Колокольчик не звякнул — пропел серебряным голоском короткую музыкальную фразу. На языке колоколов она, должно быть, означала: «Добро пожаловать!» Сильвестр Фельд не был уверен, что такими же словами его встретит и хозяин лавчонки древностей, расположенной вдали от проторенных туристами маршрутов, почти на окраине города.
Еще вчера Сильвестр и подумать не мог, что переступит порог антикварного магазинчика Артура Миллера. Зато наверняка не могли предположить этого и те, кто искал сейчас Фельда, да, пожалуй, и Барбару. Полиция и преступники.
Глаза привыкли к голубому, от газовых занавесок, полусумраку. Прилавка в магазине не было, витрины тянулись вдоль стен, отчего Сильвестру показалось, что он в музее. Из угла грозно посматривал рыцарь в полном облачении, в отсутствие хозяина призванный беречь сокровища лавки древностей. Все было почти так же, как в ту ночь, когда Сильвестр Фельд ворвался в эту тихую гавань с пистолетом в руке, имея в кильватере Конрада Лейлу, вооруженного дробовиком.
Маятник напольных часов, выполненных в форме готического собора, качался с астматическим хрипом. Прошло более тридцати лет? Да полноте, не может быть!
Вот сейчас скрипнет наверху дверь, и по ступенькам лестницы с резными балясинами легкой мальчишеской походкой сойдет Артур Миллер.
Сильвестр обернулся к Барбаре:
— Ты какого года рождения?
Женщина ответила. Да, он правильно угадал, Барби появилась на свет как раз в том распроклятом году национальной междоусобицы.
— Женщин не спрашивают о возрасте, Сильвестр, — донеслось сверху. — Это нетактично.
По лестнице спустился Артур Миллер. Среди пыльной рухляди он совсем свихнулся, ибо был в белой рубахе с широкими рукавами и в кружевах, в черных облегающих штанах и башмаках с пряжками.
— Я всегда был грубияном, и теперь поздно переделывать характер, — сказал Сильвестр. — Знаю, тебе не по нутру мои поступки.
— Откуда ты можешь это знать, Сильвестр? Ведь мы ни разу не говорили по душам.
— Откуда, откуда, — буркнул Сильвестр. — Это ясно и так. Раз ты был на стороне мятежников…
— Национальных героев, ты хочешь сказать, — усмехнулся Миллер. — Кстати, и этот факт доказан не был.
— А шмайссер, который был найден под твоим крыльцом?
— Доказательством не является. Иначе ведь я могу подумать, что говорю с человеком, убившим моего соседа Петера Дембински. У него в груди торчал твой нож, Сильвестр Фельд. Полиция обращалась ко мне за консультацией как к эксперту по холодному оружию, — Барбара охнула за спиной Сильвестра Фельда.
— Прошу извинить, госпожа, — тут же оказался рядом с ней Артур. — После несчастного случая, произошедшего с моей племянницей, я стал несколько рассеян. Присаживайтесь в это кресло. Да, это настоящий «булль», но и ему, уверен, приятно будет принять вас в свои, так сказать, объятия.
Глядя, как обходительно Артур Миллер усадил Барбару в кресло, подвинув торшер и мигом поставив на спиртовку кофейник, Сильвестр с облегчением подумал: задуманное удастся! Артур не откажется приютить Барбару на несколько дней. Здесь она сможет написать заявление в полицию, просто отдохнуть. И тем самым развяжет руки Сильвестру. Руки, которые чесались взять за глотку Дональда Фишера и тех, кто был вместе с ним.
Сильвестр отозвал Артура Миллера в сторонку, к тускло блестевшим доспехам, коротко рассказал о фотоателье «Парадиз» и мрачном его подвале, кивнул в сторону кресла:
— Спрячь ее на время.
Артур набил пенковую трубку, наверняка пережившую не одного владельца, зажег ароматный табак:
— Да. Твоя… подруга?..
— Возьми себе, коли захочешь, — буркнул Фельд.
— Она… Барбара, может жить в этом доме сколько угодно. И… очень странно, что именно ты обращаешься ко мне.
— Почему?
— История повторяется, и я опять рискую заслужить неудовольствие властей предержащих.
— Я тебе очень благодарен за Барбару. И скажу спасибо еще раз, если ты перестанешь говорить загадками.
— Но ведь ты сыщик, ты должен любить загадки, — не согласился Артур Миллер и, подхватив Сильвестра под локоть, усадил во второе кресло за круглый стол, инкрустированный деревом ценных пород и золоченой бронзой.
Барбара клевала в кресле носом. Артур продолжил вполголоса:
— Вспомни теплую осень того злосчастного года. Сталин умер несколько лет назад, но его приспешники еще оставались среди руководства нашей страны. В первую очередь против них были направлены студенческие выступления. Я согласен, потом повстанцы тоже пролили много невинной крови, но вина за эту кровь пала на их же головы… После убийства секретаря горкома в нашем маленьком городке все словно замерло, затихло на час или два. Скорбя о довешенном, я надеялся, что это последняя искупительная жертва. Но потом появился ты и провозгласил: око за око…
— Это из Библии, я так не говорил. Я выступил за рабоче-крестьянскую власть…
— И я, кстати, ничего не имею против рабоче-крестьянской власти. Но, видишь ли, с детства не терплю, когда двое бьют одного… А он был один, тот человек… юноша, который постучал ночью в дверь. Он был один, ранен в плечо и попросил у меня убежища. Как ты сегодня просишь спрятать Барбару.
— Автомат под крыльцом…
— Наверное, был его. Ко мне в дом этот человек вошел без оружия.
Сильвестр с маху всадил кулак в инкрустированную столешницу:
— Какого же черта ты молчал, когда мы тебя взяли?
— Именно поэтому: двое были против одного. Дал шанс тому юноше. Мы вместе учились в гимназии.
— А я в гимназии не учился. Работал в сельскохозяйственном кооперативе. Надо было кормить таких, как ты, гимназистов.
— Я же и виноват? — пожал плечами Артур Миллер. — Впрочем, споры бесполезны в принципе. Дураку ничего не докажешь, а умный всегда остается при своем мнении.
— Но ты выручишь Барбару?
— Я уже сказал. Долг платежом красен.
— Долг? — не понял Сильвестр.
— Ну да, вспомни Еву. Если бы не ты… Тогда, восемнадцать лет назад, и сейчас тоже… Спасибо.
— Девчонка родилась в рубашке. Но ты за ней присматривай, чтобы не шлялась с кем попало. И куда попало. Другой раз не повезет.
Артур развел руками, и в своей белой рубахе с бабскими кружевами вдруг стал похож на привидение. Привидение, которое склонилось к заснувшей в кресле Барбаре и выключило торшер.
— Прощай, Артур, — сказал Сильвестр. Ему очень не хотелось уходить отсюда. По стенам сверкали клинки охотничьих шпаг; на гобеленах мчались всадники, догоняя вепря; тикали напольные часы. С хрипом ходил их маятник, а стрелки — Сильвестр Фельд заметил только сейчас — не двигались, показывая двадцать пять минут первого.
— Я сточил шестеренку, чтобы стрелки стояли на месте, — пояснил Артур Миллер, перехватив взгляд Сильвестра. — Стрелки всегда указывают тот час, когда вы пришли в мой дом и я не выдал гостя.
— Зачем тебе такая память? За эти полчаса ты заплатил годами.
— Тогда я совершил поступок, Сильвестр. Я знаю многих людей, которым удаются их дела, но за всю свою жизнь они не совершили ни одного поступка. Понимаешь?
— Нет, — пожал Сильвестр плечами. — Ты спрятал человека, который стрелял в нас, вооруженных дробовиками, из автомата. По-моему, ты должен помнить другой день и час.
— Какой же?
— Когда удочерил Еву.
Барбара спала. Сильвестр не стал ее будить. За его спиной закрылась дверь и опять пропел какую-то музыкальную фразу колокольчик. А часы не звонили. Шли впустую тридцать лет.
Артур перевернул висевшую на дверях табличку, и она на трех языках известила: «Закрыто. Закрыто. Закрыто».
Надвинув на глаза козырек украденной кепки, Сильвестр Фельд ехал по городу в машине Барбары. Он ехал к «Парадизу» и через какое-то время обратил внимание, что движется в том направлении не один. В зеленый пригородный район катились мотоциклы, мопеды, мокики с подростками в седлах. Все они спешивались у фотоателье и устремлялись внутрь с пугающей целеустремленностью, почти одинаковые в черных куртках из искусственной кожи, касках, джинсовых безрукавках с вышитыми эмблемами смерти.
Сильвестр проехал мимо «Парадиза» и свернул в уже знакомый тупичок. Вытряхнул из пачки последнюю из своих папирос. Итак, что-то готовится здесь. Придется объяснение с Доном Фишером отложить. Больно много свидетелей.
Сгорая, трещал в папиросе табак. Откинувшись на спинку сиденья, Сильвестр вспомнил дом на тихой улочке, где старинные часы спешат в никуда. Не будь Евы, жизнь Артура была бы тем же, что взмахи часового маятника, отключенного от стрелок.
Внезапно с обнаженной ясностью представилась Сильвестру цепочка. Первое звено: Петер Дембински. Второе: Зита. Третье…
Сильвестр Фельд включил двигатель и поехал в госпиталь Святой Марии-Магдалины.
18. Строго между нами
В небе над столицей вертолет тряхнули злые, беспорядочные воздушные потоки. Коложвар незаметно от летчика застегнул пряжку привязного ремня, уже не боясь помять щегольской летний костюм. Внизу живым серебром струйчатого булата сверкнула река. Вложенная в гранитные ножны набережной, скрепленные стальными дужками семи мостов, река была смирной и тихой, но Коложвар знал ломовую силу ее весенних поводков. Когда уйдут русские солдаты, кто окажет безвозмездную помощь крестьянам? Катера понтонеров Группы войск бороздили плесы, вылавливая и буксируя к берегу сорванные с фундаментов деревянные домишки, не стоившие того бензина, что был при этом сожжен.
Бензин! Коложвар невольно нахмурился. Как заместитель министра внутренних дел, курирующий порядок в столице, он был вчера на чрезвычайном заседании кабинета. Вопрос стоял один: цены на топливо. Руководство профсоюзов, забастовочный комитет, все оппозиционные партии, конечно, требовали возврата к прежним. Премьер-министр убедил правительство не отменять принятого решения, а полицию — обеспечить порядок. Премьера поддержали депутаты партии «Феникс», тем самым окончательно определившей свои позиции, закон и порядок как условие национального возрождения.