Петер навострил ухо. Опять ему померещился стук калитки в глубине сада. Зеленый охотник? Это просто красивая сказка. А вот Габи-Габриэлла, длинноногая и страстная, это сама жизнь, которую Петер, честно признаться, очень любил.
Оплывали в канделябре свечи, золотился «Чинзано» в высокой бутылке. Габи, где же ты?
А Габи воевала с молнией. Вечернее платье, облегающее, подобно перчатке, застегивалось сзади. Габриэлла и надевала-то его всего дважды, а молния заела — ни туда, ни сюда. Габи хотела сделать Петеру приятное, она знала, что он любит это платье, точнее, ее в этом платье, и сегодня, пожалуй, достоин поощрения. В общем-то он и всегда неплохой, пока не выпьет. Ладно бы как все, каждый вечер понемножечку, а он торопится, будто боится не успеть. С другой стороны, бездари не спиваются, это печальная привилегия талантливых людей, а ее Петер… Да, несомненно, талантлив, иначе бы не пригласили в столицу, а молния, да черт с ней, он сам ее застегнет… или расстегнет, как ему захочется.
Габриэлла вышла на крыльцо. Опоясанная елочной гирляндой, беседка светилась в глубине их маленького сада, как драгоценная бонбоньерка. Габи медленно пошла по асфальтовой дорожке, придерживая на плече полузастегнутое платье.
Петер затушил сигарету, услышав легкие шаги. Чуть скрипнули ступени беседки.
— Габи? — позвал он.
Но это была не Габи, а некто подобный многорукому восточному богу Шиве: две руки сомкнулись у Петера на горле, третья заткнула рот, а четвертая острым ударила в грудь.
Габи подошла к Петеру сзади, закрыла глаза теплыми ладонями:
— Угадай, кто?
Петер промолчал. Он не мог ответить, хотя еще был здесь. Как раз в этот миг он услышал истошный вопль: «Вечерние новости! Шеф-репортер Петер Дембински передает…»
Боевой клич племени газетных разносчиков в последний раз согрел душу Петеру, и она безропотно покинула оболочку, взмыв над заплетенной вьюнком беседкой, верхушками деревьев, поднявшись выше шпиля ратуши и колокольни собора, тоже устремленных вверх, подобно ракетам на стартовых позициях, и вот в последний раз мелькнула внизу россыпь огоньков Охотничьей Деревни.
Прости и прощай.
Мигнула и погасла свеча в канделябре.
Габи обеспокоенно повернула к себе голову Петера: в потускневших глазах не отражались звезды.
Часть 2. ПО ТУ СТОРОНУ СУДЬБЫ
1. «Юмбо-джет» идет на посадку
«Боинг-747» разворачивался для захода на посадку с изяществом слона в посудной лавке. Но слона на диво вышколенного, которого ведет на радиопроводке диспетчер международного аэропорта и направляют два умелых погонщика в форме пилотов «Пан-Америкэн». Поэтому можно не беспокоиться. Толстячок «Юмбо-джет» не разобьет ни чашечек, ни блюдца, по ниточке пройдет в отведенном ему воздушном коридоре и благополучно доставит мисс Юлиану Стайн на деловое свидание. Ну, может быть, не только деловое.
Она сидела по левому борту в заднем ряду кресел, глядя вниз через запотевший иллюминатор. За толстым стеклом, как угольки под пеплом, мерцали огни столичного предместья. Угольков было совсем мало. По среднеевропейскому времени за иллюминаторами — глухая ночь.
Юлиана загадала: если он ее встретит, все будет хорошо. По телефону не удалось предупредить, а телеграмма — нашла ли его телеграмма в этом безалаберном городе, где всего с перебором: солнца и развлечений, в том числе продажных женщин? А он еще такой ребенок!
Юлиана мяла кожаную сумочку своими сильными пальцами с коротко остриженными ногтями. Да, увы! Женщине в бальзаковском возрасте свойственна мнительность, даже если эта женщина имеет сертификат на пилотирование реактивного истребителя и решающий голос в компании «Айртревеллинг».
«Боинг» вышел на посадочную глиссаду. Глухо стукнули, становясь в замки, стойки шасси, и глупое сердце Юлианы тоже стукнуло, зачастило от волнения и любви. Она приникла к холодному стеклу иллюминатора, словно надеялась увидеть Августа. Конечно, это было глупо, но не более глупо, чем весь ее роман с тридцатилетним капитаном ВВС. Начатый стремительно, словно воздушный бой, с такими же перегрузками, перепадами настроения от верха блаженства до мрака отчаяния, роман продолжался с весны этого года. И не было сил избежать головокружительной карусели, выйти из боя.
Они познакомились на авиационном празднике в стране, чей международный аэропорт принимал сейчас «Юмбо-джет». Кроме столичного были здесь, разумеется, и другие аэродромы — военные и общегражданские. На одном из них Европейская авиационная федерация, в которой мисс Юлиана Стайн была не последней пешкой, организовала авиашоу. Гвоздем программы планировался учебный воздушный бой советского МиГ-29 и американского Ф-16.
Юлиана не могла пропустить подобного зрелища. Бросив все, примчалась в Европу, Август прилетел на своем Ф-16 с американской авиационной базы Шпангдалем под Мюнхеном. Русским было ближе всех, однако они пришли последними с аэродрома Группы войск и сразу заявили, что МиГи в «бою» не участвуют. В том году и месяце у них разбился летчик на Парижском авиасалоне. Можно понять.
Август не понял. С обиженной физиономией ребенка, которому не дали обещанную игрушку, этот плотный верзила в летном комбинезоне подпирал свой истребитель, стоявший на бетонке рядом с двухкилевым МиГ-29.
— Что скажете о советской машине? — спросила его тогда Юлиана.
— Ничего, — буркнул он. — Вот если бы мы покрутились с ним четверть часика, я бы вам все сказал, мисс.
— Ну, а чисто внешне? — не отставала Юлиана, на которую вдруг напало игривое настроение. — Ведь правда, он неплохо смотрится, этот МиГ?
— Ничего не значит. Вот вы, к примеру, — летчик с ног до головы окинул Юлиану оценивающим взглядом, — тоже смотритесь по первому классу. А какой у вас характер? Если мегера, так и не надо мне ваших ножек…
— Нет, — улыбнулась мисс Стайн в ответ на грубоватый комплимент. Боковой по отношению к взлетной волосе ветер, неудобный при старте и посадке, очень удачно поддувал ее длинную юбку. За свои стройные ноги Юлиана могла не опасаться. — Я вовсе не мегера.
— Опять это лишь слова, мисс. Пока мы не сойдемся поближе, как я могу знать, что вы не врете? Новая машина тоже много обещает, но пока не испробуешь на всех режимах…
— Благодарю за сравнение, — присела Юлиана в шутливом книксене. — Мне новый тип самолета всегда напоминает необъезженного коня. Главное — понять его характер, а дальше все пойдет автоматом.
Парень воззрился на нее с изумлением:
— Так вы не из тех, кто пишет в газетах разную чепуху?
— Нет, — сказала она и протянула руку: — Пора познакомиться.
— Август, — сказал он, и Юлиана почувствовала искру, проскочившую между ними из ладони в ладонь, от сердца к сердцу.
Ее глупое сердце еще не чуяло беды, она планировала обойтись легким флиртом, одной-двумя ночами, и пошутила, называя свое имя:
— Юлиана. Август и Юлиана — имена как из Пантеона.
— «Пантеон», это что — пиццерия? — проявил догадливость Август. Фамилию летчика — Купер — Юлиана сразу же прочитала над карманом его комбинезона. На рукаве цветным шелком была вышита голова орла — знакомая Юлиане эмблема. В 52-м тактическом истребительном авиакрыле когда-то служил ее брат.
— Свой сегодняшний полет я посвящу тебе, Юлиана! — сказал капитан Купер спустя полчаса.
Юлиана согласно кивнула. Самолеты, солнце, открытое пространство летного поля рождали праздник в душе. Программу открывал авиационный антиквариат.
— По-2, самолет первоначального обучения советского конструктора Николая Поликарпова, — разнеслось над полем на трех языках, — единственный сохранившийся экземпляр. Пилотирует наш старейший летчик.
Легкий биплан коротким разбегом поднялся в небо, выполнил горку и серию виражей. Проходя над трибуной, где, полуобнявшись, стояли Август и Юлиана, летчик помахал рукой, а самолетик качнул крыльями. Двигатель его работал с приятным стрекотом швейной машинки, и эта машинка прострачивала шов за швом, вдоль и поперек взлетно-посадочной полосы, накрест летного поля.
Жадными глазами Юлиана следила за полетом машины. У нее вспотели ладони и пересохли губы от страстного желания полетать на полотняном По-2. А еще лучше — стать его владелицей. Она обернулась, отыскивая взглядом секретаря, всегда сопровождавшего председателя совета директоров «Айртревеллинг». Вдруг ее локоть тревожно сжал Август Купер:
— Глянь, сестренка, по-моему, у парня неладно с управлением.
«Сестренка» глянула и обмерла. Юлиана обмерла не одна. Вся трибуна — американский посол и советский военно-воздушный атташе, дипломаты и политики, журналисты и солдаты, мужчины и женщины — затаили дыхание.
Легкий биплан, только что выполнивший боевой разворот, из этого разворота выйти не спешил. Солнце вспыхивало на металлических частях звездообразного мотора, продолжавшего четко строчить свой шов. Юлиана поняла, что этот шов через секунду оборвется в центре трибуны, где стоят они с Августом и куда нацелен сверкающий диск пропеллера.
Ведущий авиашоу бросил микрофон и закрыл лицо руками. Август Купер шагнул вперед, заслоняя Юлиану, и в этот момент что-то неуловимо изменилось в неумолимом, как рок, лете биплана. Изменилось направление. Самолет отвернул, со снижением пошел вдоль трибуны, и все увидели голову пилота в желтом шлеме, уткнувшуюся в целлулоидный ветровой щиток.
Треск аппарата при встрече с землей был еле услышан на трибуне, которая перевела дыхание после пережитого страха. Инфаркт настиг старого летчика в кабине, и только богу известно, на каком донышке он наскреб силы увести По-2 от трибуны.
Ветер, аэродромный бродяга, всю жизнь неизменно сопровождающий каждого летчика, раскачивал повисший на перилах трибуны микрофон ведущего. Усиленный выносными динамиками, ветер всхлипывал громко и жалобно.
Капитан Август Купер стянул пилотку с выгоревших волос. Через минуту он уже надевал защитный шлем, получив разрешение на вылет. Ф-16 воткнулся в небо с углом кабрирования за шестьдесят градусов. Столб форсажного огня. Каскад фигур высшего пилотажа. Турбина сверхзвукового истребителя пропела реквием погибшему в кабине По-2 пилоту.