Вдруг Дон насторожился – мимо траттории, незаметно оглядываясь, быстрым шагом прошел Лери. Его не должно было быть здесь.
– Лери! – тихонько позвал Дон.
Тот резко остановился, стал недоуменно оглядываться.
– Сюда!
Лери недоуменно посмотрел в сторону Дона, тот снял шапочку и поманил его рукой.
– Дон? – прошептал Лери, постоял секунду, подошел, сел рядом. – Хорошая штука – «тебяникто», – сказал он вместо приветствия.
– Хорошая. Ты что здесь делаешь?
Лери загадочно улыбнулся.
– Иду к дому Фальцетти.
К ним неторопливо подошел Симош.
– Лери, привет. Давно не видел тебя. Что-нибудь будешь?
– Да я, в общем, спешу. А, впрочем… Принеси чего-нибудь попить, в глотке пересохло, и твоего фирменного горячего.
Симош улыбнулся и щелкнул пальцами. Пустующий поднос, стоявший у стойки, тут же помчался в сторону кухни.
Поглядев на озабоченные лица друзей, он сказал:
– Ну, вы тут поболтайте пока.
– А что тебе понадобилось в доме Фальцетти? – спросил Дон, когда Симош ушел.
– Информацию очень интересную получил. Мои ребята умудрились записать кусочек разговора Фальцетти и моторолы. Теперь уже окончательно ясно – Фальцетти работает против нас.
– Дважды два равно четыре – это тоже очень ценная информация, – скучливо сказал Дон. – Всё?
Подкатил поднос, расставил тарелки и высокий стакан с каким-то зеленым питьем.
– Нет конечно. Час назад Фальцетти выходил из четвертого дома по Сенктеземоре – там он, по нашим сведениям, общается с моторолой.
– Он может общаться с ним где угодно.
– Но любит там. Сам знаешь, наш Фальцетти – человек привычек. Самое-то интересное, что, выйдя, он продолжил с ним разговор. Не договорили.
Лери припал к стакану – видно, его и впрямь мучила жажда.
– Ну?
– Говорили, по-моему, о «домике». Это первая зацепка.
– Что говорили?
– Моторолу, сам понимаешь, не слышно было. А Фальцетти его успокаивал – мол, даже и не задумывайся над этим, никто на всей планете, кроме тебя, не знает, где он находится. А моторола вроде как возражает. Тогда Фальцетти говорит: «Мой Дом? А ему-то откуда знать?» Словом, стал уговаривать, что даже если его Дом и может знать, где «домик», то наверняка не знает, потому что для этого надо спросить, вопрос задать, а ему такой вопрос и в голову не придет. Мол, зачем ему? Вот я и думаю сходить к тому Дому и спросить у него.
Дон задумчиво побарабанил пальцами по столешнице и сказал:
– Отбой. «Домик» пока оставь.
– Это еще почему? – возмутился Лери. – Сам же мне велел «домик» искать.
– Вот и будешь искать, если завтра что-нибудь не так пойдет. Может, завтра уже и не понадобится твой «домик». Это дело ненадежное и, боюсь, опасное. Сейчас главное – Фальцетти. Он явно что-то пронюхал, глаз с него не спускай.
Лери и сам не понимал, почему его так огорчил запрет Дона искать «домик». Доводы Дона были последовательны, спорить было бессмысленно: разработка Фальцетти была куда важней, чем поиски «домика», которые, как ни крути, были все-таки запасным средством, притом крайне ненадежным, и все-таки Лери с трудом удержался от дальнейшего обсуждения уже решенного вопроса.
Этот «домик»… С ним у Лери было связано какое-то очень неприятное воспоминание. Даже память Дона, заместившая его собственную, не смогла стереть этого ощущения – нереального, жуткого и в то же время манящего. Когда он впервые услышал от Дона это слово – «домик», – его передернуло. Из двух дел, ему порученных, поиски «домика» сразу стали для него важней слежки за Фальцетти. Но дело есть дело, и Фальцетти действительно был важней сейчас. Поэтому Лери пожал плечами и сказал:
– Конечно!
Стоял уже вечер, когда Лери ушел. Светлело. Пора было уходить и Дону, но он все сидел. Небо заполыхало рекламами, малопонятными призывами и переговорными страничками, объявление насчет «мордовских ид» совершенно среди них затерялось. Неба по сути не было – все его пространство занял подоблачный арт. Почти все рекламы зарядили до Инсталляции, они рекламировали то, чего уже давно не было на Париже, их никто так и не удосужился отключить, то есть не никто, конечно, а моторола – он словно бы нарочно, а скорее всего, и действительно нарочно, оставлял эти бессмысленные сейчас слоганы и картинки, остатки того мира, который Дон убил, так неосмотрительно усевшись в предложенное ему кресло.
Оставаться на виду было просто опасно – снятая шапочка уничтожила действие «тебяникто», и прохожие (их к вечеру прибавилось) с интересом косились в его сторону, некоторые приветствовали его знакомым поднятием руки, и он сам собой отвечал, хотя попадались и такие, кто глядел на него с нескрываемой ненавистью, – их было относительно мало.
Наконец Дон спохватился, завертел головой в поисках шапочки, нагнулся, поднял и поспешно напялил на голову.
Вот-вот должен был начаться Час Очищения, как называли его камрады, или «глядеть в окно», как называли его остальные горожане, а люди словно бы не и не обращали на это никакого внимания. Просто шли. Каждый был озабочен чем-то своим, вокруг ходило больше одиночек, чем пар.
Какая-то женщина с напряженным лицом подошла к нему, обеими руками оперлась о столик, впилась взглядом.
– Нашли сына?
Дон растерянно потрогал шапочку, потом понял, что она его не узнала, а просто к мужчине подошла. Все разные, а сын у всех один. «Я уже начинаю привыкать, – сказал он себе, – что все незнакомые мне родня. Самая близкая».
– Нет.
– Точно знаешь?
– Точно.
«В гляделки со мной играет. Чокнулся от перемены пола. Я бы тоже не выдержал».
– Вот ублюдок, – сказала женщина. – Кто б мог подумать!
Дон согласно кивнул. Разговор шел о нем.
– По-моему, они не слишком активно ищут, – обвиняюще сказала женщина.
– По-моему, их отчасти можно понять.
Женщина выругалась.
– Некоторые вещи, которые можно понять, понимать нельзя!
Оставалась она относительно молода, лет пятьдесят-шестьдесят. Было видно, что до сына ей так же мало дела, как и всем остальным. Пахло от нее несильно и совсем не по-женски.
– Как это ты не «вернулась», – сказал Дон. – Я бы на твоем месте…
– Мое место – ничего место. Даже интересно. Я вообще начинаю думать, что женщина с мужским сознанием – высшее существо.
– Да ну?
– Ну да.
– Самое сильное утешение для женщины с мужским сознанием, – сказал Дон.
Женщина хихикнула.
– Так как?
Дон сочувственно покачал головой.
– Никак. Сходи в какую-нибудь Танцакадемию – там поймут. Там этого добра навалом. Хоть с кем. Хоть с мужчинами, хоть с женщинами, хоть с мужским сознанием, хоть с женским. Говорят, даже с животными. А я люблю другую.
Она еще раз хихикнула. С удовольствием.
– Врешь ты. Я тебя узнала. И уж тебя-то я узнала наизусть. – Дон снова потрогал шапочку. – Никаких других ты не любишь. За что большое тебе человеческое спасибо.
– Пожалуйста. – Он наконец встал и пошел к себе. Она крикнула вдогонку:
– Дон! Дон Уолхов!
Дон вздрогнул. Что-то в тоне ее, в самом тембре голоса изменилось. Он медленно оглянулся и на месте женщины увидел вдруг знакомого франта. Тот стоял подбоченившись, с видом зазнавшегося победителя. «Чертовы тридэ, чертов моторола», – со злостью подумал Дон.
– Ну?
– А что такое секс с растениями?
– Любовь к природе! – крикнул он и быстро зашагал прочь. Изо всех сил стараясь не показать страха.
Весь этот день Джосика пыталась связаться с Доном или хотя бы с кем-нибудь, кто бы мог с ним связаться. Точнее, конечно, пыталась не Джосика, а Дом по ее приказу. Ни с кем связи не было, а если вдруг кто-то и отвечал, то это был совершеннейший незнакомец, обративший внимание на якобы случайно оброненное мемо, издающее звуки вызова.
Джосика взволнованно металась по комнатам, а за ней, словно ублюдок за Фальцетти, позвякивая бокалами, торопливо катился поднос то с кондолесцентом, то еще с чем-нибудь (винные кладовые у непьющего Фальцетти были неисчерпаемы). Каждые пять минут она орала Дому: «Ну что?» – а Дом вежливо отвечал, что связи до сих пор нет. Она орала в ответ что-то оскорбительное насчет гнилых проводочков и что вот она сейчас выйдет и у первого же прохожего попросит нормальное мемо, да просто отнимет у него это нормальное мемо, пусть попробует не отдать, и вмиг свяжется с Доном. На что Дом так же вежливо отвечал ей, что, по его сугубо личному мнению, которое он никому не навязывает, в трудностях со связью видны происки моторолы и потому никакое «нормальное» мемо ей не поможет; и, кстати, по его сведениям, у Дона тоже очень серьезные трудности со связью, а сам он находится неизвестно где.
– Но ты-то сам по своим замечательным хваленым каналам можешь сообщить Дону поподробнее, что на него готовится покушение? Можешь рассказать ему, как все будет?
– Нет, – в который раз отвечал ей Дом. – Увы. Сейчас такого даже я не могу. Но я буду пытаться.
– Пытайся! Пытайся! Пытайся, чертов сарай, чтоб тебя черви съели! – орала Джосика в перерывах между питьем и рыданиями.
Глава 26. День Данутсе
К девяти часам первого утра в День Данутсе все было готово к акции – и у Дона, и у моторолы, и у Фальцетти. Первый и второй, запасной, наборы интеллекторов, которые должны были принять у моторолы управление объектами, были трижды проверены и поставлены под охрану; «кривляльщики» заняли свои места еще в семь утра и сразу же приступили к нападению «визи» – лица у них болели, но корчить рожи им предстояло еще часов пять. «Кривляльщиков» охраняли люди Ромео – они изображали праздношатающихся гуляк, прятались в подъездах, за окнами, словом, везде, где можно спрятаться поблизости. Подразделение Витановы, которое он гордо называл полком, выполняло роль подстраховки и тоже скрывалось неподалеку. Лери, которому вместе с полусотней его шпиков в последний миг поручили отслеживать не только передвижения Фальцетти, но и передвижения всех его главных камрадов с тем, чтобы в случае маловероятной, но возможной стычки тут же устранить их или каким-нибудь другим образом вывести из игры, страдал – еще ночью все его подопечные ушли из-под наблюдения. Это беспокоило его, а еще больше беспокоило Дона – он понимал, что задуманная операция далеко не безупречна, и опасался ловушки.