«Английский посланник использовал всю свою изобретательность ради устранения посла России от какого-либо участия в этих переговорах; он был до такой степени осторожен, что не позволил посланцу из Герата нанести мне визит».
В 1837 году осадившие город Герат войска под личным командованием шаха имели в своих рядах и российских офицеров. Военным советником был опытный военачальник, генерал-майор Иван Осипович Симонич, который в 1832 году был назначен императором Николаем I полномочным министром в Персии.
Послом в Персии Симонич пробыл шесть лет. Его биография могла бы стать сюжетом фильма или романа. Родившийся в 1794 году в городе Себенико (Далмация) Симонич служил в армии Наполеона и участвовал в походе против России. После разгрома «Великой армии» он попал в русский плен и четыре года спустя стал русским офицером: по «высочайшему приказу» был зачислен капитаном в Кременчугский пехотный полк. Благодаря проявленному усердию и таланту через год Симонич был произведен в майоры, а спустя два года – в подполковники. В основном служил на Кавказе.
В своей анкете, дошедшей до наших дней, Симонич сообщал, что владеет русским, французским, итальянским и латинским языками, знает историю, географию, математику, артиллерию, фортификацию.
Во время Русско-персидской войны 1826–1828 гг. Симонич отличился в Елизаветпольском сражении, за которое был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. Командовал полком в Русско-турецкую войне в 1828–1829 годах. Через несколько месяцев после ее окончания был произведен в генерал-майоры.
Вот как описывает российский посол свои переговоры с Мохаммед-шахом накануне похода: «Шах с чувством глубокого удовлетворения и признательности принял предложенный ему С.-Петербургским кабинетом план объединения под его (шаха) эгидой стран, некогда принадлежавших его предшественникам, но вот уже в течение столетия не признававших господства Персии; тем более что от него не требовалось дорогостоящих жертв. Его величество одобрил миссию русского офицера и содержание данных ему предписаний. Что касалось Герата, то шах остался твердым в своем намерении послать армию в Хорасан и действовать по ее прибытии, исходя из преданности, с которой Камран примется за выполнение предварительных условий, предполагая, что преданность эта искренна».
В августе 1837 года в персидскую столицу пришло сообщение о смерти британского короля Вильгельма IV и восшествии на престол королевы Виктории. Никто еще ни в Европе, ни в далекой Персии не догадывался о том, что ей предстоит более полувека править Британией и стать императрицей Индии. В мировую историю вошли такие термины, как викторианская эпоха и викторианский стиль. Став королевой 20 июня 1837 года, Виктория ознакомилась со своими правами и обязанностями, среди которых были давать своему правительству советы, расформировать армию, отправлять в отставку всех королевских офицеров, начиная с главнокомандующего, и увольнять чиновников, даровать звание пэра любому гражданину Великобритании, и даже миловать осужденного преступника. По традиции британский монарх проводил церемонии открытия парламента и участвовал в военных парадах и торжественных мероприятиях, например, закладке первого камня английского университета или музея.
«Во время похода персидской армии к Афганистану его величество покойный император Николай предпринял поездку на Кавказ, посетил Тифлис, но ранее побывал в Эривани. Здесь его встретил губернатор персидской провинции Азербайджан амир-низам из Тавриза, чтобы приветствовать его величество от имени шаха. Амир-низам прибыл на встречу, по персидскому обычаю, с большой свитой, в которой находился и юный наследник престола, нынешний шах Насер эд-Дин, тогда восьмилетний мальчик. Император принял мальчика очень дружелюбно…»
Узнав о новой правительнице Британской империи, Мохаммед-шах назначил своего первого адъютанта Хосейн-хана чрезвычайным послом для передачи королеве Виктории своих поздравлений. Помимо этого, Хосейн-хану были даны поручения и для других европейских владык: он должен был передать письма и подарки для австрийского императора и французского короля. Мохаммед-шах решил последовать по пути своего деда и продолжить прежние связи с правителями этих держав. Но британский посол в Персии выразил недовольство шахским выбором посланника, считая его недостаточно знатным по происхождению. Тем более когда на грузинской земле ожидали приезда российского императора Николая I, который решил лично побывать на южной окраине своего государства и стал первым российским государем, ступившим на землю Грузии.
27 сентября 1837 года Николай I приплыл на пароходе «Полярная звезда» в крепость Редут-Кале на черноморском побережье Грузии (теперь это поселок Кулеви). Владыка Персии отправил на встречу с императором посольство во главе со своим старшим сыном.
Иван Федорович Бларамберг, будущий генерал-лейтенант, директор Военно-топографического депо, управляющий Военно-топографической частью ГУ Главного штаба – начальник Корпуса военных топографов, 18 января 1837 года был назначен адъютантом посла в Персии – генерал-майора графа И. О. Симонича. Капитан Бларамберг участвовал в осаде Герата и оставил подробные описания событий того времени (И. Ф. Бларамберг. Воспоминания. Глава III. 1838 год. – М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1978 г.). «Во время похода персидской армии к Афганистану его величество покойный император Николай предпринял поездку на Кавказ, посетил Тифлис, но ранее побывал в Эривани. Здесь его встретил губернатор персидской провинции Азербайджан Амир-Низам из Тавриза, чтобы приветствовать его величество от имени шаха. Амир-Низам прибыл на встречу, по персидскому обычаю, с большой свитой, в которой находился и юный наследник престола, нынешний шах Насер эд-Дин, тогда восьмилетний мальчик. Император принял мальчика очень дружелюбно, посадил его себе на колени, приласкал и щедро одарил, но в беседе с Амир-Низамом заявил, что со стороны шаха, его друга и доброго соседа, нелюбезно не только принимать к себе русских и польских дезертиров, но и, более того, формировать из них под командованием бывшего вахмистра целый батальон, который теперь находится при армии шаха и, вероятно, стоит уже у стен Герата. Итак, он желает, чтобы эти дезертиры были отправлены в Грузию. Желание императора было для Амир-Низама, естественно, приказом, и он ответил его величеству, что тотчас же сообщит об этом своему государю, но счел необходимым добавить, что отправка дезертиров назад связана в данное время с некоторыми трудностями, так как русский батальон, вероятно, уже под стенами Герата. Император Николай настаивал, тем не менее, на его выдаче и выехал из Эривани в Тифлис. Граф Нессельроде поставил в известность графа Симонича о воле его величества императора и приказал ему приложить все усилия к тому, чтобы завершить это дело. Между тем слух об этом дошел до графа уже с персидской стороны. Однако персидская администрация начала с того, что стала поспешно переправлять в лагерь под Гератом снаряжение русских и польских дезертиров, находившихся в Тегеране и Тавризе. Эти действия не свидетельствовали о персидской лояльности. Так как шах и его первый министр Мирза Хаджи-Агасси (который был действительным правителем Персии) находились под Гератом и граф ни с одним из них не мог вступить в прямой контакт, чтобы обсудить этот вопрос, он в записке графу Нессельроде попросил добиться для него разрешения его величества лично отправиться в лагерь под Гератом и переговорить с шахом и его министром об этом деле…
Полностью укомплектованный персидский полк (фаудж) насчитывает 1000 человек и формируется из племен, населяющих Персию. Обычно командиром такого полка является глава соответствующего племени, иногда 12-летний мальчик. Полки одного племени не подчиняются главе другого племени, и часто между разными полками существуют соперничество и вражда.
Полки, находившиеся в окопах под Гератом, редко или совсем не сменялись, и поэтому сарбазы стремились создать себе здесь максимум удобств. Они отрывали по обеим сторонам окопов в жирном суглинке ниши, своего рода каморки, и, так как здесь очень редко шли дожди, довольствовались этими жилищами…
С рассветом в лагере играли утреннюю зорю, затем барабанщики, горнисты и флейтисты отправлялись в окрестности, чтобы поупражняться в своем искусстве, и так как каждый играл сам по себе и на собственный манер, то это была ужасная музыка. Ежедневно за час до захода солнца на широкой площади перед шатром, а позднее у дома шаха собирались три разных оркестра. Начинал оркестр русского батальона, хотя многие его инструменты имели не совсем чистый строй. Затем вступал оркестр, состоящий из 20 барабанщиков, горнистов и флейтистов. И наконец за дело брался личный оркестр шаха (негаре-хане) с бубнами, волынками и длинными огромными прямыми трубами двух размеров, каждая из которых тянула лишь одну ноту. Музыка этого последнего оркестра была особенно ужасна для европейского слуха. Нетрудно представить, что это был за кошачий концерт из разных мелодий, когда на заходе солнца все три оркестра начинали играть одновременно. Тем не менее персидские солдаты и прочий народ каждый вечер окружали их плотным кольцом и считали эту какофонию очень приятной».
Против начавшегося похода выступали англичане, требовавшие от шаха вывода его войск с территории Гератского княжества, угрожая Персии военным вмешательством. Описывая Герат и его оборону, Симонич приводит следующие данные: «Четыре стены города, образующие четырехугольник, обращены к четырем сторонам света. В городе пять ворот: на каждой стороне плюс дополнительные ворота на северной. Именно с этой стороны находилась крепость. Шах стал лагерем с запада в полутора верстах от города. Подступы к городу были облегчены для осаждающих тем, что земля была покрыта развалинами, которые (о азиатская беззаботность!) никто не потрудился даже убрать от рва; но Хаджи, как всегда своенравный, счел достаточным установить наблюдение только за двумя воротами. Таким образом, трое ворот были совершенно свободными, что давало возможность пополнять городские запасы провизии. Если развалины, о которых мы только что говорили, служили на пользу осаждающим, то не менее полезными были они и для осажденных; последние, хорошо зная все ходы и выходы, бродили днем и ночью вокруг шахского лагеря, похищали и убивали отдельных людей, выходивших за дровами или мародерствовать».