– Такова природа мужчин. Но сейчас он действительно слишком занят. Занят как никогда в жизни. Он готовит переворот, и у него очень много проблем, о некоторых он даже не подозревает.
– Не хочу о нем! – истерически закричала Джосика. – Не хочу, слышишь?
– Да пожалуйста, – сказал Дом. – Когда нужно будет, позови. Я рядом.
Это как если бы вам сказали на прощанье, что единожды един будет един. Иногда машины позволяли себе такое поведение – и сколько бы глубин в них ни искали теоретики, обычные люди, как правило, обижались. Машины не люди и ничего не говорят просто так. Им свойственна эмоциональность, но даже свои эмоциональные реакции они просчитывают очень хорошо. Когда машина говорит с человеком, она сообщает ему информацию – иначе она просто молчит. Когда в словах машины нет информации, это значит, что она стремится вызвать у вас вполне определенный и, может быть, только ей известный ответ – то есть играет вами, дергает вас за веревочки.
Таковы доводы ограниченных амашинистов. На самом-то деле поводов для передачи человеку безынформативного сообщения существует намного больше, но о них мало кто помнит – в течение столетий людям вбивали в голову, будто машины только и делают, что используют людей в своих целях, и это уже успело внедриться в подкорку. Когда человек слышит от машины про дважды два – четыре, он начинает злиться мимоходом, даже если он – Дон, изучивший психологию машин настолько, насколько может человек.
– А ну, не уходи! – с пьяной злобой заорала Джосика, почему-то обращаясь к закрытой двери. – А ну, почему ты так со мной разговариваешь?!
– Как? – удивленно спросил Дом. – Я разве чем-то тебя обидел?
– А то не знаешь! Нечего притворяться! Используют нас, понимаешь, как подопытных, а потом удивленные рожи корчат!
– Да чем я тебя обидел, Джосика, дорогая?
Здесь Дом поставил Джосику в несколько неудобное положение – она к этому времени уже забыла, какие именно слова Дома ее обидели.
– Издеваешься, – сказала она. – Ладно, запомню.
Все-таки использовал, все-таки использовал он ее, хотя и не таким простым маневром… На ответ рассчитывал определенный – и его получил.
– А вот ты скажи мне, откуда ты такой мудрый? Откуда ты все знаешь, если за ворота не вылезаешь и только публичной информацией пользуешься?! – базарно вскричала Джосика.
– Что ж, – ответил ей Дом, – твое возмущение мне понятно, только оно не оправдано. А что до твоего вопроса, то я тебе об этом уже рассказывал. Вкратце. Подробней – сложно.
– А ты еще раз расскажи, попробуй! Сложно и с самого начала.
Вино уже подействовало Джосике на память, она помнила о «подглядывателе», но что это такое, как оно работает и как им пользоваться – все это стерлось.
– Все дело в том, дорогая Джосика, – начал Дом, – что хозяин мой настоящий, господин Фальцетти, с давних пор предпочитал жить в безопасности и взаперти – все здесь устроено так, чтобы было удобно ему, а не кому-нибудь либо еще.
От этого «кому-нибудь либо еще» Джосика примолкла и попыталась сосредоточиться.
– Но господин Фальцетти, – продолжал Дом, – есть человек очень и очень любопытствующий. Он считает, что чем больше он знает, тем меньше чашек разобьет. Хотя, честно говоря, до чашек ему никогда особого дела не было. И, если хотите знать мое мнение, большее знание нужно ему как раз для битья большего количества чашек, но это я так, хе-хе.
Когда я объяснил ему, что мои информационные возможности весьма ограничены – хотя и не так предельно узко, как только что определили вы, дорогая Джосика, – он вспомнил, что является дипломированным гениальнейшим изобретателем Парижа‐100, а то и всей Метрополии, засел в своей лаборатории, изрядно меня измучил несусветными требованиями, однако в конечном счете предложил мне действительно очень мудрую конструкцию, которую назвал «скваркователь квантовой дедукции» – уж не знаю даже и почему, поскольку здесь предлагалось использовать главным образом мои интуиционные фильтры… Для простоты господин Фальцетти называл устройство «подглядыватель».
– А… Помню. Подглядыватель. Кар-р-роче! – сказала Джосика, которой уже очень хотелось спать.
– Извините. Словом, это устройство, а точнее говоря, метод, уже на первых порах позволял извлекать из доступных информационных источников гораздо больше сведений, чем там находилось. Более того, единожды расширив информационную емкость какого-либо источника, оно получало прямой доступ к его информационным ресурсам. Другими словами, чем больше это устройство работало, тем больше оно могло узнать, причем так, что хозяева источников информации даже и не догадывались, что их, собственно говоря, обкрадывают. Для разведывательных служб и частных агентств изобретение господина Фальцетти оказалось бы просто сокровищем. Они могли бы за него утопить моего хозяина в богатстве… ну, или просто утопить… Но, к чести господина Фальцетти, он выше денег, он использовал свое изобретение только для удовлетворения собственного любопытства. Зато уж узнавал все, что хотел узнать. Причем в подробностях.
– Как интересно, – зевнула Джосика. – У тебя твой кондолесцент еще остался?
– Конечно, сейчас пришлю.
– И как сейчас это твое устройство работает? Ты его отключил?
– Собственно, это не устройство, а процедура…
– О, какая разница?
– Действительно, никакой… Нет, я его не отключал. Просто… Просто оно работает по запросу, а не так, чтобы «вот, мол, послушай, интересная информация». Информацию следует запросить.
– Ну, хорошо. Что, например, сейчас происходит в городе? Кончились, наконец, эти сумасшедшие немыслимые убийства?
– Нет, хотя активность камрадов несколько снизилась. Это любопытно, потому что число «возвратившихся» – их по глупой причине называют здесь пучерами – растет довольно быстро.
– Вот как? – Джосика задумчиво прищурилась. – Это очень большой прокол Фальцетти. Как он мог не предусмотреть такое?
– Он много чего не может предусмотреть. Он гений. Ему ничего предусматривать не надо. Он решает проблемы, когда они появляются. Не раньше.
– Всегда?
– Он уверен, что всегда.
– То есть он не гений, а уверен, что гений, так?
Дом тактично промолчал.
– Это действительно… интересно, – не унималась Джосика. – И кем зарегистрированы эти случаи «возвращения»?
– Моторолой, естественно.
– Ты имеешь доступ к секретной информации моторолы, и он об этом не знает?
– Это надо узнать, знает он или не знает. Думаю, что узнает, если захочет. А какая, собственно, разница?
На краткое мгновение Джосика умерла и вместо нее вновь родился Дон – человек, заинтересованный в уничтожении моторолы.
– Никакой, – сказала она. – Просто интересно. Это… я хуже думал о Фальцетти. Это действительно эпохальное изобретение.
– Ну что ты! – возразил Дом. – В том или ином виде этому изобретению уже не меньше сотни лет. Просто довести его до ума никто не позаботился. Моторолам оно не нужно – они и так все знают. Или считают, что знают.
– А людям не отдают.
Дом явственно хмыкнул.
– Во-первых… ты, вероятно, забыла… все изобретения, когда-либо сделанные машинами, согласно ареальной Конституции, вносятся в специальные реестры библиотеки «Глобо» и доступны каждому жителю Ареала.
– Ха. Там черт ногу сломит, в этих твоих реестрах. Попробуй в них разберись.
– Во-вторых, насколько мне известно, никто этих изобретений не запрашивал.
– И Фальцетти тоже?
– Он очень редко запрашивает. Он терпеть не может машинных изобретений. «Мертвые изобретения», – говорит он. А поскольку свой информационный прибор он патентовать вообще не собирался, то даже после того, как…
– Дом!
– Я тут.
– А что… Ты ведь отслеживаешь сейчас ситуацию?
– Разве что для собственного любопытства. У нас, машин, оно специфическое…
– Ну да, ну да, специфическое, я знаю. Я хочу понять, что вообще сейчас про…
– Ты насчет Дона интересуешься? – осторожным голосом спросил Дом.
– Ну… не то чтобы… Но ведь от него сейчас очень многое зависит.
– Я бы не сказал. По моей информации, от него не зависит ничего.
– То есть?
– Он готовит переворот, но этот переворот реальностью не обеспечен. Фальцетти строит свои планы, моторола – свои, но сейчас они работают вместе или параллельно, хотя, скорее всего, вместе, и их планы обеспечены куда серьезнее. Они знают все, что Дон собирается предпринять против моторолы, а Дон к этому не готов.
– Он проиграет и снова попадет на П‐4?
– Нет, он просто умрет, это ноль девяносто девять. Его убьют. Он уже стал не нужен.
– Ха! – радостно сказала Джосика, ударив кулаком по колену. – Да! Вот так ему! Да где ж твой кондолесцент?!
– Вот он.
Два столика – с мусором и деревянной бутылкой – поехали друг другу навстречу, вежливо разминулись, Джосика тут же потянулась к новому фиалу и надолго замолчала. Она пила, смежив веки, но все равно глаза ее сверкали.
– Ну, Дон – ладно, это бог с ним, – сказала она, отдышавшись, – так ему и надо, это даже неинтересно. А вот что там насчет Фальцетти и моторолы? Почему они вместе? Чего каждый-то хочет?
– Чего хочет моторола, для меня принципиально непознаваемо…
– А-а-а-а, то-то же!
– …Могу лишь предположить, что он собирается сменить всему городу личность на ту, которая ему более удобна.
– Ох, нет! Нет! – Джосика даже отрезвела. – Откуда такое жуткое предположение?
– Это именно предположение, – сказал Дом, – не более того. Моторола непознаваем. Но он готовит человека – уже выбрал, – специального человека, и он мне совсем не нравится. Может быть, ты его помнишь. Эми Блаумсгартен.
– Что-то знакомое. Где-то слышала, но совершенно не помню. Эми… Эми… Но это чушь. Этого не может быть, ты наверняка ошибаешься – не сошел же моторола с ума! Что еще?
– Фальцетти собирается убить Дона.
– Подожди.
Джосика припала к кондолесценту, надолго припала, почти все из фиала выглотала. Потом долго дышала, откинувшись.