Розетт.
— Правильно, — подтвердил я. — Ступай отыщи Вианн и скажи ей, что я здесь. Скажи так: там, в подвале, сидит Рейно и ему нужна помощь.
Она помолчала — похоже, обдумывала мою просьбу, — потом спросила:
— Это тебя, что ли, так зовут?
— Да, меня. — О Боже, дай мне терпения! — Пожалуйста, иди скорей. Я здесь со вчерашнего дня сижу, и вода все время поднимается. А еще здесь полно крыс.
— Крыс? Вот круто!
Мне стало ясно, что эта девочка слишком много времени проводит в компании Жана-Филиппа Бонне. Я снова тяжко вздохнул. Дыши глубже, Франсис. Сосредоточься.
— Я подарю тебе все, что захочешь. Игрушки, сладости. Только поскорей отыщи Вианн и все ей расскажи.
Майя немного подумала и спросила:
— Все, что захочу? Это как три желания в «Алад-дине»?
— Да, все, что захочешь!
Девочка, похоже, снова погрузилась в тяжкие размышления. Затем, видимо придя к решению, вскочила и сказала:
— Ладно.
И передо мной вновь мелькнули ее розовые сапожки, а глаза мои обожгли слезы благодарности — а может, в них просто попала пыль.
— Мое первое желание — пусть мой джиддо опять будет здоров! — сказала Майя, глядя на меня сквозь решетку. — А два других я придумаю потом. Пока, джинни! Скоро увидимся.
— Нет, погоди! — воскликнул я. — Майя! Пожалуйста, послушай меня!
Но розовые, как жвачка, сапожки уже исчезли.
Я выругался про себя — и на латыни, и по-французски — и слез со своей пирамиды из упаковочных клетей на пол. И в ту самую минуту, когда я, стоя по колено в холодной, дурно пахнущей воде, решил, что вряд ли можно придумать положение хуже моего, за дверью послышались чьи-то шаги.
Я быстренько убрался подальше от клетей, поскольку в замке уже скрежетал ключ. На секунду у меня возникло желание наброситься на своих тюремщиков, ошеломить их и тут же выскочить за дверь, но потом я понял, что все это пустые фантазии, ибо меня в моем нынешнем состоянии и женщине ничего бы не стоило оттолкнуть от двери и сбросить с лестницы.
Дверь открылась. На пороге стояли трое мужчин. Карима Беншарки я узнал сразу — по силуэту. Двое других были совсем молодые, я догадался, что это ребята из спортзала. Оба держали в руках горящие факелы, а у Карима в руках была канистра. Я уловил запах бензина.
— Что вы за люди, вас же ничему научить невозможно, — сказал Карим.
И я понял, что по-прежнему нахожусь в чреве кита.
Глава пятая
Четверг, 26 августа
— Возникло недоразумение, — сказал я. — Выпустите меня отсюда, и я все объясню.
Карим швырнул канистру на пол. Судя по звуку, она была пуста.
— Хорошо, месье кюре, тогда объясните: что это такое? Мы видели, как вы держали в руках эту канистру, когда шпионили за моей сестрой.
— Это вовсе не… — начал было я и умолк.
Я вспомнил Соню. Это наверняка ее канистра. Она выронила ее, когда, можно сказать, была мною поймана на месте преступления. Но ведь потом она исповедалась предо мною. Разве я мог рассказать о таком ее мужу?
— Я вовсе за ней не шпионил, — сказал я. Это была ложь; как ложь это и прозвучало. — Я просто хотел с ней поговорить.
— И поэтому прятались за деревом?
Я с ходу стал еще что-то выдумывать, но почти сразу понял, что у меня ничего не получается. Некоторые люди — прирожденные лжецы, но я, увы, не из их числа. И я попытался воспользоваться иной уловкой.
— Карим, вы позволите спросить вас кое о чем? — начал я. — Как долго, по-вашему, вам удастся держать меня взаперти? Лучше отпустите меня прямо сейчас, и я обещаю, что не стану предпринимать против вас никаких действий.
Оглядываясь назад, я понимаю, до чего нахально прозвучало в ту минуту подобное заявление. Один из молодых людей что-то сказал Кариму. Карим нетерпеливо ему ответил, и они быстро обменялись еще несколькими фразами на арабском языке.
Я начинал нервничать. Пришлось снова обратиться к Кариму:
— Послушайте, вы должны мне верить. Я никогда не пытался поджечь вашу школу. И никогда не нападал на вашу сестру. Напротив, я всегда старался помочь ей.
Карим стоял спиной к открытой двери, и на фоне светлого прямоугольника лицо его казалось абсолютно непроницаемым. Но я отчетливо ощущал исходившую от него враждебность — точно электростатическое поле. Он снова о чем-то заговорил со своими приятелями. Затем обратился ко мне:
— Что вы сделали с моей невесткой?
Этот вопрос застал меня врасплох.
— Как вы сказали?
— Что вы сделали с Алисой Маджуби? Где она? И почему неделю назад ее видели ночью в вашем об-ществе?
Я глубоко вздохнул, перевел дыхание и сказал:
— Алиса в полной безопасности. Но ко мне это происшествие не имеет ни малейшего отношения. Девочка сейчас живет у друзей. Так она сама захотела. Я к этому никакого касательства не имею.
Карим еле заметно кивнул.
— Ясно. Но мадам Клермон утверждает, что вас видели ночью у реки с некой молодой женщиной.
— Да ничего подобного… — начал я и осекся, чувствуя, как жалко это звучит. — Я наткнулся на нее совершенно случайно. Девочка попала в беду. А я ей помог. Вот и все.
— Точно так же, как помогли и моей сестре?
Я открыл было рот, но так ничего и не сказал.
— Месье кюре, — сказал Карим, — у вас здесь сложилась определенная репутация. Вы неоднократно выражали презрение по отношению к чужакам. Даже отец Анри говорит об этом. Вы — нетерпимый человек. Вам нравится пользоваться своей властью и авторитетом. Вы пытались остановить строительство мечети. Вы часто высказывались против ношения никаба. А однажды вы даже пытались самым варварским способом разгромить шоколадную лавку, которая была открыта вопреки вашим религиозным представлениям и традициям. Моя сестра также говорила, что на прошлой неделе вы вломились к ней в дом. А на этот раз мы поймали вас в тот момент, когда вы тайком подглядывали за ее судном, приготовив канистру с бензином, а затем, по всей видимости, намеревались покинуть город…
Я только рассмеялся в ответ — впрочем, исключительно на нервной почве.
— Вы находите это смешным? — спросил Карим.
— Нет, что вы! Конечно же, нет! Только вы ошибаетесь.
Карим презрительно усмехнулся.
— Не думаю, что ваш отец Анри согласился бы с подобным заявлением. Итак, говорите, где Алиса? Чем вы занимались вчера на берегу реки?
Ох, отец, мне бы следовало держать себя в руках, но я вдруг страшно разозлился.
— Я не обязан оправдываться ни перед вами, ни перед кем бы то ни было еще! — заявил я. — У нас в Ланскне все шло хорошо, пока здесь не появились вы и ваша сестра. С тех пор мне пытались угрожать, на меня совершили нападение, меня обвинили черт знает в чем и насильно держат взаперти. Но я не позволю вам меня запугать! Что же касается Алисы, то я понимаю: вы обеспокоены. Конечно же, она слишком молода, чтобы покидать родной дом. И когда вы меня отсюда выпустите, я обещаю, что все мы сядем вместе и спокойно попытаемся найти решение…
Я не договорил: Карим и его приятели снова обменялись несколькими гортанными арабскими фразами, и он, повернувшись ко мне, бросил:
— Извините, месье кюре, но у меня сегодня очень много дел. Надеюсь, мы еще сможем с вами поговорить — когда я вернусь.
Когда я вернусь? Сердце у меня упало. Я, видно, слишком сильно рассчитывал на то, что он меня отпустит.
— Я не понимаю, чего вы хотите добиться, удерживая меня здесь. Или вам кажется, что вы сможете заставить меня в чем-то признаться? Но в чем? Ваша невестка, Карим, в полной безопасности. Она живет у Вианн Роше.
Последовала пауза. Затем он недоверчиво переспросил:
— У Вианн Роше?
— Да, у нее. А теперь…
— О чем Алиса вам рассказала?
— Ни о чем. Мне она вообще ни слова не сказала. Ну что, теперь-то вы меня отпустите?
Последовала еще одна затяжная пауза. Наконец он сказал:
— Нет, я не могу вас отпустить.
— Но почему? — Мой гнев еще усилился. — Какого черта вам от меня нужно?
Карим еще на шаг приблизился ко мне; я ясно видел его лицо и понимал: то, что я принял за непробиваемое спокойствие, на самом деле было тихой яростью, точнее, бешенством, которое он с трудом сдерживал.
— Моя сестра Инес пропала, — сказал он. — Исчезли и она сама, и ее дочь. Мы обнаружили это вчера после того, как поймали тебя, когда ты пытался поджечь судно, зная, что там спят женщина и ее ребенок. Мы, конечно, могли бы позвать полицию. Но вряд ли они отнесутся к этому делу с должным сочувствием. А потому мы решили оставить тебя здесь, кюре, пока ты не ответишь нам на все интересующие нас вопросы. Иншалла. Я очень надеюсь, что в следующий раз ты расскажешь нам всю правду.
С этими словами он повернулся и вышел вместе со своими приятелями, крепко заперев за собой дверь. Я слышал, как ключ несколько раз повернулся в замке.
Я выругался — опять и на французском, и на латыни. Затем присел на ступеньку — собственно, только там и можно еще было присесть — и стал ждать, надеясь, что Майя все-таки вернется. Господи, думал я, чем же я все-таки настолько прогневил Тебя, что ты так жестоко меня наказываешь! А еще я думал о горячем кофе и свежих круассанах и слушал возобновившийся у меня над головой адский грохот беговых дорожек.
Глава шестая
Четверг, 26 августа
В Маро мы первым делом направились туда, где, как мне казалось, я наверняка найду теплый прием. Однако темно-зеленые ставни дома, где проживало семейство Аль-Джерба, были плотно закрыты. Мы постучались. Дверь нам открыла Захра, как всегда в никабе, но даже покрывало не могло скрыть ее явного замешательства.
— Извините, но матери сейчас нет дома, — сказала она.
Я объяснила, что мы ищем Рейно, и спросила, не видела ли она его.
Она покачала головой. Цвета ее ауры ярко вспыхивали под никабом — казалось, Захра пребывает в сильнейшем волнении и с трудом его сдерживает.