тают сидеть.
Кейт чувствовал себя словно человек, идущий по канату в темноте. В чем тут дело? Что это за выбор между сидением и лежанием? Ему не хотелось ни того, ни другого.
— Пожалуй, я не буду, — сказал он наконец.
Они как раз дошли до зала, и Кейт удивленно уставился на лежанки. Повсюду тянулись длинные плотные ряды раскладушек. Если не считать проходов между рядами, они занимали все огромное помещение. И почти на всех спали люди.
Неужели жилищная проблема стояла настолько остро? Нет, это невозможно, судя по количеству объявлений в «Нью-Йорк Таймс» о сдающихся комнатах и квартирах. И все же…
Человечек коснулся его раненой руки и Кейт буквально подпрыгнул. По счастью, тот ничего не заметил — он как раз говорил «Одну минутку» носильщику, который шел чуть впереди.
Потом он обратился к Кейту:
— Если… гмм… у вас нет денег, я готов… гмм… одолжить вам несколько кредиток.
— Спасибо, — поблагодарил Кейт. — Я, пожалуй, пойду.
— Надеюсь, вы не собираетесь выйти? — На лице человечка читался ужас вперемешку с удивлением.
Снова он сказал что-то не так. Ведь он понятия не имел, ни почему в зале Центрального Вокзала стояли раскладушки, ни в чем разница, останется он здесь или нет. Во всяком случае лучше избавиться от нового человека, пока у того не возникли подозрения… если это еще не произошло.
— Разумеется, нет, — сказал он. — Я не настолько глуп. Просто меня должны были ждать, и я хочу поискать его. Может, позднее я и возьму лежанку, но сомневаюсь, чтобы мне удалось заснуть. Не беспокойтесь обо мне, и спасибо за предложение. Деньги у меня есть.
Он быстро отошел, прежде чем мужчина успел задать новый вопрос. Свет в зале вокзала был притушен, явно для того, чтобы не мешать спящим. Кейт медленно прошелся по огромному помещению, стараясь ступать как можно тише, потом направился к выходу на Сорок Вторую стрит.
Приближаясь к двери, он заметил, что по обе ее стороны стоят полицейские.
Поворачивать было уже поздно — один из полицейских смотрел прямо на него. Кейт шел к двери, которую охраняли, и уже не мог отвернуть, не привлекая к себе внимание. Если вдруг окажется, что с вокзала выходить нельзя — он даже не мог предположить, почему, — Кейт решил сделать вид, что просто хочет выглянуть через стеклянную дверь.
Итак, он медленно подошел к двери, отметив про себя, что стекло закрашено снаружи черной краской.
Когда Кейт оказался совсем рядом, заговорил тот полицейский, что был выше, причем в голосе его звучало уважение:
— Вы вооружены?
— Нет.
— Снаружи довольно опасно. Разумеется, мы не имеем права никого задерживать и можем только давать советы.
Первой реакцией Кейта было облегчение: значит, его не задержат здесь, как он боялся. Он не собирался терять ночь не вокзале, какая бы тому ни была причина. Вот только о чем говорил полицейский? Опасность? Что за опасность? Он знал только, что она задержала на вокзале тысячи людей, прибывших поздними поездами. Что случилось с Нью-Йорком?
Впрочем, отступать уже поздно. «Кроме того, — угрюмо подумал он, — пока я не знаю законов, управляющих этим миром, я в опасности везде и всюду».
Стараясь говорить как можно равнодушнее, он произнес:
— Мне недалеко. Ничего со мной не случится.
— Дело ваше, — сказал полицейский.
Второй оскалился в усмешке:
— Надеюсь, хоронить не придется. Можете идти. — И он открыл дверь.
Кейт с трудом сдержался, чтобы не повернуть. Дверь не была закрашена черной краской, просто снаружи царила тьма египетская. Абсолютная темнота, какой он никогда прежде не видел. Нигде ни малейшего огонька, а свет ламп вокзала, казалось, вообще не разгонял мрака. Взглянув под нога, Кейт увидел тротуар всего на полметра за порогом.
И кроме того — было ли это просто иллюзией? — ему показалось, что часть темноты проникла сквозь открытую дверь в зал вокзала, словно это была не обычная ночная тьма, а какие-то черные испарения. Неужели тьма — это нечто большее, чем просто отсутствие света?
Но что бы то ни было, Кейт не мог признаться в своем невежестве. Он должен был выйти, что бы его ни ждало.
Он вышел, и дверь закрылась за его спиной. Впечатление было такое, будто он вдруг оказался в шкафу. Это была тьма в квадрате, по-видимому — ему вспомнилось определение из «Нью-Йорк Таймс», — то самое полное затуманивание.
Кейт взглянул вверх и не увидел ни звезд, ни Луны, хотя была ясная лунная ночь. В Гринвилле, по крайней мере.
Сделав два шага, он обернулся, чтобы посмотреть на дверь… и не увидел ничего. А ведь должен был увидеть ярко освещенный прямоугольник. В такой темноте дверь должна быть заметна издалека, несмотря на слабый свет в зале. Разве что стекло и вправду было закрашено снаружи черным. Кейт шагнул к вокзалу и заметил дверь — расплывчатый прямоугольник на расстоянии вытянутой руки. В двух шагах ее уже не было видно.
Кейт снова отступил и дверь исчезла. Порывшись в кармане, он нашел коробок спичек и зажег одну. Держа ее в вытянутой руке, он видел только слабое сияние. С полуметра огонек был виден отчетливо, но не дальше.
Спичка догорела, пришлось ее бросить. Кейт не знал, погасла ли она, ударившись о тротуар, или нет.
Он уже жалел, что не взял лежанку на вокзале, но возвращаться было поздно. Он и так обратил на себя внимание, когда выходил. Почему он не последовал примеру маленького человечка? На будущее следует запомнить, что безопаснее подражать другим.
Вытянув руку, Кейт коснулся стены здания и, ведя по ней одной ладонью, а второй рукой шаря перед собой, двинулся на запад, к перекрестку с Вандербильт-авеню. Широко открытыми глазами он вглядывался во тьму, но с тем же успехом можно было вообще зажмуриться — все равно ни дьявола не видно. Теперь он знал, каково слепым. Сейчас бы не помешала тросточка, чтобы стучать по тротуару, а вот собака-поводырь оказалась бы бесполезной; Кейт сомневался, чтобы даже кот мог бы видеть в этом черном тумане дальше чем на полметра.
Вскоре рука, касавшаяся стены, наткнулась на пустоту — он оказался на углу.
Кейт остановился, прикидывая, стоит ли вообще идти дальше. Он не мог вернуться на вокзал, но почему бы просто не сесть на тротуар, не прислониться спиной к стене и не подождать утра? Разумеется, если утром этот черный туман рассеется.
Добраться до своей холостяцкой квартиры в Гринич-Виллидж он явно не сможет. Такси не могли ездить. Рассудок подсказывал ему, что и на все прочие виды транспорта лучше не рассчитывать. Только полный идиот или невежда вроде него — а во всем Нью-Йорке другого такого наверняка не было — попытался бы преодолеть океан темноты.
Подумав, он решил все же не дожидаться рассвета. Мог появиться полицейский патруль и его начали бы расспрашивать, почему он не остался в безопасном убежище вокзала. Нет, если уж он решится сесть и переждать ночь, то сделает это в другом месте, а не в десяти шагах от исходной точки. Тогда, если его задержат, он хотя бы сможет утверждать, что пытался добраться домой.
Полагаясь только на везение и осторожно ставя ноги, Кейт дошел до края тротуара и ступил на мостовую. Если здесь было какое-то движение… но ведь машины не могут ездить в таком тумане, разве что с помощью радара. Эта мысль заставила его проскочить вторую половину мостовой быстрее, чем первую — кто знает, может, они действительно используют радары?
Край тротуара по другую сторону улицы он нашел, споткнувшись об него. Поднявшись, Кейт пересек тротуар и вновь коснулся рукой стены.
Сорок Вторая стрит всего в нескольких кварталах от Таймс-сквер и Бродвея, но с тем же успехом он мог находиться… нет, даже не на Луне, ведь там компанию ему могли составить хотя бы пурпурные чудовища. Да, кстати, а есть ли они здесь?
Кейт запретил себе думать об этом.
Он прислушался, но не услышал ничего, кроме тихого шороха собственных подошв, и поймал себя на том, что невольно идет на цыпочках, стараясь не нарушать этой страшной тишины.
Миновав очередной квартал, он добрался до Мэдисон-авеню, пересек ее и начал наощупь искать дорогу к Пятой авеню.
А собственно, куда он идет? К Таймс-сквер? А почему бы и нет? Гринич-Виллидж слишком далеко, чтобы таким вот образом добраться туда до рассвета… Однако, куда-то идти нужно, так почему бы не к центру? Если где-то и была какая-то ночная жизнь, то только там.
Зайти куда-нибудь, куда угодно, только бы выбраться из этой темноты!
Кейт принялся нажимать ручки дверей, мимо которых проходил. Все были заперты. Потом вспомнил, что в кармане у него лежит ключ от редакции Объединенных Издательств Бордена, расположенной в здании, что стоит в трех кварталах к югу. Хотя нет, ворота наверняка будут заперты, а от них у него нет ключа.
Он пересек Пятую авеню. На другой стороне улицы, слева, должна быть Публичная Библиотека. Он прикинул, не провести ли остаток ночи на ее лестнице, но отказался от этой идеи. Теперь, когда он уже выбрал направление движения, можно идти дальше, до Таймс-сквер. Там наверняка найдется какое-нибудь укрытие, пусть даже просто освещенная станция метро.
Между Пятой и Шестой авеню — Кейт задумался, не пытались ли ее и здесь назвать Авеню Америк, — расстояние немалое. Однако нигде он не нашел открытой двери, хотя и нажимал на все ручки.
Миновав Шестую авеню, он оказался на полпути к Бродвею. Кейт нажал очередную ручку; но эта дверь тоже была закрыта. Однако в тот краткий момент, когда он остановился, чтобы поискать ручку и его собственные шаги стихли, из темноты донесся звук. Первый звук с тех пор как он вышел с вокзала.
Это был звук шагов, таких же тихих и осторожных, как и шаги Кейта. И он почувствовал, что это означает опасность, смертельную опасность.
Глава 5Люди ночи
Он стоял неподвижно, слушая чужие шаги. Кто бы или что бы там ни было, Кейт никак не мог избежать встречи, разве что повернулся бы и пошел в обратном направлении. Мир вдруг показался ему одномерным. Пока оба они — он сам и незнакомец в темноте — нащупывали дорогу вдоль одной стены, существовали только два направления: вперед и назад. Как муравьи, ползущие по одной нитке, они должны были встретиться; им не разойтись, разве что один из них повернет назад.