Многое бы я сейчас отдал за коробку «Педигри».
Когда вспышка возникает в моей голове, я резко просыпаюсь. Я поворачиваюсь к корзине для бумаг, стоящей рядом с кроватью, и меня выворачивает, пока перед глазами стоит образ окровавленного Люка, неподвижно лежащего на полу.
— Нет!!!
Следующее, что я понимаю, — мама сидит на краю кровати, явно паникуя.
— Фрэнни, тебе плохо? Что случилось?
Сквозь ступор я говорю:
— Нет…
И это все, что я могу выдавить… снова и снова. Как будто в моем мозгу произошло короткое замыкание, и он не может нормально функционировать, думать.
— Давай, родная, мы едем к доктору.
Я нахожу свой голос.
— Нет! Мне нужен Люк. — Мое сердце бьется с бешеной скоростью, и я вижу, как все кругом кружится, а перед глазами пляшут звезды. — Мне нужно найти его.
И тут на улице раздается гудок. Я взлетаю с кровати и подбегаю к окну. Люк припарковал свою Шелби рядом с домом. Он улыбается и машет рукой, подзывая меня.
— О Боже! — Я чувствую, как снова начинаю дышать. Он не мертв. — Мне надо идти, мам, — говорю я, натягивая свои джинсы и одергивая мешковатую футболку. Я тороплюсь к двери на нетвердых ногах.
— Фрэнни, что это значит? — кричит она, сбегая вслед за мной по лестнице.
— Ничего. Просто дай мне минутку. — Я выхожу через дверь и захлопываю ее за собой. Я подбегаю к машине и бросаюсь ему в объятия.
— Я тоже счастлив тебя видеть, — говорит он с блеском в глазах.
Я отстраняюсь и смотрю на него. Он жив… пока.
— Что-то должно случиться. Я видела тебя…
— Что, Фрэнни? Что ты видела? — Он не выглядит испуганным или заинтересованным. Он выглядит скорее… голодным.
— Столько крови… Ты был…
— Мертв? — заканчивает он за меня с усмешкой.
Я лишь киваю.
— Я выгляжу мертвым, Фрэнни?
— Сейчас нет. Но это произойдет.
— Что? Что случится?
— Не знаю… Может, Белиас…
Он прерывает меня, качая головой.
— Я позаботился о Белиасе. О нем можно больше не беспокоиться.
— О чем ты? Он ушел?
— Именно.
— Значит, что-то еще… Я точно знаю, ты в опасности.
— Все будет в порядке, не волнуйся.
Но я волнуюсь. Он притягивает меня в поцелуе, и я начинаю успокаиваться. Мое дыхание замедляется, а сердце стучит уже почти в нормальном темпе.
Я смотрю на него.
— Это было действительно жутко, Люк. Пообещай мне, что будешь осторожен.
— Я сама осторожность. Ничего не случится.
Хотела бы я ему верить. Я вижу, как мама смотрит на нас из окна. Уверена, она думает, что я рехнулась, это явно не поможет нашему плану. Особенно после того, что было с Гейбом. Я вздыхаю.
— Ну… так ты готов?
— К чему?
— Э… ко всем этим впечатляющим вещам с моими родителями.
— Ой, да… Насчет этого…
— Ну же, давай, Люк. Уверена, у тебя получится. Я очень хочу, чтобы этим летом мы все смогли нормально общаться. — Особенно сейчас. Я хочу, чтобы он был рядом.
— Я действительно не хочу этого… Я бы предпочел остаться с тобой наедине, — говорит он. Его глаза горят, и это заставляет все мое тело покалывать.
— О чем ты думаешь?
— Обо всех непристойных вещах, которые я могу с тобой сделать, о том, что могу заставить тебя почувствовать, если ты мне позволишь.
Я густо краснею и делаю глубокий вдох, когда он вновь притягивает меня к себе.
— Это весьма неожиданные заявления… Ты же сам сказал, что мы не сможем… Ну, ты знаешь…
Но проблема в том, что и я начинаю думать о некоторых «непристойных вещах».
— Я передумал. Я хочу тебя, — говорит он, проводя горячими губами по моей шее.
Я откидываю голову назад, открывая ему доступ.
— Так вся эта похоть… Теперь уже нестрашна?
— Нестрашна, — повторяет он, запуская руку мне под футболку. — Мы можем устроиться на заднем сидении.
— Господи Иисусе, Люк! Моя мама смотрит на нас в окно прямо сейчас, — говорю я, отталкивая его и одергивая рубашку. — Почему ты ведешь себя так странно?
Он одаривает меня грешной улыбкой.
— Ты сводишь меня с ума.
— Ладно, тогда поехали к тебе на квартиру.
— Там сейчас такой бардак. Кое-кто впустил собак, и они раскидали мусор. Разорвали его в клочья.
— Что? Кто это сделал?
— Да так, один старый друг. Неважно, — говорит он со странной злой ухмылкой. И всего на секунду мне кажется, что я чувствую запах тухлых яиц. — Поехали куда-нибудь. Туда, где я смогу свести с ума тебя.
Он целует меня сильно и глубоко, а затем проскальзывает в машину, заводя мотор. Он кладет руку мне на колено, пока выезжает с моей дороги.
Мы съезжаем на обочину на углу Первой и Амистад, рядом с парком на краю моего района. Я смотрю вокруг, парк почти пуст. Детское время кончилось, и последняя мамаша уже толкает коляску в сторону своего дома в спускающихся сумерках.
Люк целует меня, и его горячие прикосновения посылают мурашки по моей коже. После долгого глубокого поцелуя я отстраняюсь, хватая ртом воздух, мое сердце дико стучит, и я слышу, как он сладко шепчет мне в ухо:
— Я хочу увидеть тебя плохой.
Я вздрагиваю, когда он запускает руки мне под футболку и расстегивает лифчик. Моя рука скользит по его груди.
— Ты никогда об этом не забудешь. Обещаю.
Я чувствую, как он выводит узоры на моем животе, пробираясь к кнопке джинсов.
И в этот момент я замечаю, как он горит. Он уже давно не был таким горячим. Мое дыхание перехватывает.
— Подожди, — говорю я, хватая его за руку, прежде чем он достигает своей цели. — Не знаю, с чего такая спешка, но ты неделями мне твердил, что мы не можем сделать этого. И сейчас мне нужно подумать. — Но на самом деле, это довольно сложно сделать, когда он предлагает мне то, чего я хочу больше всего на свете.
Всего на мгновение, могу поклясться, я вижу, как ярость затемняет его лицо, но через секунду он уже абсолютно спокоен.
— О чем тут думать? Я устал от ожидания, Фрэнни. Я хочу тебя. Я не могу больше. Я обещаю, что сделаю это удивительным. То, что я сделаю для тебя… — Он не заканчивает предложение, скользя горячим языком мне в ухо.
Я не могу сосредоточиться, думая о тех вещах, которые он может со мной сделать. Но то, что он повторял так долго, не выходит у меня из головы.
Мы не можем сделать это, пока я не буду уверен, что это не опасно для тебя.
Я делаю глубокий вдох и работаю над тем, чтобы мой последний голосок разума начал изъясняться словами.
— Что изменилось, Люк?
— Я. Сейчас это безопасно, я знаю. Я теперь человек. Они не доберутся до нас.
Я так хочу ему верить, но голосок из последних сил борется, хочет быть услышанным. Я отталкиваю его руку от застежки своих джинсов.
— В этом нет смысла. Ты говорил, что теперь мы в еще большей опасности, потому что ты не можешь их чувствовать. — И вдруг я отчетливо слышу запах тухлых яиц.
О Боже… сера.
Белиас?
Глаза Люка вспыхивают красным, освещая темный автомобиль.
— Давай, малыш. Ты меня убиваешь, — говорит он.
Я чувствую, как с планеты Земля исчезает весь воздух.
Люк никогда бы не назвал меня «малышом».
Святое дерьмо!
Белиас.
Думай!
Я слышу голос Гейба в своей голове: «Если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, ты знаешь, что делать»…
Я понимаю, что такое количество голосов в моей голове, плохой знак, но в данный момент я этому рада.
— Я знаю, куда мы можем поехать, — говорю я, застегивая лифчик и стараясь не поддаваться панике. — Мой друг живет совсем рядом. Дом пуст. Мы будем одни. — Мой голос дрожит, а сердце стремиться выпрыгнуть из груди.
— Прекрасно. Куда ехать? — спрашивает он, заводя мотор.
— Поверни тут налево.
Я заставляю его петлять по окрестностям мимо дома Тейлор, а затем и моего, делая вид, что заблудилась, пока решаю, что делать.
Когда мы проезжаем дом с огромным рождественским кактусом на крыльце, я говорю, указывая на дом Гейба:
— Вот!
— Наконец-то. Я уж начал думать, что ты просто дразнишь меня.
— Давай, сворачивай на подъездную дорожку.
Он так и делает, а я размышляю, правильно ли я поступила. Подвергнет ли это опасности Гейба? Поймет он, что на самом деле это не Люк? Образ его окровавленного тела ударяет в меня, и я проглатываю ужас вместе с желчью во рту.
Когда я выхожу из машины, моя паника сменяется отчаянием. В доме темно. Что делать, если Гейба там нет?
Лже-Люк обходит Шелби и хватает меня за руку. Мы начинаем двигаться к входной двери. И тогда я понимаю, что ключа у меня нет, а постучать я не могу, так как дом, по идеи, должен быть пуст.
— Думаю, входная дверь должна быть не заперта, — говорю я, надеясь, что права.
Когда мы доходим до дома, я понимаю, что я более чем права… Дверь распахнута настежь, открывая нашему взгляду пустой темный дом.
— Напомни мне никогда не позволять тебе присматривать за домом, — фыркает Лже-Люк.
— Ага… хорошо… — Я бешено соображаю, что делать дальше. Может, у Гейба есть что-нибудь золотое или серебряное, что я смогу использовать?
Он заталкивает меня в дверь и закрывает ее за нами.
Кругом темнота… и он везде, его руки везде…
Когда я, в отчаянии, пытаюсь найти что-нибудь в темноте, я вспоминаю, какое все здесь белое…. ничего золотого или серебряного.
— Давай найдем постель, — шепчет мне в ухо Лже-Люк.
— Хм… может, наверху? — говорю я достаточно громко, чтобы, если здесь кто-то есть, он меня услышал.
Он тянет меня к лестнице, освященной лишь тонкой полоской лунного света. Но когда мы доходим до перил, Лже-Люк замирает и опасливо осматривается.
— Чей это дом, ты говоришь?
— Просто друга.
Он смотрит на меня с отвратительной гримасой, и в бедном лунном свете я вижу, как он превращается в нечто ужасное. Спустя всего несколько секунд он возвышается надо мной, испуская жар, и хватает меня за волосы. Зловоние опаленных волос и тухлых яиц становится невыносимым, глаза у меня начинают слезиться. Рефлекторно я приседаю и выбрасываю ногу вперед, стремясь ударить его, но он дергает меня за волосы, и я теряю равновесие, поэтому удар получается не таким сильным, как мне хотелось бы.