подвала по ступенькам вслед за Пич, поставили на место плиту, надежно закрыли задвижку. Пригнувшись, они последовали за своим маленьким гидом через открытый двор к деревьям.
— Мы идем туда, вниз, — прошептала она, указывая на виллу, — но мы должны обойти вокруг, между деревьями, и спуститься с другой стороны. Тропинка слишком заметна.
— Хорошо, малышка, — шепнул один из них, — пошли! Пич уверенно пробиралась между деревьями, останавливаясь, чтобы мужчины догнали ее. Полушагом, полубегом, сделав большой крюк вокруг виллы и подойдя с другой стороны, они через пятнадцать минут уже осторожно подходили через сад к дому. Пич вспомнила американскую фразу мамы:
«Вот так новость!» — и рассмеялась.
Крупье ждал на кухне. Он переоделся в комбинезон рабочего, как и беглецы.
— Ну, — сказал он, — мы не можем терять ни секунды. Придется идти через лес и поля пешком до Сен-Максима, где приготовлены документы. А оттуда отправимся на грузовике, доставляющем молоко и овощи, — подмигнул он Пич. — Во время войны каждый должен быть актером.
Трое мужчин, бойцов Сопротивления, пожали руку Пич и сказали, что она храбрая девочка и они ее никогда не забудут. Выключив свет, Пич стояла у открытой двери, пока они, один за другим, уходили в ночь.