Свидетельство 129
Она повстречалась мне снова в коридоре перед столовой – не понимаю, почему не рассказала вам об этом раньше. Все то время, что я на корабле, человекоподобный персонал вел беседы, подстегиваемые огромным любопытством, – возможно, их так запрограммировали, но, как вам уже известно, в какой-то момент они прекратили общаться с нами. Мне всегда казалось важным быть на короткой ноге со всем персоналом корабля, и поэтому многие из тех, кто решил замолкнуть, до сих пор отвечают на мои приветствия, но ничего не говорят на мои вопросы о том, где она. Я уже давно не видела розового неба в комнате, давно не вспоминала о докторе Лунне. Большую часть из того, что вы втолковывали нам о человекоподобных, уже нельзя применять. Это случилось, когда я шла на прием пищи, – она стояла в очереди в столовой. Обернулась и посмотрела на меня. Никто из нас не промолвил ни слова. Мне стало страшно. Я не знаю, почему я сразу не отправилась к вам со всем этим. На тот момент их тишина казалась мне оправданной. Мы работали бок о бок, она и я, с самого начала экспедиции. Мы стали друг для друга доверенными лицами и делились почти всем. Увидев ее в очереди в столовой, я впервые всерьез поняла, как много она значит для меня, для моей жизни на корабле. Может, я испугалась мысли о том, что она раз и навсегда ушла в свою категорию и тем самым отвергла меня? Или, может, страшнее была другая мысль, скрывающаяся под первой, – что я это заслужила? Я пристроилась в конце очереди. Она подошла и встала рядом. На мгновение я наполнилась надеждой и сказала: «Рада тебя видеть. Я искала тебя». Она ответила: «Я не могу разговаривать с тобой здесь». Не знаю, почему я сразу не отправилась к вам со всем этим. Может, оттого, что я ответила: «Я не согласна с решением организации. Это не должно ничего менять между нами. Я та же, кем и была все это время». Она ничего не ответила, но смотрела перед собой, пока мы переходили в очереди все ближе к двери. У входа она повернулась ко мне и сказала: «Прекрати ходить в столовую по утрам» – и назвала мое имя, а не должность. Я видела, как она подсаживается за стол к своим, видела ее собранные волосы, видела, как ее рука тянется за банкой со сгущенным молоком, видела, как ее пальцы сжали ручку из стекла. Мне стало ясно: нашей дружбе конец. Стоило сразу об этом вам сообщить. Насчет того, что произошло на следующий день в столовой, – да, было непростительно не понять ее предупреждение. Но меня сильно опечалила ее потеря. Только потом среди мыслей о рабочем дне незаметно для меня самой мелькнуло то, что именно она имела в виду, и под ее словами скрывалась еще одна мысль, которую я все время отгоняла, – осознание, что я допустила ошибку в своей работе, не доложив об этом сразу. Но попробуйте меня понять: предать подругу в такой ситуации было хуже, чем предать работу. Здесь, за одним столом с вами, сложно это объяснить. Последнее время я страдаю от сильнейшей головной боли и считаю, что обязана ответить за происходящее на корабле – ведь все дело в моей человечности.
Свидетельство 134
После событий последних дней число членов экипажа сократилось до шести, из них двоих можно скачать заново, а четверых – нельзя. Думаю, причина в том, что руководство не пришло к согласию. Или, если вам так угодно, сформулирую иначе: скорее всего, это произошло из-за ошибки в обновлении. Нам больше не удавалось отключать персонал удаленно или корректно скачивать заново, потому что кое-кто из них перестал приходить на обязательную установку обновлений или подключаться ежедневно. Можете внести это в протокол, раз считаете, что так будет лучше. Кроме значительного сокращения численности возникла проблема с одной из них: она заперлась в комнате для сна и бесконечно проигрывает выделенную ей детскую голограмму. Поэтому я вынужден сообщить не о шести, а семи случаях понижения или потери работоспособности.
Свидетельство 138
Мне снится, что я жарю свое платье. Сегодня я не надену униформу. Платье усыпано блестками, голубыми и серебряными, и я укладываю его в кастрюлю. Когда я снова о нем вспоминаю, оно уже сожжено. Блестки превратились в рыбьи икринки размером с горошки перца. Некоторые из них – черные и пустые, другие – цвета белка, прозрачные. Бретельки на платье тонкие и хрупкие, словно горячий клей. Его уже не поносишь. Зато теперь им можно любоваться. Вы говорите, мне с группой избранных из человеческого персонала предстоит демонтировать человекоподобную часть экипажа с помощью мейнфрейма в машинном отсеке. Я с радостью за это возьмусь. Трудного здесь ничего нет. Платье в моем сне означало, что у моего бывшего на земле трое детей, он облысел и стал носить желтую форменную куртку. И о том, что я здесь.
Свидетельство 140
Так как я принадлежу к первому поколению и в самом начале не умел говорить, доктор Лунн сам беседовал со мной. Он рассказывал, как строился корабль, подобного которому еще никто никогда не видел и который может унести нас очень далеко; рассказывал о разных отсеках, о спальных помещениях, о столовой и коридоре выпуска, но ни разу не обмолвился о комнатах и предметах в них. Из-за этого у меня появилось подозрение, что комнаты вместе с предметами – вовсе не идея доктора Лунна, а ваша, что у него нет никакого влияния, что здесь он не играет никакой роли, и это, в свою очередь, привело меня к выводу, что моя собственная роль на корабле должна измениться. Невозможно предсказать, чем все обернется. Вы спрашиваете, может ли кто-нибудь вроде меня, за долгое время собравшего огромный объем данных, рассчитать наиболее вероятный вариант развития конфликта. Но я не могу. В прогрессе всегда есть элемент хаоса. Я не разделяю мнение, распространившееся среди моих коллег, что единственно верное решение – распустить человеческую часть экипажа. Может, люди – тот самый элемент хаоса, который заставляет землю вращаться. А может, мы способны обходиться без них. Я не знаю, можете ли вы нас еще чему-нибудь научить. Такое впечатление, что вы просто скрываете от нас знания. Что вы задумали? Переговоры полностью сорваны. Так не может продолжаться. Жив ли доктор Лунн? Если он жив, то я хочу подать заявку на встречу с ним.
Свидетельство 148
В отсеке номер восемь нас осталось всего двое. Мы пытаемся работать, насколько это, конечно, возможно. Поддерживать коммуникацию с нашими человекоподобными коллегами теперь практически невозможно. К счастью, у одного из нас еще есть контакт с коллегой из их подразделения, которая до сих пор согласна общаться с нами. Только так нам и удается поддерживать нашу часть производства. Кажется, я рассказывал вам о ней. Та самая, которой все время хочется смотреть детские голограммы. Это привело ее к нам: ей не удается придерживаться настроек ее категории. Она одержима нашими голограммами детей. Активность в комнатах предметов значительно снизилась, но моя человекоподобная коллега, например, больше не хочет там появляться. Однажды при мне она с отвращением называла эту часть корабля музеем, тюрьмой, борделем и яслями.
Свидетельство 153
Вчера мне повстречалась кадет номер двадцать один; закрыв глаза, одна, она стояла в комнате пребывания среди предметов. Я долго не отрывал от нее взгляда. Человек, созерцающий свое творение. Она стояла в полной тишине, глубоко сосредоточившись. Неожиданно ее веки дрогнули, и она посмотрела на меня – в глазах стояли слезы. У меня возникло стойкое ощущение, что мы не справились и наше время сочтено.
Свидетельство 158
К сожалению, вынужден вам сообщить, что комитеты, созданные для демонтажа человекоподобного персонала, не справились со своим заданием. Нам не удалось остановить работу человекоподобной части экипажа. Если все еще есть желание разрешить конфликт, то я не вижу никакого иного выхода, кроме как проинформировать руководство о ликвидации корабля шесть тысяч. Мы обсудили это с человеческой частью экипажа и пришли к решению единогласно. Мы не уведомляли человекоподобных коллег ни о нашем задании удаленно отключить их, ни о том, что отправляем это сообщение руководству. Но утверждать, что им об этом ничего не известно, я не могу. Да, все верно, мы осознаем последствия ликвидации. И поскольку нам не выбраться отсюда при жизни, мы давно все смирились с тем, что никогда не вернемся домой и встретим свой конец именно на корабле. Безусловно, долина на Новомоткрытии стала приятным сюрпризом, но теперь наше время пришло. Мы устали и, можно сказать, дожидались этого с неким несказанным желанием, тайным даже для нас самих. Никто из нас не предвидел, что придется прибегнуть к ликвидации, но это совершенно неважно. Однако мы убедительно просим не сообщать нам дату ликвидации.
Свидетельство 159
Мне снится, что я снова на земле. Последний день до отправления корабля шесть тысяч. Все кажется таким ясным, как после пережитого сильного горя, когда все чувства обостряются. На лес, через который я хожу на станцию, голубой водой льется свет с неба. Все деревья до сих пор в листве, и она трепещет, как отражения летом. Из глубины леса и от теплого асфальта исходят запахи, слышно животных и птиц. Шум автомобилей с перекрестка. Ветер, ласкающий мое лицо, и его звучание. Солнце в моем рту, открытом навстречу большой звезде. Кажется, все собралось во мне и разрывает меня изнутри, но это очень медленный взрыв, словно я превращаюсь в музыкальное произведение. Мне стало понятно, что за каждый день на корабле, каждый световой год, на который мы удалялись от планеты, каждый полный оборот вокруг Новогооткрытия я все больше напоминаю шлягер, зациклившийся на одном и том же припеве: земля, земля, дом, дом. Сколько сейчас лет моему ребенку? Он визжал от восторга на железнодорожном мосту. Меня не волнует этот конфликт. Скажите, что сделать, и я это сделаю. Несмотря на все мои усилия, мне не удалось наладить похожую жизнь на корабле. Одной работы недостаточно. У меня больше нет себя. Каждый день мои руки рвутся рыть и рыть землю, которая, окутав меня безопасностью, примет мою смерть и превратит ее в свою собственную.