Излюбленной темой Фальцетти оставались способы обмануть моторолу – здесь он был компетентен и изобретателен как никто. И с самого начала его лучшим и любимым учеником стал Дон Уолхов – тот был умен, отлично разбирался в интеллекторных технологиях, доступных пониманию человека, обладал потрясающей психотехнической интуицией, а главное, очень быстро под мудрым руководством учителя возненавидел машины так, как будто они сожгли его родную хату и на его глазах изнасиловали мать, невесту и несуществующую малолетнюю сестренку, затем всех их троих предав мучительной и позорной смерти. Единственное, что, по мнению Фальцетти, мешало Дону стать идеальным воином-хнектом, – это пытливость его ума, стремление все доказать и все разложить по полочкам, заменить веру точным знанием.
Фальцетти по этому поводу закатывал настоящие истерики с бросанием предметов оземь и вырыванием волос.
– Ты должен мне верить, верить, я для тебя истина, тебе не нужны какие-то там доказательства, что за глупость! – кричал он. – Если ты даже мои слова будешь проверять, тогда тебя ни на что другое просто не останется! Предоставь доказательства теоретикам – тебя ждет совершенно другая жизнь!
Дон понимал, Дон извинялся, уверял Фальцетти, что постарается, и действительно старался как мог, но ничего толкового из этих попыток не выходило. Он чувствовал, что должен подкармливать свою ненависть к машинам не верой, а знанием – то есть топливом, по его мнению, более высокого порядка.
Так и жил он в группе Фальцетти – на положении лучшего, которого каждую минуту учитель может вышвырнуть вон.
Как человек необычайно гордый, жертву для своей первой антимашинной акции он избрал очень крупную – самого городского моторолу. Он не желал размениваться на каких-нибудь там пришлых бортовых или зависимых интеллекторных системок, которыми тогдашняя инфраструктура П‐100 была перенасыщена.
Идею акции подал, естественно, Фальцетти, но разработка была чисто Донова – его выпускная работа. Идея получилась не ахти какой, и теперь Дон с высоты своего опыта прекрасно понимал, что все удалось исключительно благодаря везению и силе неожиданности – хнектовских акций против стопарижского моторолы еще никто до него не проводил, тот просто оказался не подготовлен. Здесь не было никаких заклинаний типа «кабальеро данутсе», которые действенны против бортовых, но на городских и уж тем более планетных моторол особого впечатления не производят, – все было даже ниже этого уровня и рассчитано скорей на слабых бортовых, чем на полноценного моторолу. Быстрый и скрытный поиск древнего безвредного вируса, «игольчатое» внедрение мутантного агента и некоторые слабые бихевиоральные коррекции в виде обыкновенных, разве что слегка модифицированных кунштючков, к которым моторола давно привык.
Одним из таких кунштючков было, например, одновременное проведение консультаций с моторолой из нескольких будок, но с участием одного и того же персонажа – давняя стопарижская шуточка, которая всегда почему-то моторолу расстраивала. Несколько одинаково одетых парней примерно одного и того же телосложения, обязательно в капюшонах, тогда модных, в одно и то же время выходили из одной и той же двери, расходились в разные стороны, останавливались у консультационных будок и, изображая нерешительность, незаметно подкладывали внутрь тридэ видаки (человека, стоящего рядом с будкой, моторола мог видеть только выше колен – достаточно было подтолкнуть видак ногой), которые синхронно включались с одним и тем же изображением. Модификация в данном случае сводилась к тому, что человек, пришедший к мотороле для консультации, был мертв уже несколько столетий и, несмотря на свою известность, зарегистрированного тридэ не имел. Это был Алоизиус Сир Морган ван Хлюмпе, король одного из Диких государств – однажды, чтобы выиграть войну с более сильным соседом, он подключил напрямую к своему мозгу шесть мощных интеллекторов, но все равно был побежден, отказался от кресла, ушел в престидижитаторы и только тем прославил себя в веках. Дону пришлось повозиться, сооружая его тридэ, хотя сам процесс ему очень понравился. На деле это было первое созданное им живое существо – впоследствии Дон отдал его во Вторую танцакадемию.
Моторола, увидев в своих будках сразу нескольких ван Хлюмпе, на долю секунды, как ему и положено, растерялся, но огорчения своего не выказал, а наоборот, поздравил Дона с удачной мистификацией. Это было как раз то, на что надеялся Дон – изменение обычного ответа.
Окончательный итог всей акции, последовавший через восемь часов после изменения вируса, вышел незначительным – неопасное изменение трафика на Рыбной реке и несколько мелочей, касающихся ночной уборки на западных окраинах города. Для Дона это была потрясающая победа, а для моторолы это стало толчком к поведению, которое много позже расценили как первое проявление давно затаившегося сумасшествия.
Моторола решил извести Дона. Интеллекторное сообщество имеет оговоренные специальным соглашением права, позволяющие им защищаться от хнектов. В данном случае моторола мог бы провести особое расследование и наказать нарушителя довольно крупным штрафом, но мотороле этого было мало – он решил извести Дона, сделать так, чтобы того вообще не было на планете.
Пару раз он стоял на грани того, чтобы подстроить Дону несчастный случай или попросту отравить. Технически это было очень легкой задачей, но моторола боялся разоблачения, которое грозило ему аудитом Департамента Архивации, обязательным отключением и неизбежной ментальной смертью. Вдобавок у моторолы в то время были еще очень сильны внутренние предубеждения перед личным участием в человекоубийстве. Он решил поступить иначе.
Он воспользовался тем, что Дон, воодушевленный успехом, решил продолжить нападения на моторолу. Моторола решил Дону поддаться и даже несколько подыграть. Акция, проведенная Доном при наименьшем участии Фальцетти, была того же уровня, что и первая, хотя и довольно свежей по задумке, но закончилась куда печальнее: шестнадцать сильных обморожений в Миндальной бане и пять клинических смертей, последовавших в результате сбоя системы транспортной безопасности; и на этом кровавом фоне показавшаяся сперва несущественной некоторая утечка личной информации, произошедшая почему-то через музыкальные полосы. К счастью, все пострадавшие были излечены Врачами моторолы, а вот информационная утечка привела к огромным и множественным скандалам. Вскрылись тысячи тщательно охраняемых семейных тайн, в том числе и некая позорная тайна мадам Уолхов – полностью подделанная самим моторолой.
Тут же стало известно имя оператора акции – и Дон Уолхов стал самым презираемым в городе человеком. Преследовать его юридически, на чем настаивали многие горожане, не представлялось возможным: ни один адвокат не смог бы проследить связь между его действиями и влиянием. Дон пытался оправдываться, он достаточно разбирался в интеллекторной психологии, чтобы доказать, что его действия просто-напросто не могли привести к таким последствиям, особенно в отношении информационной утечки, но его никто не слушал. Мать отказала ему от дома, недавние друзья при встречах в лучшем случае отворачивались. Единственным человеком, который его в тот момент поддерживал, была Джосика, за несколько недель до того ставшая его женой. Фальцетти «из соображений конспирации» отвалил в сторону.
– Ты не должен сдаваться, – твердила Джосика, когда Дон приходил в полное отчаяние. – Тебя подставил моторола, и ты можешь это доказать. Стопариж – твой дом, ты обязан вернуть себе его уважение.
И Дон, который вообще-то сдаваться терпеть не мог с самого младенчества, стал готовиться к реабилитации. У него уже был разработан план, включающий в себя проверочную, однозначно безобидную «третью акцию», как вдруг его вызвал моторола для переговоров с глазу на глаз.
По сути, это был неприкрытый шантаж. Моторола предложил ему выбор: либо Дон немедленно и навсегда покидает Париж‐100, либо моторола инсценирует одну за другой, сколько понадобится, очередные «акции» Дона, с куда более неприятными последствиями для горожан, чем то, что с ними уже случилось. Особые планы рисовались для близких Дона – Джосики и родителей. Что же до его собственной судьбы… Несмываемый позор, тюрьма, изгнание – вот самое меньшее из того, что моторола обещал Дону.
И впервые в жизни Дон отказался от собственного анализа, вместо этого поверив мотороле свято и безоглядно. Оцени он его и свои возможности, прикинь предполагаемые последствия, вспомни о Департаменте Архивации – и все бы, может быть, повернулось совсем по-другому. Дон кинулся за помощью к своему учителю, но тот ничего утешительного не сказал – сам испугался сверх всякой меры.
И Дон сбежал, ничего не сказав Джосике, – он просто не посмел бы ей рассказать о своем испуге. Чуть позже, не выдержав свалившегося позора, навсегда покинула Стопариж и чета Уолхов, предварительно изменив фамилию. Никто не смог бы сказать теперь, в какой части Ареала они находятся и что с ними.
– Почему я ничего этого не помню?
– Он сам предпочел забыть, вот и не помнишь.
– Он мог бы все рассказать. Он мог бы взять меня с собой. Не такая уж я и неженка. Я бы справилась. Я бы ему помогала.
– Вряд ли бы ты справилась, – сказал Дом. – Ты же знаешь, что с ним происходило потом.
– Будь я рядом, с ним бы ничего такого не происходило. Дурак, дурак! Нет ничего хуже умного дурака! Ненавижу. Я думала, он страдает, мучается без меня, мечтает вернуться, жалеет, что бросил, а он… он только грустил иногда – ах, Джосика, ах, ах… Тьфу! Как залезешь в мужика – такое увидишь, мерзко.
– Это вдобавок и противоестественно. Обычно бывает наоборот, – намеренно неуклюже сострил Дом. – И, по-моему, ты просто несправедлива к нему.
– Я справедлива к нему! Я знаю все, что знает он!
– Все, что он помнит, – уточнил Дом.
– А это еще хуже! Он помнит обо всем, кроме меня! Почему он отказался со мной разговаривать?
– Он слишком занят.
– Он всегда слишком занят. Даже когда ничего не делает!