тся эти двое. Как-никак, а мой друг спас их от смертной казни, которая полагается в Таиланде за контрабанду наркотиков. Подумай, я делаю тебе королевский подарок. Ведь еще неизвестно, что выкинет Барбара. Да и Сильвестр Фельд — опасный противник.
Лоранд подтолкнул станцию по лакированной столешнице. Дон взял передатчик в руки, нажал кнопку вызова и вопросительно поглядел на Лоранда.
— Спасибо за работу, — сказал Лоранд, услышав в динамике высокий голос. — Плата в обычном месте, «ч» минус час. Как и говорил, теперь у вас новый босс. Они раскошелится.
— Понял. Роджер.
— Да, — сказал Лоранд. — Все, Дональд Фишер. Овер!
На лестнице послышались голоса, звук шагов, дым сигарет поплыл в студию, опережая толпу людей, вооруженных фотоаппаратами. Впереди шел разбитной малыш с черной коробкой фотоаппарата в руках.
— Доктор Агаштон обещал прислать фоторепортеров, — успел шепнуть Дональд. — Синяк под глазом очень заметен?
Лоранд не любил фоторепортеров, за исключением тех случаев, когда сам пускал в ход свой «минокс». Поэтому предпочел ретироваться. Последнее, что он слышал, был голос фоторепортера:
— Так, Дональд Фишер, ну-ка садись на коврик, вот так, рядом со львом. Да обними его за шею, говорят тебе, ведь чучело не укусит!
Лоранд на цыпочках опустился по лестнице. В «Парадизе» появилась новая фотозвезда. Не исключено, что эта звезда поднимается над городком, возможно, и над всей страной, где даже геройство всегда чуть отдавало опереттой и где любят рифмовать слова «любовь» — «кровь».
28. Безмолвные свидетели
В среду утром полковник Конрад Лейла взлетел с вертолетной площадки на крыше министерства внутренних дел преисполненный служебным рвением, как воздушный шарик — водородом. В пятницу после обеда он скромно вошел в вестибюль серого здания, предъявил пропуск, взял ключ от кабинета и на вопрос дежурного, как — со щитом или на щите — вернулся из командировки, ответил:
— Под щитом. Дождь, будь он проклят. Правда, вместо щита пришлось использовать «дипломат».
В «дипломате» болтались непригодившиеся револьвер в кобуре и журнальчик с кроссвордом, которого как раз хватило на дорогу от Охотничьей Деревни. Вертолет за Конрадом на этот раз не прислали. Пришлось ехать поездом.
Конрад Лейла поднялся на четвертый этаж. В кабинете застоялся запах табака. Он распахнул окно, затянутое мелкой сеткой, чтобы сквозняк не мог унести со стола бумаги. Сеточкой дождя был затянут и город. Дождь прибил пыль и смог. Серенький денек обещал столь же унылый вечер. Придется провести его дома в кресле, перечитывая блестящие защитительные речи русского адвоката Кони…
Резкий звонок городского телефона вывел Конрада из элегического состояния. Он поднял трубку.
— Господин полковник?
— С утра им был…
— Командир подразделения «Акция-2»?
— Да, черт побери. Что дальше?
— Вы не очень-то любезны с дамами, господин полковник.
Голос, сильно измененный, принадлежал женщине. Конрад буркнул:
— Извините. Я вас слушаю внимательно.
— Если хотите действительно услышать нечто важное, имеющее отношение к советскому аэродрому, я жду вас в ресторане «Ширали».
Конрад Лейла на секунду задумался. Его номер могла узнать лейтенант Адель Пирош, девица с перчиком, но, кажется, и со странностями. Только зачем ей подобная таинственность? Скорее уж звонит Барбара, фотомодель из чертова «Парадиза», чье заявление на имя начальника городской полиции Конрад читал сегодня утром. Именно оно послужило прямым доводом для задержания Дональда Фишера. Но откуда у девицы телефон Лейлы? Впрочем, нет ничего невозможного в подлунном мире. Барбара знакома с Фельдом, а Сильвестр, конечно, помнит номер телефона, который стоит в его бывшем служебном кабинете. Да, все сходится, и Конрад Лейла уверенно сказал:
— Барбара, вы?
В мембране прозвучал короткий смешок:
— В двенадцать ровно, господин полковник!
— Как я вас узнаю? — спросил Конрад, однако в ответ услышал короткие гудки. Он достал из ящика стола старую трубку, набил табаком, несколько раз прошелся по кабинету. Еще пять минут назад Конрад Лейла был уверен, что окончательно разделался со всеми проблемами, связанными с несчастным случаем на аэродроме. Дело о причинении гражданке Еве Миллер телесных повреждений передано в столичный суд. Хотя девчонка виновата сама, Группе войск придется раскошелиться. Разделение вины при соотношении 60–40 процентов, причем на российскую сторону придется большая часть. Деятельность большого военного организма не обходится без сбоев. К сожалению, страдают люди. Но обнаружить злой умысел в действиях летчика, как бы того некоторым ни хотелось, Конрад Лейла не смог.
То же самое и в отношении Сильвестра Фельда. Конрад составил график всех перемещений Фельда в злосчастный вечер убийства. Потом оседлал его «ровер» старой пограничной модели, приспособленный для проселочных дорог, но отнюдь не гонок. Смерть Петера Дембински наступила в двадцать два часа десять минут. За ворота контрольно-пропускного пункта Фельд выехал без десяти десять. Повторяя предположительный маршрут «аэродром — улица Бабочек», Конрад Лейла затратил сорок минут, хотя вовсю жал на педали.
Были и другие детали, которые неопровержимо свидетельствовали, что Сильвестр невиновен. В том числе узбекский нож «пичак», который, как выяснилось, у Сильвестра был украден. Своим неожиданным побегом дядя Вести спутал все карты, но именно он сообщил в полицию номер автомашины, сбившей Зиту.
Конрад Лейла был уверен, что истинных убийц Петера и цыганки нетрудно обнаружить в окружении Дональда Фишера. Два-три перекрестных допроса, припереть молодчика к стенке, и выложит все как на духу. Еще спасибо скажет, что сняли камень с заячьей душонки.
Что еще имеет касательство к русскому аэродрому? Безусловно, тот самый ультиматум, «последнее предупреждение» коменданту, с которого все началось. В суматохе навалившихся дел Конрад забыл об угрозах в адрес российских военнослужащих. Они его не очень волновали. На то есть полковник Ржанков. Что-то ты сейчас поделываешь, Геннадий Николаевич?
Внезапно Лейла, ходивший из утла в угол по кабинету, остановился. Дьявол побери, а не решил ли его разыграть Ржанков, пригласив на свидание в «Ширали»? Дверь распахнулась без стука, на пороге стояла Моника:
— Приехали тишком и думаете отсидеться, господин полковник?
Конрад Лейла застыл на месте с незажженной трубкой в зубах. Моника была одета в строгих правилах учреждения: белая блузка, черная юбка, ничего лишнего. Вот именно, почти ничего.
— Моника, где ты отхватила эту штуку, которую выдаешь за юбку?
— Взяла у дочери. Раньше она разоряла мой гардероб, а теперь времена поменялись. Пользуюсь тем, что Эдита отдыхает на побережье в молодежном лагере.
— Понятно. И у мамы тоже каникулы, — ядовито сказал Конрад. — Надеюсь, Коложвар тобой доволен?
— Вполне. Зато тебя готов разорвать на части. Бегает по кабинету, как лев, и даже не пьет свой цветочный чай. Кричит, что ты все сделал не так, как надо. Ждет тебя с нетерпением.
Конрад зажег табак в трубке:
— Подождет. Присядь, Моника, я тебя давно не видел. Наверное, даже соскучился. Признаться честно, с последними делами я попал, как «кур в ощип» по русской поговорке.
— И собираешься умыть руки?
— Нет, — покачал головой Лейла, — старика Фельда я им не отдам. А если будут прижимать…
— То у тебя найдутся аргументы в споре, — вполне серьезно произнесла Моника.
Конрад глубоко затянулся и не понял, по какой причине у него закружилась голова — от крепкого ли американского табака или этой женщины, по которой он тосковал — ни много ни мало — всю жизнь.
В кабинет заместителя министра внутренних дел полковник Конрад Лейла вошел с дымящейся трубкой в зубах.
— Я не курю! — резко сказал Коложвар вместо приветствия.
— А я вам и не предлагаю, — ответил Конрад, усаживаясь в кресло. — Вы хотели меня видеть.
— Я хотел высказать вам, господин полковник, свое неудовольствие. Насколько я понимаю в этих ваших полицейских делах…
— Понимаете неважно, господин замминистра, — выпустил клуб дыма Конрад. — Ну, давайте дальше, я вас слушаю.
Коложвар покраснел, но справился с раздражением. В этих стенах ему остается провести всего несколько часов. Пятница, вторая половина дня, а в понедельник его ждет кресло в обставленном шведской мебелью кабинете в министерстве приватизации. Со строптивым полковником пусть разбираются другие. Единственная задача — выполнить просьбу доктора Агаштона.
— Возможно, я не профессионал в сыске, — сказал он миролюбиво. — Я политик, господин Лейла, и в этом качестве хотел бы с вами поговорить. Мне известно, что вами задержан молодой человек по имени Дональд Фишер, внук известного американского коммерсанта и начинающий…
— Садист, — вставил Конрад.
Коложвар поморщился:
— Он выдвинут кандидатом на пост мэра в родном городе, где его знают лучше, чем вы! Энергичный молодой человек, а в Охотничьей Деревне сейчас складывается напряженная ситуация. После вывода вертолетного полка…
— …чьи вертолеты ужасно экологически вредные, — с усмешкой сказал Конрад Лейла, — надо подготовить общественное мнение, чтобы разместить на аэродроме американские реактивные самолеты. Они прямо бальзам для природы национального заповедника. Так?
Коложвар машинально кивнул, чувствуя, как отливает от лица кровь и холодеет кончик носа. Лейла повторил его собственные слова, произнесенные вчера в этом кабинете при разговоре с доктором Агаштоном. А доктор, в свою очередь, упомянул банк «Сицилия». Пахнет скандалом. Тюремной решеткой. Возможно, и правительственным кризисом.
В дверь вежливо постучали.
На пороге кабинета с улыбкой на губах стояла Моника — исполнительный секретарь. Полицейскую службу она начинала в отделе радиотехнического контроля и сейчас лукаво подмигнула бронзовым грифонам на подлокотниках кресла заместителя министра. Пустотелые отливки мифических существ с головой орла и туловищем льва оказались прекрасным контейнером для чувствительных микрофонов. Запись последней беседы Коложвара с доктором Агаштоном получилась особенно качественной. Так сказал Конрад Лейла, прослушавший пленку перед тем как войти в этот кабинет…