Отголоски тогдашних попыток британского вмешательства сохранились в памяти иранцев до сих пор. Известный писатель и сценарист, автор романа «Шахматы с Машиной Страшного суда» Хабиб Ахмад-заде так говорит об этом: «Мы помним еще времена Британской империи, желавшей покорить весь мир, и иранский народ до сих пор не доверяет англичанам. А русского спокойно пригласят в гости: мы знаем, что у него за пазухой нет камня».
Новый облик Тегерана
Во времена правления Каджаров Тегеран стал образцом нового иранского города, начали формироваться новые городские понятия – улица, площадь, городская среда, парк и официальные городские учреждения. Увеличилось количество иностранцев, которые стали возводить на территориях своих дипломатических миссий высокие здания и разбивать большие сады.
Начиная с 1899 г., когда был принят указ о создании мэрии (баладие), государство начало создавать организационные единицы городского управления. Изнанкой быстрого развития крупных иранских городов (в первую очередь столицы) стал кризис коллективной памяти, поскольку в результате внутренней эмиграции в эти города переехали группы людей из разных иранских провинций. Как подчеркивает Ниматулла Фазели в книге «Современная иранская культура», «неоднородность этих групп и отсутствие конкретных культурных программ не позволили появиться городскому коллективному чувству или коллективной памяти. Коллективная память и конкретная городская идентичность жителей разных регионов, которые в период Насер ад-Шаха и даже до него в пределах конкретных районов знали друг друга, были стерты». При этом шахское правительство не смогло предложить новую культурную политику вместо утраченной местной идентичности, и поэтому в столице не была полностью сформирована местная городская культура.
В конце XIX века, как отмечает иранский историк Ярванд Абрахамиан, в городах жило менее одной пятой части всего населения страны. Городское население Персии обитало в 36 городах, причем большинство жило в Тегеране (200 тысяч человек) и Тебризе (110 тысяч человек). В других крупных городах: Исфахане, Йезде, Казвине, Куме и Ширазе – численность жителей насчитывала от 20 до 80 тысяч человек. В городах Ардебиль, Кашан и Амол проживало примерно по двадцать тысяч человек.
«Тегеранскую площадь Тупхане (Пушечную) можно назвать первичной моделью современного иранского города или, как его еще называют сегодня некоторые иранские исследователи, «тегеранским стилем». Площадь Тупхане, построенная в середине XIX века, включала в себя некоторые элементы и компоненты традиционного иранского города: рынок, правительственный дворец, мечеть и ворота, открывающееся в сторону жилых кварталов».
При этом система городского управления долгое время сохраняла традиционные черты: «вали» и «хакимы» управляли провинциями, а персидские города подразделялись на махалле (районы. – Прим. авт.), каждый из которых имело своего «кадхода». «Кадхода был посредником между жителями махалле и городским судьей… Он также заведовал кофейнями, зурханами (залами для занятий традиционным спортом. – Прим. авт.) и общественными банями».
Один из самых первых преобразователей облика персидских городов в XIX веке был упомянутый ранее визирь Амир Кабир (посещавший Санкт-Петербург), начавший реконструкцию шахских дворцов, затем – дорог, и задумавший организовать и большую артиллерийскую площадку. По приказу владыки-реформатора Насер ад-Дин Шаха (неоднократно путешествовавшего по Европе и восхищавшегося Парижем, его бульварами и площадями) с 1877 по 1891 год прошла модернизация столицы, поэтому, по мнению многих иранских историков, именно Париж и стал образцом для преобразований персидской столицы.
По мере увеличения числа жителей Тегерана они перестали вмещаться на территории, огражденной городской стеной, построенной еще во времена шаха Тахмаспа (1514–1576) и почти одновременно с проведением первой переписи населения страны 1867 года, началось разрушение старой стены, опоясывавшей Тегеран и строительство новой… Но к этим традиционным постройкам добавились и приметы новизны – здесь появились здания телеграфа, мэрии, новая больница и другие постройки, обусловленные нуждами большого города и столицы государства.
Водопровод и змеиная кожа
Разумеется, процесс перемен не был гладким, он порождал и драмы, и комические ситуации. Так, популярный иранский писатель Мохаммад-Казем Мазинани в в романе «Последний из Саларов» с юмором описывает начало модернизации городской жизни и его неизбежные издержки: «Ровно на десять утра был назначен пуск водопровода: было объявлено, что вода пойдет из гидранта на главной площади города. Народу собралось – не протолкнуться, и все городские власти присутствовали…
«Кадхода был посредником между жителями махалле и городским судьей… Он также заведовал кофейнями, зурханами и общественными банями».
Древний провинциальный городок, подобно старому змеиному королю после последней случки, находился в процессе сбрасывания кожи. Голову он положил возле недавно разбитых бульваров, а хвостом обвился вокруг минарета исторической мечети и непрерывно извивался, чтобы старая кожа слезла с него, как футляр. Куски этой прежней шкуры еще видны были в нижней части города.
Бульдозеры вскрывали старую городскую ткань, чтобы заложить основания нового: парков и школ, контор и домов геометрических форм – квадратных и прямоугольных. А каких только тайн не выходило на поверхность при сносе старого… В полночь люди слышали стоны и хныканье нечистой силы из разрушенных старых бань и крытых водохранилищ. Древние крепостные стены тряслись от безжалостного натиска бульдозерных ножей и с трудом удерживали сами себя от обвала. На месте улиц неожиданно появлялись сады. Переулки и улицы, как поднявшееся тесто, раскатывались под колесами автомобилей и делались все длиннее и длиннее. С каждым днем росло количество автомастерских и автослесарей; свои промасленные руки они вытирали о рваные женские платки и мужские шаровары, о сюртуки из цветной бязи и об армяки старого покроя…
Из японского динамика на минарете Сельджукидских времен разносился по городу призыв к полуденному намазу. Услышав азан, ветер древности вставал на свои параличные ноги и шаркал в главную мечеть, и там позади Сасанидских колонн читал один намаз за другим. Потом торопливо покидал мечеть и пытался отдышаться где-нибудь в садах южной части города. Так он действовал уже не одну тысячу лет, но теперь он, кажется, совсем обессилел. Говорили, что он это делал еще и в те годы, когда мечеть была зороастрийским храмом: так же шелестом своим сопровождал чтение Авесты на староперсидском языке.
Губернатор провинции закончил речь под аплодисменты публики. Мэр города с его круглым животиком, на котором галстук лежал, словно змея, греющаяся на солнышке, шагнул вперед. Девушки в традиционных нарядах возле крана гидранта держали поднос с большими ножницами. Мэр взял ножницы и шагнул к гидранту. Площадь ждала в пыльном молчании. Мэр перерезал ленточку, и стальной кран открыли, и со свистом и бульканьем под напором пошла вода. Эта вода шла из глубокого колодца и, в отличие от воды в старых городских арыках, была заключена в темницу чугунных труб, из которых теперь вырывалась и с ворчанием падала в бетонное русло, и текла уже по нему дальше…».
Бульдозеры вскрывали старую городскую ткань, чтобы заложить основания нового: парков и школ, контор и домов геометрических форм – квадратных и прямоугольных. А каких только тайн не выходило на поверхность при сносе старого… В полночь люди слышали стоны и хныканье нечистой силы из разрушенных старых бань и крытых водохранилищ. Древние крепостные стены тряслись от безжалостного натиска бульдозерных ножей и с трудом удерживали сами себя от обвала. На месте улиц неожиданно появлялись сады. Переулки и улицы, как поднявшееся тесто, раскатывались под колесами автомобилей и делались всё длиннее и длиннее.
Железные дороги
Интенсивное развитие урбанизации страны, появление новых предприятий и вызванная этим необходимость быстрой перевозки больших партий грузов способствовали развитию транспортной системы Персии. Традиционные купеческие караваны вьючных животных уже не могли обеспечить потребности экономики. Немалую роль играло и взаимодействие с Российской империей, которая, как пишет Святослав Рыбас в книге «Заговор верхов, или Тотальный переворот», после поражения в Крымской войне «и утраты из-за сопротивления Англии всех преимуществ, полученных после войны с Турцией… повернулась в противоположную сторону от Европы».
Не только на персидской земле появление железных дорог и ездивших по первых паровозов порой пугало людей, относившихся к новому способу передвижения с опаской. Когда в августе 1851 года российский император Николай I отправился в Москву на празднование 25-летия своего коронования, в сопровождении свиты и нескольких немецких принцев, то большие мосты из боязни переходил вслед за поездом пешком.
Тем не менее в 1864 году в Тегеране появился человек, представлявшийся как «господин Савалан», и предложил правительству Персии проект строительства железной дороги. Получить концессию он тогда не сумел, однако добился обещания уведомлять его в течение следующих 10 лет о всякой вновь открывшейся перспективе железнодорожной концессии.
В 1866 году Мошен-хан Мойн ол-Молк, персидский посланник в Лондоне, вел переговоры о постройке железной дороги от Тегерана до города Рей с прусским предпринимателем Строусбергом, который в то время занимался строительством и эксплуатацией железных дорог в Румынии.
«Горчаков выразил недовольство концессией, заявив, что она нарушит персидскую независимость. Шах ответил Горчакову, что его страна не может остаться без железных дорог, строительство которых требует привлечения иностранных компаний. Он предложил русскому канцлеру помочь в этом деле. Горчаков заверил шаха, что он попробует найти компанию, подходящую для этой цели».