Фредрик снова кивнул, рассеянно глядя на дно своей опустевшей кружки.
— Так ты говоришь, Каан де Берг пустился наутек? — тихо произнес он.
— Со всех ног. У этого типа нервы послабее моих. Хотя обычно вон как громогласно излагает свои воззрения. Перед тем как бежать, изображал Гамлета, держа в руках старый череп.
— Он цитировал Гамлета? — заинтересовался Фредрик.
— Ну да. А что — это так важно? — Лекфинн жестом показал официанту, чтобы тот принес еще две кружки пива.
— Возможно. Попытайся вспомнить какие слова он привел. Не эти: «Быть может, череп этот принадлежал чувствительному, тонкому поэту, писавшему чудесные стихи о любви и о природе?»
— Вот-вот, эти самые. Ты думаешь, это имеет какое-то отношение к делу? — Шолд одним глотком наполовину опустошил новую кружку.
— Нет, никакого. Просто мне захотелось убедиться, хорошо ли он знает Шекспира. Выходит, неплохо.
Они помолчали, потом снова заговорил Фредрик.
— Лекфинн, ты призывал держаться конкретики. Давай потолкуем о предельно конкретных вещах. Будем исходить из того, что в тот день статуя была похищена из Национальной галереи между десятью утра и тремя часами дня. Я обнаружил Халлгрима около пяти. Перед тем он обнаружил статую у себя в гостиной и в ужасе помчался обратно в город, чтобы сообщить о своей находке.
Шолд медленно кивнул, нахмурив брови.
— Стало быть, — продолжал Фредрик, — необходимо точно установить, что именно происходило в отделе античной скульптуры в указанное время, кто туда заходил и что делал.
— Насколько я понимаю, это элементарная задача для полиции. — Шолд говорил медленно, две кружки пива явно повлияли на его усталый мозг.
— Совершенно верно. Полиция, несомненно, старается расписать по минутам этот промежуток времени. И все же. Есть что-то, чего мы не принимаем во внимание. Что-то настолько очевидное, что ускользает от нашего зрения.
Шолд покачал головой.
— Нет, это просто невозможно. С какой точки зрения ни подойти — совершенно невозможно.
— Хорошо, — горячо произнес Фредрик. — остается забыть точки зрения, во всяком случае пренебречь временем и размерами.
— Не понял, — вяло произнес Шолд.
Он был готов замкнуться в маленьком тесном мирке на дне пивной кружки.
— Попробуй все-таки выслушать меня еще немного, — попросил Фредрик, борясь с нарастающей усталостью. — Ты ведь постоянно общаешься с сотрудниками музея. После того случая ничего необычного не происходило, не было сказано ничего такого, что привлекло твое внимание?
— В половине одиннадцатого профессор Себерг, который читал там лекцию, развел руками, выходя из зала, и сказал: «Тупицы». Мне сообщила об этом дежурная. — Шолд говорил монотонно, с оттенком меланхолии в голосе. — Необычно крепкое выражение в устах Себерга.
— Тупицы?
— Вот именно. Тупицы.
Фредрик покрутил кружку между ладонями, прежде чем сделать последний глоток.
— Фредрик? — Шолд устремил на Фредрика мутный взгляд. — В этом есть что-то жуткое. — Он по-прежнему говорил монотонно, вяло, невнятно. — Совсем жуткое. Его убила Мать-Земля. Царь-воитель ста… стоял в его гостиной. Жуть. Два противоположных ис-историко-кут-культурных полюса. Его убило то, чему он отдал свое сердце. Жуть. Хотел бы я знать, почему Каан де Берг пустился наутек, жуткое дело, Фредрик.
Фредрик встал.
— Пора нам отправляться по домам, Лекфинн. Сегодня мы дальше не продвинемся. — Он повлек за собой Шолда к выходу.
— Страшное дело. Но археологи не убивают друг друга. Никогда, — бормотал Шолд, выходя следом за Фредриком на улицу.
Они взяли курс на стоянку такси, требовалось посадить Лекфинна на машину.
— А ты как будто хромаешь, Фредрик.
Фредрик остановился. В самом деле. Только сейчас он поймал себя на том, что хромает на левую ногу. Он ощутил покалывание в левом бедре, с внутренней стороны.
— Растянул мышцу, — объяснил он.
— Все мы в каком-то смысле страдаем растяжением разного рода, — философски произнес Лекфинн.
Они постояли несколько минут, ожидая такси. То и дело налетали порывы холодного сырого осеннего ветра. Фредрик решил не ходить далеко, а переночевать в «Гранд-отеле». Заранее представлял себе мягкую, теплую постель в гостиничном номере.
Уже садясь в машину, Лекфинн Шолод вдруг вспомнил:
— У него были разбиты суставы правой руки. Должно быть, Халлгрим ехал в больницу, обернув руку полотенцем, когда камень пробил ветровое стекло.
Фредрик проводил такси, помахал рукой.
Потом захромал, борясь с леденящим ветром, в гостиницу, и плотно сжатые его губы словно призваны были выражать решительный протест.
Не может, нет, не может быть такого.
6. Фредрик Дрюм заказывает глазунью, отмечает, что в кафе «Блитц» выступает рок-группа «Вилы», и прислушивается к зловещей тишине за закрытой дверью
Фредрик растерянно поднялся с кровати, не узнавая узор занавесок. У него болела голова, покалывало мышцу бедра. Часы показывали половину шестого.
«Гранд-отель»?
Он спал неспокойно, но без сновидений.
Сев на кровать, растер виски. Сделал добрый глоток воды из графина на тумбочке. Постепенно мешанина в голове сменилась более четкими образами.
Да, так оно и было.
Он должен был отправиться на тот свет. Он, а не Халлгрим Хелльгрен. Камень был подвешен на веревке под мостом не для археолога. Он должен был разбить голову Фредрика Дрюма. Слова, произнесенные Лекфинном Шолдом вчера вечером, перед тем как он нырнул в машину, не оставляли места для сомнения.
Он нисколько не отдохнул за ночь. Тем не менее доковылял до ванной и включил душ. На внутренней стороне левого бедра, чуть повыше колена, увидел красное пятно. Мышца отзывалась болью на прикосновение. Он осторожно намылился, тщетно пытаясь сообразить, где и когда получил эту травму.
Конечно, убийца не мог предвидеть, что Халлгрим, увидев статую, сразу бросится в машину и поедет обратно в город. Такой вариант отпадал. Но что-то сложилось по-другому. При нормальных обстоятельствах Халлгрим остался бы дома ждать, когда приедет Фредрик, как было условлено. Чтобы они вместе попробовали решить загадку. Убийца никак не мог рассчитывать, что Халлгрим поедет обратно.
В остальном у него все было точно рассчитано.
Он, несомненно, следил за дорогой. Установил свою смертельную ловушку после того, как Халлгрим проехал под мостом и прибыл к себе домой. Лишь после этого злоумышленник опустил вниз веревку с грузом, зная, что следующим в том же направлении проедет Фредрик Дрюм.
Однако Халлгрим не остался дома ждать Фредрика. Причина ясна. Халлгрим был человек вспыльчивый. Потрясенный невозможностью увиденного, он изо всех сил ударил каменного колосса. И разбил руку. После чего поспешил сесть в машину, чтобы ехать в больницу.
Это очевидно. А Фредрик был слеп.
Кто знал, что Фредрик Дрюм собирался в этот вечер навестить Халлгрима Хелльгрена? Многие знали. Халлгрим был человеком прямодушным, откровенным в проявлении своих чувств, среди которых не последнее место занимала радость, какую ему доставляли вечерние дискуссии с Фредриком. Об этих вечерах он рассказывал всем и каждому, предвкушая увлекательные часы. Стало быть, большинству друзей и знакомых Халлгрима было известно, что ему и Фредрику предстоит встретиться в тот вечер.
Кроме того — разве он сам не говорил кое-кому о том же? А в одном журнальчике клуба любителей вин разве не сообщалось, что Дрюм, похоже, предпочитает археологию вину, коль скоро отказался участвовать в назначенной на тот же вечер дегустации вслепую!
Да, его визит ни для кого не был тайной.
Осенний отпуск. Вот как он обернулся для Фредрика Дрюма. Вместо охоты на куропаток и вольного воздуха гор — невидимая смирительная рубашка, плен в окружении анонимного врача, способного перемещать не поддающиеся перемещению монолиты. Никакого разумного смысла…
Левитация. Психокинез. Иллюзионизм. Силы, о которых он не имел никакого представления.
Фредрик уже потянулся было за телефонной трубкой, чтобы позвонить в полицию. Однако сказал себе, что этот разумный поступок, возможно, окажется сейчас самым неразумным. Тот или те, кто придумал правила этой игры, пребывают в пограничной сфере. Ему надлежит оставаться невидимым, если он надеется хоть что-то рассмотреть в этой размытой плазме.
Долго сидел он на кровати, держа в руке графин.
Анна, Тоб и «Кастрюлька».
Анна.
Наконец он сделал над собой усилие и подошел к окну. Выглянул через тюлевую занавеску. Осеннее утро, темно. Улица Карла Юхана, озаренная желтым неоновым светом. Спешащие на работу, тепло одетые от промозглого ветра люди. Надо идти.
Десять минут спустя он очутился на улице. Будь сейчас при нем заветный кристалл, он мог бы поднести его вплотную к глазу. И преломление света сказало бы, в какую сторону идти.
Кристалла не было, а потому он не пошел ни направо, ни налево, а пересек улицу и опустился на скамейку рядом со зданием Стортинга. Посидел некоторое время, ежась ото холода и растирая больное место на бедре. Он находился за пределами. За пределами всего.
В чужом городе. В стране, чье название состояло из ничего не говорящих букв. В мире, где материя была навечно обречена вращаться в хаотическом водовороте.
У проходивших мимо людей не было взора. Они не видели его, не видели даже скамейки, на которой он сидел. Город назывался Лосо. Страна — Врегония. Новый ледниковый век медленно распространялся по планете от обоих полюсов. Вселенная замыкалась в себе, становясь тем, к чему стремилась. Превращаясь в абсолютное ничто, где нельзя было задавать вопросы.
Он в бешенстве сорвался со скамейки, распугав при этом голубей. Захромал к трамвайной остановке на Стортингской улице. Столкнулся с дамой, выгуливающей пуделя, запутался в поводке, под злобное тявканье собаки отстегнул поводок от ошейника, и пудель, упиваясь свободой, промчался через парк возле университета.
Именно так. Все правильно, мрачно подумал он, вскакивая в трамвай на ходу. Захвати инициативу, Фредрик, да ты, собственно, и не упускал ее, не вешай нос. Подчини мир своим чертежам, пусть ему какое-то время будет неуютно. Ты напугал досмерти средневековье в Старом городе, так что земля разверзлась и открыла выход на волю. Теперь ты должен укротить тех, кто затеял убийственную игру в пограничных сферах.