имея нози длиною с человека толсты яко бревно, толстотелесен, недолог по высоте, безшерстен, великоглав, черновиден, горбоспинен, задопокляп, ступанием медведоподобен, от верхния губы имея нос или губа или хобот, яко рукав платна висящ до земли, им же яко рукою брашно и питье приимет, и согнув в уста своя отдает. От верхних зубов два зуба велики вне торчатъ сюду и сюду, уши имея велики, яко заслоны печныя, рожки малы, подобны агнчим, хвост подобен воловьему…»
При этом очевидец усматривает в небывалом диве, представшем глазам москвичей, и глубокий философский смысл, особенно в том, сколь мирно и степенно огромный зверь шествовал среди густой толпы «ниже бо народи далече убешати могуще, ниже зверя потопта или досади кого, но абие не вредя людей, обратяся водим всадником, в путь свой идяше. Тако сиe чудо, народы окружаемо, с покровов и с высот зремо и удивляемо, в Москву вниде. Сице с славою и честию посол во уготованный ему дом в вечер глубок прииде…»
В Санкт-Петербурге Петр распорядился разместить слона в одном из собственных своих домов, а потом был выстроен «Слоновый двор». Были приняты меры по защите слона от холода российских зим – изготовили теплую меховую попону на суконной подкладке, не забыв и специальный капюшон на хобот, назначили истопника и служителей для ежедневной доставки дров. «Ведомости» сообщали, что слону назначено официальное довольствие: рацион его составлял ежедневно 50 фунтов риса и кукурузы, «в летнее время воз травы; в зимнее время по 5 пудов сена и тростнику», а также очень дорогой в те времена сахар и лучшие специи, включая даже шафран.
«Великими богатствы от шаха одарен…»
1 сентября 1717 года посольство Артемия Волынского покинуло персидскую столицу, оставив только при шахском дворе Семена Аврамова. В его обязанности входило собирать сведения, относящиеся к торговле с Россией, и опекать купцов. Также Аврамов должен был своевременно сообщать российскому начальству обо всех важных событиях, происходящих в Персии.
В своих записках Волынский отмечал, что «Во всей Персии я почитаю лутчшие провинции, начав от границы турецкой, Эривань и Тебриз, которые не безхлебные бывали, тако ж и комерциею немалой интерес Персии приносят, ибо великие караваны турецкия (по несколько сот верблюдов) для купечества туда приходят, а большая часть привозит серебра (нежели иных товаров), которые в Тебризе турецкие купцы сами отдают мастерам переделывать персидскую монету, и потом на готовые деньги, какие товары хотят, в Персии покупают, паче же сырец шолк… провинции, лежащие подле Каспийского моря, Ширванская и Гилянь, ис которых великая польза персиянам. И где я ни был, но прибыточнее оных не видел…» В Ширване же «жилых мест не мало и многолюдно и во всем довольствие и имеют, понеже земля зело плодоносна и множество родитца хлеба (которым и другие многие места довольствуютца), виноградов и протчих изрядных фруктов, каких я и в Турецкой области не видал; также и лесов довольно, а особливо около моря. К тому ж зело много диких изрядных зверей и птиц; также и скотом довольны и рыбами, а особливо лутчей интерес их шолк, которого довольно везде родитца и редкая деревня, где бы не было толковых заводов, как около моря, так и до самой реки Кура». Описывая Гилян, Волынский отмечает, что «здешний шолк выше протчих… Шолку… зело оного родитца много, с которого только одних пошлин (как слышал я сам от эхтадевлета шахова) собирается в казну шахову до 900 000 рублей, кроме иных доходов. Также и пшена зело много родитца и такова во всей Персии нет, откуды весь дом шахов довольствуетца».
«Во всей Персии я почитаю лутчшие провинции, начав от границы турецкой, Эривань и Тебриз, которые не безхлебные бывали, тако ж и комерциею немалой интерес Персии приносят, ибо великие караваны турецкия (по несколько сот верблюдов) для купечества туда приходят, а большая часть привозит серебра (нежели иных товаров), которые в Тебризе турецкие купцы сами отдают мастерам переделывать персидскую монету, и потом на готовые деньги, какие товары хотят, в Персии покупают, паче же сырец шолк… провинции, лежащие подле Каспийского моря, Ширванская и Гилянь, и с которых великая польза персиянам».
Посольство покинуло персидские земли в мае 1718 года, причем большинство трудностей передвижения было связано именно с доставляемым царю Петру зверинцем – только довольствие слона обошлось посланнику почти в тысячу рублей. А это были по тем временам огромные деньги. Но зато насчет крепостей Волынский рапортовал начальству, «Сколько я персидских мест видел – нет крепости ни одной». Невысоко Волынский оценивал и шахских приближенных, и персидскую армию. Описание Артемия Волынского, позже вошедшее в архивы под названием «Журнал русского посланника А. П. Волынского», дошло до наших дней.
Поспешая из Персии в новую российскую столицу с докладом и дарами для царя, Волынский загонял лошадей (в одной из жалоб на посланника говорится, что он не удовольствовался полученными от коменданта города Петровска 250 подводами, и требовал еще 200 подвод!), но его обгоняли слухи, что посольство из Персии возвращается с «великими богатствы от шаха одарен», хотя Волынский и отрицал это…
Восточные перспективы
Известный российский историк Сергей Соловьев в своем фундаментальном труде «История России с древнейших времен» (том XVIII) пишет, что «Волынский продолжал писать Петру о необходимости действовать в Персии и на Кавказе вооруженною рукою, а не политикою. Как видно, в Петербурге внушено было Волынскому, что до окончания шведской войны трудно начать непосредственно войну персидскую, но что он может ускорить распадение Персии поднятием зависевших от нее народов кавказских; 15 августа Волынский писал царю: «Грузинский принц (Вахтанг) прислал ко мне и к сестре своей с тем, чтоб мы обще просили о нем ваше величество, дабы вы изволили учинить с ним милость для избавления общего их христианства, и показывает к тому способ: 1) чтоб ваше величество изволили к нему прямо в Грузию ввести войск своих тысяч пять или шесть и повелели засесть в его гарнизоны, объявляя, что он видит в Грузии несогласие между шляхетством; а ежели войска ваши введены будут в Грузию, то уже и поневоле принуждены будут многие его партию взять. 2) Чтоб для лучшего ему уверения изволили сделать десант в Персию тысячах в десяти или больше, чтоб отобрать у них Дербент или Шемаху, а без того вступить в войну опасен. 3) Просил, чтоб изволили сделать крепость на реке Тереке между Кабарды и гребенских козаков и посадить русский гарнизон для свободной с Грузиею коммуникации и для его охранения. И как видится, государь, по моему слабому мнению, все его предполагаемые резоны не бессильны. Вахтанг представляет о слабом нынешнем состоянии персидском, и какая будет вам собственная из оной войны польза, и как персияне оружию вашему противиться не могут; ежели вы изволите против шаха в войну вступить, он, Вахтанг, может поставить в поле своих войск от 30 до 40000 и обещается пройти до самой Гиспагани…»
Царь Петр I оказался доволен деятельностью посольства в Персии, и в марте 1719 года Артемий Волынский был произведен в полковники и назначен начальником только что основанной Астраханской губернии.
Многим «птенцам гнезда Петрова» после победы над Швецией стало казаться, что восточные империи – соседи России – теперь должны признать ее силу и возросшую роль на Востоке. Артемий Волынский был одним из советчиков Петра I – сторонников организации Персидского похода (и его участником), и в подведомственной ему Астраханской губернии он сделал немало приготовлений к предстоящей войне с Персией.
Через несколько лет, казалось, уже достигнув почти самых вершин власти, Волынский был низвергнут недругами, арестован, допрошен и 27 июня 1740 года публично казнен.
При обыске имущества в кабинете министра Волынского было найдено и много персидских вещей: убранная персидским коноватом (разновидность шелковой ткани) «угловая зала», персидские ковры, две пары персидских башмаков, подвеска персидская золотая с жемчужными зернами «бурмицкими», халат «шахов верхней» парчовый с золотыми кистями и шнурками, «завой» с персидской чалмы, персидские «генжинские», гилянские, казвинские, «ордевинские», шемахинские и другие монеты, хранившиеся в двенадцати мешочках, бумажных пакетах и глиняной кубышке (Волынский был нумизматом) и даже две персидские пищали.
Закат эпохи Сефевидов
Солтану Хусейну I, царствовавшему с 1694 по 1722 год, выпало стать фактически последним правителем Персии из династии Сефевидов. Хотя после него титул шаха носили еще несколько представителей этого рода, но их правление было большей частью номинальным. Его отец, шах Сулейман, говоря о выборе наследника, указывал, что для спокойной жизни царедворцам имеет смысл поддержать его старшего сына, а это был как раз Солтан Хусейн. Но ради укрепления могущества державы было бы лучше, если бы корона перешла к младшему сыну Сулеймана по имени Аббас. Однако приближенные предпочли Солтана Хусейна.
Ему довелось взойти на престол в непростое время, когда от правителя требовалась твердая воля и умение стратегически мыслить. Начались беспорядки в нескольких провинциях, аравийские пираты нападали на принадлежащие Персии острова, и в довершение всего началась эпидемия чумы. Но шах Солтан Хусейн редко пытался побороть искушение передать заботы о решении государственных дел не только своим вельможам, но и родной тетушке, которая была весьма властолюбивой особой.
Это не принесло стране благоденствия, а правителю славы. Солтан Хусейн получил прозвище «Очень хорошо!», поскольку именно этими словами он торопливо одобрял представляемые ему проекты указов. И при всем этом он вошел в историю как тот, кто не смог со всей ответственностью отнестись к государственным обязанностям. Но ему довелось пережить нашествие удачливых завоевателей, плен и страшный момент, когда афганский эмир Мир Махмуд-хан приказал убить всю его семью. Солтан Хусейн спас тогда двух маленьких сыновей, но сам был ранен.