Переглянувшись, они одновременно подумали о том, что преступники, добившись желаемого результата, скорее всего, расправились с Пошкусом…
– Раз мы нашли эти вещички у одного из лидеров «паневежских», то это означает, что именно данная группировка стоит за похищением Пошкуса и Сергачева. По своей ли они инициативе действовали, или Боксера и Чяпу кто-то попросил о такого рода услуге – сие нам неизвестно. – Подумав немного, Стас добавил: – Определенно, их похищение – дело рук паневежской группировки!
– Что и требовалось доказать…
– Доказательств их прямой причастности существует немало, – задумчиво посмотрел на напарника Стас. – Мы тоже, как видишь, кое-что подсобрали… Но что толку от всего этого? Чяпу вот кто-то некстати приговорил… А с того света, Слон, еще никого не удавалось высвистать для дачи свидетельских показаний.
– Обо всех этих делах может что-то знать Легостаев, – высказал догадку Слон. – Но полной информацией, кроме Чяпы, думаю, располагает только Боксер.
– Блин… Как мы подступимся к Боксеру, если даже не знаем, где он сейчас обретается?! Ладно, что-нибудь придумаем… Давай, Слон, крути «кино» про Сергачева.
Вадим Сергачев, топ-менеджер Тюменского нефтегазового концерна, прибывший в Прибалтику с некоей тайной миссией и похищенный вечером двадцать первого января, как теперь можно судить с большой уверенностью, членами паневежской преступной группировки – действовавшей, возможно, по заказу или по чьей-то конкретной наводке, – предстал перед камерой в столь же плачевном виде, что и его неудачливый литовский партнер.
Всего камера запечатлела три фрагмента допроса. Первый из них, если судить по показаниям таймера, производился в районе восьми часов утра 22 января. Второй – около семи вечера того же дня. Третий, и последний – в шесть утра следующих суток…
Интересовало же дознавателей следующее… С какой целью Сергачев прибыл в Вильнюс? С кем он должен был здесь встретиться кроме Пошкуса?
Что он знает о базе данных, собранных литовцем? За какую сумму его компания намеревалась приобрести эту информацию, чтобы пустить ее в ход во время финальной стадии переговоров о судьбе «Мажейкю Ойл»?
Насколько существенно, по его высокопрофессиональному мнению, добытые «тюменскими» через посредничество Пошкуса и тех, кто ему помогал в сборе такого рода сведений, данные о корпоративных махинациях нынешнего менеджмента «Мажейкю Ойл» могли снизить стоимость приобретаемого Концерном пакета акций компании? И каков был бы в этом случае – ориентировочно – коммерческий выигрыш российских нефтяников?
Где-то прямо, а в некоторых случаях уклончиво, ссылаясь на существующий разброс мнений и оценок относительно намечаемой сделки, но Сергачев все же ответил практически на все вопросы, которые ему были заданы.
Затем преступники «пробили» Сергачева в том плане, что приехав в Вильнюс с секретной миссией, он должен был располагать для своих местных контрагентов определенными денежными возможностями. В ходе второго допроса россиянин признался, что «тюменские» планировали выплатить литовским лоббистам, и прежде всего Пошкусу, очередную причитающуюся им сумму – примерно четыреста тысяч долларов. Эти деньги были переведены в местные банки и хранились на счетах «на предъявителя», с тем, чтобы, использовав определенную процедуру доступа к тому или иному счету, с них могло снять средства любое лицо по усмотрению «тюменских», а в данном случае Сергачева – тот же Пошкус или кто-то другой из числа «литовских друзей».
В финальной стадии допроса Сергачев уже практически утратил человеческое обличье… Он был так зверски избит, что едва мог разговаривать. Его правая рука была замотана в окровавленную тряпку, и в какой-то момент, когда он потерял на короткое время сознание и тряпица скользнула на пол, стало заметно, что на руке у него не хватает указательного пальца.
Он еще раньше назвал все данные, необходимые для того, чтобы снять со счетов эти четыреста тысяч долларов. Но преступники не верили, что он сообщил им полную информацию о банковских счетах, с которых шли деньги на подкуп «восточной партии». Они считали, что он должен был распоряжаться гораздо большими суммами, и пытались вышибить из него эти сведения. А уверения Сергачева, что он в этот раз собирался лишь, как эксперт, оценить собранные Пошкусом данные и только затем переговорить с ним о стоимости его товара, которая не обязательно выражается в деньгах, те, кто его допрашивали, почему-то в расчет не принимали.
На пленке имеется с полдюжины моментов, где Сергачев убеждает их, что кроме тех счетов, о которых говорено выше, ни с какого другого счета они все равно не смогут снять ни доллара, ни рубля, ни лита… Ибо этого не позволяют сделать новые защитные банковские технологии… Он уверял своих истязателей, что он человек состоятельный и что его средств хватит для любой суммы выкупа. Он говорил, точнее, умолял, чтобы они прекратили избиение, потому что обо всем можно «договориться», было бы только обоюдное желание… Но все его мольбы, кажется, так и остались безответными.
Закончив просмотр кассет, «соколы» некоторое время подавленно молчали. Они всякого повидали на своем веку, но есть вещи, способные произвести тяжелое впечатление на самого подготовленного человека.
– О-от твари! – процедил Нестеров. – Я сейчас жалею, что лично не пустил Чяпу в расход…
Слон, закурив очередную сигарету, посмотрел вначале на коробочку, которую по-прежнему держал в руке Стас, а затем на него самого.
Нестеров мигом расшифровал мысль, которая только что посетила его напарника.
– Они могли изменить код доступа, – подумав немного, сказал он. – Либо вообще забрали документы… и что там еще хранилось, вычистив сейф до донышка!
– А на хрена, спрашивается, Чяпа держал бы эту коробочку в своем тайнике?!
– Ты в своем уме, Слон? Эдак мы с тобой далеко зайдем… Не запамятовал еще, что гэбисты уже выписали ордер на мой арест и им осталось лишь проставить дату?
– Вот и перебьешь это дело… компрой!
– Даже и не думай! – Стас спрятал коробочку с ключом и шифром обратно в карман. – Так… Ладно, бери кассеты, и поехали обратно на хутор. А уже там прикинем, в каком направлении нам следует двигать далее… …Стас Нестеров не знал доподлинно, каковы были отношения между Анной Головиной и Вадимом Сергачевым. В сущности, это не его дело. Он знал одно: Головиной не стоит пока демонстрировать эту жуткую запись допроса ее то ли сожителя, то ли гражданского мужа. И пока не обнаружен его труп, говорить об этом человеке следует в настоящем, а не в прошедшем времени…
Глава 31ТАЙНЫ ЧЕРНОГО ПРУДА
Неожиданно куда-то запропастилась Гертруда Францевна.
Мышка еще утром приметила, что кошки не видать ни в доме, ни на прилегающей к усадьбе территории. Она сказала об этом Стасу, но тот лишь отмахнулся: нашла, очевидно, какое-то занятие по своему кошачьему профилю… Может, в ней пробудился древний инстинкт, и она, вообразив себя хищником, решила «зачистить» усадьбу от мелких грызунов…
Ирма с Анной уже собирались заняться поисками общей любимицы, но приезд Римаса отвлек их от этой затеи. Зато позднее, когда мужчины, о чем-то посовещавшись наедине, уехали по каким-то своим важным делам в Паневежис, девушки вновь принялись искать Гертруду Францевну, но дозваться ее не смогли.
– Онуте, ты не знаешь, куда подевалась наша кошечка? – поинтересовалась Ирма у бабушки. – Мы всю усадьбу обыскали, но нигде не можем ее найти!
– Кошку? – переспросила пожилая женщина. – Видела я вашу… эту… как там вы ее обзываете?
– Гертруда Францевна.
– Нет, чтоб назвать просто и ясно – Кате[15]… Все у вас, городских, не как у людей.
– Так где ты ее видела, Онуте? И когда?
– Когда вы завтракать сели. Смотрю, Вирас в лес пошел. По той дорожке, что ведет к Черному пруду. И кошка ваша за ним увязалась…
– Как?! – всплеснула руками Ирма. – Она ведь у нас городская! А вдруг затеряется в ваших лесах?! Что, если дорогу не сможет назад найти?!
Вот же беда…
– Чтоб кошка не нашла обратную дорогу? – удивилась старая Онуте. – Такого не может быть.
– Бабушка, ты не понимаешь… Она умница, конечно… но ее среда обитания – это городская квартира или служебный офис. Хуторская усадьба еще куда ни шло. Но лес для нее – это чужой, опасный мир!
– Городская, говоришь? А кто моего Вилкаса в конуру в первый же день загнал?
– Гм… Как ты думаешь, бабушка, куда Вирас пошел?
– Наверное, на Черный пруд отправился. Даже не знаю, что он там делает в последнее время…
Ирма перевела этот разговор стоящей рядом с ними москвичке Головиной.
– А где находится этот Черный пруд? – спросила Анна.
– Километрах в двух с половиной от хутора… если идти напрямик, через лес.
– Может, сходим туда? Жалко будет, если такая кошечка пропадет…
Заодно и ноги разомнем.
Ирма вновь повернулась к бабушке.
– Онуте, мы прогуляемся с Аней, поищем нашу кошку. Ты не волнуйся, я местность вокруг хутора хорошо знаю…
– Когда вернутся мужчины, они будут ругаться, что я отпустила вас одних.
– Мы быстро, Онуте… одна нога здесь, другая там. А нашим мужчинам мы ничего не скажем.
Экипировавшись соответствующим образом, они покинули хуторскую усадьбу.
Тропинка вывела их на просеку, которая после очередной вырубки леса успела затянуться кустарником и молодыми деревцами; эта просека и должна была вывести их к цели.
– Ирма, а почему тот пруд, куда мы направляемся, называется – Черный? Тебе что-нибудь известно об этом?
Как-то незаметно они перешли на «ты», ну а испытания последних дней еще сильнее сблизили молодых женщин, с первых минут знакомства почувствовавших взаимную приязнь.
– Я как-то спрашивала у Онуте, но даже она не знает. Говорит, всегда так называли: Черное озеро, Черный пруд… Может, потому, что вода там с коричневатым оттенком… из-за торфяников, наверное… Хотя раньше там можно было купаться, да и рыба водилась…