Марта присылала к нам в башню кухаренка с волшебной корзинкой, полной даров ее щедрой кухни: жареные ребрышки, тушеные томаты, горячая, сдобренная специями и присыпанная сыром паста. И непременно кувшин особого сидра, рецепт которого знала только Марта.
– О! – потирал руки Мастер. – Кажется, нам пора смазать наши механизмы.
У него была серебряная масленка с длинным изогнутым вострым носиком. Она стояла на дубовом стеллаже, на особом серебряном подносе, и Мастер обожал смазывать свои механизмы, будто поил питомцев.
– Никто не должен стонать, даже существа из металла, – говаривал Мастер.
– Зачем ты возишься с этими куклами? – спрашивал я Мастера. – Мои миракли куда ловчее и сильнее любой твоей игрушки.
– Миракли – удел магиков, – отвечал Мастер. – А моя кукла может служить любому и не зависит от силы того, кто ее создал.
Механический Мастер не верил в надежность магии, он верил в свое мастерство, в точность выточенных шестеренок, прочность металла и надежность креплений.
После полудня к нам зачастую присоединялся Лиам. У него были на редкость умелые руки, он мог выточить на «станках» детали, какие не способен был сделать сам Механический Мастер. Иногда он создавал детали столь мелкие, что разглядеть их можно было только через особое стекло, созданное Механическим Мастером и установленное на особой подставке. Лиам говорил, что весь мир наполнен жизнью – тончайшие ее токи бегут под землей, в стволах деревьев, прячутся в глубине стен. В Домирье каждый дом и город имели своего духа-покровителя. А лурсы возводили свои крепости, закладывая в каждую башню несколько капель крови основателя. Замок Ниена построен так же. Лиам чувствовал эту жизнь – в деревьях, цветах, созревающей ниве, в башнях нашего замка. Он говорил, что божества Домирья никуда не ушли, они свернулись как зародыши в чреве матери, они прячутся, но по-прежнему живы. Магия оглушила их и заглушила. Она – как бой барабана, заставивший замолчать многоголосие старых флейт. Если бы мы огляделись и прислушались, с нами бы заговорили живые голоса. Мы бы проникли в тайны языка лурсов, открыли заново позабытые секреты Домирья, узнали, куда ушли старые боги. Мы бы научились строить аркады. Лиам никогда не говорил, что это за аркады и зачем они нужны. Мне они мнились огромными виадуками, под опорами которых стайками бежали на юг белые отары кудрявых облаков.
Механический Мастер слушал рассуждения Лиама и одобряюще кивал. Однажды он сказал как бы между прочим:
– Я видел аркады, но все они мертвы уже много столетий.
Вечерами мы тренировались с Лиамом биться на мечах. Благодаря своему Дару эмпата он всегда угадывал мои атаки и блоки, и мне ни разу не удалось его победить в поединке. До поры.
Впрочем, в те годы это вообще никому не удавалось. Лиам редко дрался, отказывался выступать на турнирах, сознавая, что противник изначально слабее и победить не сможет. Находились безумцы, которые, ведая о Даре Лиама, пытались вынудить его выйти на поединок, причем непременно звали драться боевым оружием. Среди военных бытует легенда, что боевой меч сам по себе обладает магией. Это так, но только тогда, когда его выковал магик-оружейник. Иногда Лиам соглашался биться, но при этом никого не убивал и даже не калечил. Раз за разом он выбивал оружие из рук противника, а когда ему надоедало подобное развлечение, наносил несколько болезненных уколов в руки или ноги, чтобы проучить упрямца.
Мне не удавалось победить брата даже с помощью магии – он точно так же ускользал от атак моих мираклей, как и от меня самого. К тому же он умел разрушать моих призрачных бойцов, распыляя силой своего Дара сгустки магической энергии в моих «куклах». Тогда они лишались рук, голов, оружия и бродили, изувеченные, по тренировочной площадке, натыкаясь друг на друга и мешая мне нападать. Лиам наблюдал за этой толкотней с мягкой улыбкой. Он сочувствовал мне, сожалея, что я никогда не смогу его победить.
Точно так же Лиама никто не мог победить в шахматах. Тут он не отказывал себе в удовольствии покопаться в голове противника и заранее выудить из его сознания все грядущие ходы. Сам он играл великолепно, признаваясь, что его фигурки по своей воле передвигаются по доске, сделанной из светлого и темного янтаря. Лиам лишь иногда направлял их энергию и просто позволял им побеждать.
А еще он мог говорить и петь чужими голосами. Но это его печалило: он говорил, что хотел бы иметь свой голос, чтобы петь свои песни. Лиам обожал состязания стихопевцев. Он просил, чтобы я прятал его лицо за магической завесой – из-за эмпатии он не мог сдержать эмоций и зачастую плакал, когда мотив задевал его душу. Своей чувствительности он стеснялся и даже стыдился.
Из нас троих успехом у девушек пользовался лишь Эдуард. Меня юные красавицы сторонились, а Лиама считали всего лишь хорошим другом и поверяли ему секреты своих сердец.
В ту осень, когда мне исполнилось восемнадцать, всё переменилось.
Механический Мастер сказал как-то, что в одном из кодексов Домирья Судьба изображена с колесом в левой руке и с песочными часами в правой. Время от времени она переворачивает стеклянную колбу часов, и тогда все вокруг летит кувырком. Счастливчик познает всю глубину падения, а тот, кого никогда не любили, влюбляет в себя первую красавицу королевства.
Глава 10. Вианово королевство
Время текло. Иногда мне казалось, что я забываю о нем. Очнувшись, я вдруг обнаруживал, что миновала зима. Весна возглашала о себе пением соловьев и цветением яблонь. Лето манило в Элизеру теплой озерной водой, катанием на лодках, поцелуями в сумерках на берегу. В Ниен из маноров везли корзины яблок и груш, из-за моря шли корабли с пряностями, пурпурными тканями и мехами. Мы отправляли за море изделия наших кузнецов и стеклодувов, тончайшее сукно, лучшие во всей ойкумене лютни и флейты, вина и масло.
К востоку от Ниена лежит торговая республика Гарма. На западе раскинулось Вианово королевство. Царство виноградников, отечество виналий. До наших дней жители Вианова королевства верят, что в Домирье их королевством правил сам бог Виан. Красавец и женский угодник, способный любой гордячке вскружить голову. Он принес на землю из подмирья виноградную лозу, научил людей возделывать виноградники и делать вино. Поздней осенью жрецы Виана откупоривали бочки, и все пили молодое вино, эликсир Виана. Пять дней длились виналии, вино текло рекой, не оставалось ни одного трезвого человека на улицах города. Женщины влюблялись в Виана, и ни одна не могла устоять. Каждую ночь он проводил с новой красавицей, и каждая вспоминала свою ночь как высший дар. Но те, кого он отверг из-за вздорного нрава или безобразной внешности, таили злобу. И однажды утром несколько отвергнутых проскользнули в дом Виана, когда тот крепко спал в саду после бурной ночи, и перерезали ему горло. Кровь пролилась на песок, и там, где упали ее капли, родилась новая лоза – самого сладкого крупного черного винограда.
Горю многочисленных жриц Виана не было предела. Тело убитого бога умастили бальзамическими маслами, три дня оплакивали его возделыватели виноградников, а потом отнесли в гробницу. Там пролежал он всю зиму, и женщины, которых он любил, каждый день приходили к нему и целовали холодное лицо. Тлен не тронул его прекрасное тело, оно лишь окоченело и стало напоминать мрамор. Но едва дохнуло теплом, брызнуло весенней радостью солнце, как Виан поднялся. Распахнул бронзовые двери гробницы, украшенные серебряными розами, вдохнул сладкий живительный воздух полной грудью и крикнул:
– Как же долго я спал!
– Но ты же умер! – воскликнули сбежавшиеся к его усыпальнице жители королевства.
– Я умер? Я просто выпил слишком много. Так что теперь повелеваю: в последние пять дней последнего месяца осени напиваться всем мертвецки в мою честь.
Так и пошло с тех пор. На виналиях пять дней подряд все пьют до мертвецкого состояния в честь Виана, бога Домирья, в знак благодарности за его дар – виноградную лозу. И мы с Эдуардом и Лиамом на этих праздниках веселились от полудня до рассвета. Днем и в сумерках город пах жареным мясом, пирогами, сладкими винами, а утром, когда просыпался, – блевотиной и мочой. Люди спали прямо на помостах или под столами на площадях, а смуглые рабы и рабыни мыли мостовые. Воды в городе имелось вдосталь – с горной гряды ее доставлял древний виадук Домирья. Но говорили, что вина в Виане все равно больше, чем воды: в каждом доме имелся погреб с огромными бочками, где хранились столетние вина. А в подвалах королевского дворца можно было заблудиться и никогда уже не найти дорогу назад.
Виан – город маленький. На крутом холме – королевский замок, окруженный зубчатой стеной с десятком сторожевых башен, у подножия – плотно застроенные кварталы, разрезанные широкими, мощенными серым камнем улицами. Повсюду таверны, винные лавки, винные склады. А вокруг града с пологих холмов сбегали к Виану зелеными ручьями шпалеры драгоценных виноградников. Судьба хранила Виан. От холодных ветров – грядами гор, от засухи – бегущими с предгорий ручьями и речками, от алчности Игера – отсутствием удобных перевалов в горах, от бедности – секретами изготовления драгоценных вин, от посягательств Ниена – выгодой торгового союза.
Глава 11. Соединение нитей
Поздней осенью три года назад мы в очередной раз направились в Вианово королевство на карнавал.
Веселье виналий в этот раз сделалось воистину безумным. На ратушной площади стояли огромные столы, и с утра до вечера народ пировал, веселился, а магики выпускали мираклей на улицы – танцоры на ходулях, фокусники, жонглеры, сладкоголосые стихопевцы развлекали пирующих, сменяя друг друга. Что-то мрачное чудилось мне в этом неудержимом веселье. Я создал десятки мираклей в виде полуистлевших скелетов, они носились по улицам, хватали прохожих, лезли целоваться к испуганно визжащим девчонкам. Эд сбросил свои охранные браслеты и целовал подряд всех девчонок, пока наконец не утащил какую-то румяную служаночку в просторный шатер, где утром готовили горячий эль и шоколад, на мешки с припасами и утиральными полотенцами.