От этих мыслей у нее разболелась голова. Еще недавно она говорила по телефону маме, что чувствует Сашину любовь, и не лгала: она действительно это чувствовала, а теперь, с появлением Татьяны, она воспринимает Сашу почему-то как проходимца, нечистого на руку человека, чужого мужчину, от которого можно ожидать чего угодно, любой подлости, ужасной измены.
Она повернулась и посмотрела на Сашу. Как бы она хотела, чтобы Татьяна исчезла и больше не попадалась им на глаза, не появлялась ни за столиком, ни в замке, на лестнице или в кухне. Саша, почувствовав взгляд жены, тоже повернулся и посмотрел на нее, и в его глазах она прочла нежность, любовь и еще что-то – невысказанное, болезненное. Может, его что-то тревожит, и эта Татьяна шантажирует его, к примеру?! Что, если деньги, которые у него вдруг появились, добыты им незаконным путем, и Татьяна знает об этом? И Саша вынужден делать вид, что он принимает участие в судьбе этой зрелой дамы исключительно для того, чтобы не допустить утечки информации? Ему и признаться стыдно, каким образом к нему попали деньги, и молчать мучительно, ведь он же понимает, что ведет себя, мягко говоря, странновато. Ей, как его жене, следует просто не обращать на все это внимания и спокойно ждать развязки или момента, когда он сам ей все расскажет, а она кипятится и досаждает мужу своими глупыми подозрениями. Но это не так-то легко сделать!
Татьяна. Да, для нее все связано с деньгами. Даже любовь или страсть молодого парня, Михаэля, выражается по отношению к этой женщине в денежных знаках. Катя сама была свидетельницей их мерзкого торга. Что она тогда сказала? «Цвай! Кретин! Две тысячи евро, так-то вот. Я сама видела, как ты с этой бабой из Калининграда… в «Красной башне». Я же там была вчера, и ты видел меня, но все равно не подошел. Ты самый настоящий трус! Психопат! Две тысячи, понял? Завтра же». Татьяна разговаривала с Михаэлем вызывающе, она нисколько его не боялась, не то что потери места. Да и вообще. Она ведет себя дерзко: спокойно рассказывает посторонним людям о своих любовных похождениях, как сейчас в пивной. Да где это видано, чтобы женщина в таком возрасте чуть ли не хвалилась молодым любовником? «Я с вами так откровенна, потому что знаю: вы в курсе, что у меня с Михаэлем кое-что было». Откуда ей известно, что они вообще знают о ее любовнике? «Или она заметила меня?» – подумала Катя.
Катя уже не представляла, как себя вести. Принесли баранину, а она продолжала думать об этих двух тысячах евро. Не слишком ли большая сумма за оказание интимных услуг этой старой лошадью? Хотя о каких интимных услугах может идти речь, когда на кон поставлены такие большие деньги?! Татьяна – профессиональная шантажистка, вытягивает деньги из всех мужиков, на которых у нее собран компромат. А любовная связь – так, параллельно. Тогда, может, она спит и с Сашей? Или, во всяком случае, склоняет его к этому?
Катя вяло жевала баранину, ковыряла вилкой в мягких жирных клецках. Что ее ждет в ближайшем будущем? Что она скажет родителям, когда вернется в Москву? Что разводится со своим мужем? Вот уж они позлорадствуют, заявят – они ведь предупреждали ее, нельзя так скоропалительно выходить замуж, это несерьезный шаг. И еще – что Сашу она никогда не любила, просто воспользовалась случаем, чтобы забыть старого распутника-учителя. Неужели они правы – она вышла замуж за первого встречного, кто предложил ей законный брак? Что ж, пусть теперь за свою глупость и расплачивается.
Катя посмотрела на Сашу. Он был так красив! Еще недавно она была счастлива, что обладает столь сильным человеком, настоящим мужчиной. Все сомнения воспринимались ею как противоречия – Кате не хотелось верить в предательство Саши. Ей хотелось его любить, находиться рядом с ним постоянно, слушать его голос, держаться за его ладонь, чувствовать на своей талии его руку, ложиться с ним спать каждую ночь. Неужели за все это ей придется платить? Неужели она еще мало горя испытала, чтобы просто иметь возможность пожить нормальной, счастливой жизнью замужней женщины?
– Катя? С тобой все в порядке? Катя, ау! – Саша потрепал ее по руке. – Тебе еда не понравилась?
Катя наконец очнулась. Они сидели за столиком вдвоем. Саша уже съел свою порцию баранины и пил пиво.
– А где твоя подружка?
– Ушла. Говорит, что ей кусок в горло не лезет, ей надо срочно решать вопрос с Томасом.
– Скажи, какие у тебя с ней дела?
– Да она полная дура! – вдруг зло бросил он. – Ничего не хочет слушать, вообще не соображает!
– Если можно – поподробнее.
– По-моему, ты сама буквально час тому назад рассказала, что ее хотят убить. Разве не так? А теперь задаешь глупые вопросы.
– Но за что ее хотят убить? А?!
– Понятия не имею.
– Послушай, но я же видела, как вы переглядываетесь – словно заговорщики. Как будто вы уже о чем-то договорились, и она нарушает свое слово. И этим злит тебя. Что между вами общего?
– Ничего.
– Значит, ты ничего не хочешь объяснить?
– Мне нечего тебе сказать.
– Но если бы я вела себя так, как ты… К примеру, в замке жил бы какой-нибудь русский – конюх, шофер, неважно кто. И как-нибудь ночью ты бы проснулся и увидел, что меня рядом нет. Ты бросился бы меня разыскивать и нашел в комнате этого русского. Что бы ты сделал?
– Убил бы! – Он схватил ее за руку, притянул к себе и крепко поцеловал. – Вот так, Катя! Доедай, и двигаем домой. Я позвоню Курту и попрошу его приехать за нами.
– Стой! Саша, мы же так и не предупредили Татьяну, что ее хотят убить, ничего не рассказали ей о соке!
18. «Зоммерберг»
Вернувшись в замок, Татьяна уселась в свое любимое кресло и приготовилась изводить себя телефонными звонками Томасу. Она даже не пьянела после выпитого виски: ее рассудок никак не реагировал на изменения в их отношениях, наступившие сразу же после того, как Томас был вызван к Лоре Бор. Весь ее организм отказывался принимать его предательство и измену. Что такого могла сказать Томасу эта старая сука, что он даже не отвечает на ее звонки, хотя видит, что звонит именно она?! Да мало ли что Лора могла ему наговорить, тем более что ничего, порочащего Таню, она сказать не смогла бы. Ничего такого за все то время, что Татьяна служит в замке, и не было! Правда, Лора могла просто что-то сочинить, лишь бы Томас оставил Таню в покое? Неужели Лора не понимает, что одними словами ничего не изменишь? В случае, если Лора что-то придумала, солгала, ей придется отвечать за свой низкий поступок. И все это ради чего? Чтобы подольше задержать Таню в замке? Словно других русских работниц в Германии мало. Хотя, может, именно такой, как Татьяна, больше нет? Михаэль – сумасшедший, это ясно. Но невозможно же до такой степени любить своего сына, чтобы во всем ему потакать? Ну, влюбился он в русскую женщину Татьяну, ну, съехала у него крыша, но ведь нельзя принудить ее спать с ним лишь потому, что он этого хочет? Конечно, у них есть деньги, большие деньги, и что? Отказываться от Томаса? Да разве можно сравнить получаемые ею от Михаэля и Лоры деньги с тем, что ожидает ее, в случае если она переберется в Мюнхен к Томасу? Да она заживет нормально, по-человечески. Большой трехэтажный дом с небольшим зеленым садиком и розами под окнами, с барбекю по воскресеньям, милыми и добросердечными друзьями Томаса (с некоторыми она была уже знакома), вкусными сытными завтраками, поцелуями у дверей, когда Томас будет уходить на работу, с приятными домашними заботами, теплом, уютом, комфортом, Рождеством, приходом весны… Так много приятных моментов ожидало ее, что исчезновение этой мечты – и Томаса – вызвало в душе Татьяны негодование и злобу от сознания того, что кто-то посмел за нее решить ее судьбу, вмешаться в ее личную жизнь.
Вдруг в трубке что-то щелкнуло, и она, уже слегка отупевшая от длинных гудков, даже не сразу поняла, что на другом конце провода кто-то отозвался.
– Томас? Это я, Татьяна… Ты здоров? Что случилось?
– Да, Татьяна, это я.
Они разговаривали по-немецки.
У Татьяны вдруг закружилась голова. Виски, словно разогревшись от тока ее крови, разлилось по жилам, и приятное тепло волной поднялось к голове. Она почувствовала, как покраснели ее щеки.
– Что случилось? Почему ты уехал? Что такого наговорила тебе Лора? Если она сказала обо мне какие-нибудь гадости – не верь ей, я вела себя просто идеально!
– Знаю-знаю, именно об этом она мне и сказала. Так получается, что она словно настаивает на том, чтобы я женился на тебе, Татьяна. А я такой человек, который не любит, когда на него давят. Вот так! Я предпочитаю сам решать, с кем мне жить и когда пригласить женщину пожить вместе со мной. Без посторонней помощи!
– Но я здесь ни при чем! – Татьяна поняла, что она теряет Томаса, и тот факт, что он согласился все же поговорить с ней, свидетельствует лишь о том, что он решил объявить ей о своем решении расстаться. И теперь, что бы она ему ни сказала, все будет воспринято им не так, как ей хотелось бы. Он обижен, унижен, и виной всему – Лора Бор!
– Раз тебе достаточно было поговорить с моей хозяйкой, чтобы все решить не только за себя, но и за меня, – сказала она неожиданно твердо, ледяным тоном, – что ж, это указывает на то, что тебя легко сбить с толку. Ты – внушаемый человек. Думаю, ты напрасно вообще снял трубку. Нам не о чем больше говорить. Прощай, Томас!
Она швырнула трубку, бросилась на кровать и разрыдалась. Одна мысль грела ее – она это сделала! Сама. Бросила трубку, прекратила не только разговор, но и разорвала отношения. Теперь не будет рождественской индейки и тихих, приятных вечеров на диване в обнимку с приятным и ласковым мужчиной. Не будет той новой жизни, о которой она мечтала. Не будет красного узорчатого коврика, припорошенного первым снегом, на каменном крыльце большого дома, в котором она так мечтала быть хозяйкой. И не потребуется ехать в Россию, оформлять развод. И что теперь ее ждет? Обжимания с ненормальным слюнявым Михаэлем по углам замка, мерзкие поцелуйчики в темных коридорах, опл