Один Лиам не потерял рассудительности, и, возвращаясь к себе в манор, сказал на прощание:
– Пусть Эдуард закажет себе такие же доспехи, как у меня. А ты, Кенрик, не расходуй свой Дар по глупости – гирлянды из цветов, букеты и магические фонарики могут дорого обойтись не только тебе.
– Если бы я знал, что случится с тобой в Виане!..
– Это не твоя вина, Кенрик, ведь эмпат среди нас троих – это я. Я должен был понять, что творится с Эдом. Но я как будто утратил на миг все свои таланты. Магия иногда оставляет нас в самый нужный момент.
– Ты не поедешь в замок, чтобы увидеться с матушкой и отцом?
– Нет, – ответил он кратко. Так обычно на все вопросы отвечал Крон. Только «да» и «нет», как будто ставил точку в послании.
– Почему?
– Разве они хотят меня видеть?
«Это ты их избегаешь». – Я едва не сказал это вслух, но вовремя прикусил язык.
Лиам кивнул в ответ на непрозвучавшую фразу.
– Ты можешь доказать…
– Нет, – снова сказал Лиам. – Не нужно испытывать Судьбу.
Он развернул коня и направился на восток, вслед за ним устремились его всадники – вся сотня. В бою он не потерял ни одного своего эквита.
Вернулся Лиам в Ниен только накануне свадьбы Таны. Во дворе замка, когда Лиам спрыгнул с коня, Эдуард кинулся к нему, но обнять не решился, как будто опасался, что тот его оттолкнет.
– Ты простил меня, брат? – спросил Эдуард, отстраняясь и рассматривая Лиама.
Тот сильно изменился. Он выглядел старше лет на десять. Что-то новое проступило в его лице – какая-то сосредоточенность, даже мрачность. А на висках серебрилась седина, из темно-каштановых с рыжеватым отливом они превратились в тускло-коричневые пряди. Глаза смотрели настороженно и как будто потемнели.
– Вино виною, ненавижу карнавалы, – пробормотал Лиам.
На миг наши глаза встретились. Во взгляде Лиама застыла боль.
Матушка стояла на крыльце, ожидая, когда ее любимец подойдет. Я отвернулся, я не хотел знать, обнимет она своего среднего сына или только протянет руку для поцелуя. Иногда меня начинали терзать подозрения, что матушка своей магией изгнала из тела Лиама моего миракля и тем самым едва не убила. Я не хотел усиливать эти подозрения.
Когда мы отобедали, Эдуард сразу умчался в Ниен одаривать горожан своими вечерними презентами и плясать на свадьбе, или помолвке, или празднике какой-нибудь коллегии. Первый наследник уверил себя, что беды наши позади и настала пора веселиться.
– Я хочу завтра съездить в Элизеру, – сказал мне Лиам.
– Эдуард…
– Только ты и я.
Рано утром мы отправились в путь вдвоем, прибыли к вечеру. После ужина вышли на озеро. Закат в тот вечер выдался ярко-оранжевым. Озеро, подражая небу, как будто горело. Плескала рыба. Две лодки рыбаков черными мазками застыли на водной глади.
– Здесь хорошо было в детстве, просто чудо как хорошо, – сказал я почему-то шепотом.
– Я почти ничего не помню из нашего детства, – признался Лиам, усаживаясь на потемневшую скамью уличного театра.
– Сейчас напомню.
Я вызвал мираклей – яркие картинки спектаклей, катания на лодках, лакомства и даже нашего пса, который давно умер и теперь спал вечным сном под одеялом зеленого дерна в корнях старого дуба.
Лиам наблюдал эти картины с какой-то недоверчивой улыбкой.
– Мы были так счастливы?
– Ты хочешь вспомнить, как за нами гнался рой диких пчел или как ты слетел с лестницы, когда попытался поцеловать Лару, а она влепила тебе пощечину?
– Поцелуй я помню… – Лиам улыбнулся.
Неведомо, как он помнил – своей памятью или моей?
– Я скоро умру, – сказал Лиам, – позаботься о Ларе и о малютке Диане. Нашей дочери три месяца. Она улыбается.
О том, что у него родилась дочь, он сообщил кратко письмом сразу после ее рождения. Матушка ездила поглядеть на внучку, но о той поездке ничего так и не рассказала. В Ниене маноры передаются наследникам по женской линии, если мужских наследников нет. Так что Диана могла стать наследницей своего деда, если сыновей у Лары не будет.
– О чем ты? Ты же здоров. Ты силен. – Я постарался отогнать серую тень тревоги, что легла на этот чудный вечер.
– Мы все сильны. Но нас мало. И нас ждут тяжелые дни.
– К тебе вернулся дар эмпата? Ты по-прежнему чувствуешь других людей?
– Я чувствую время. И людей тоже. Но иначе – не так, как прежде.
– Лиам…
Он вдруг вскочил с дубовой скамьи, сгреб меня в охапку, обнял с такой силой, будто хотел задушить. Я чувствовал, что он весь трясется. Он плакал и не мог остановиться. Я до сих пор не знаю, чью Судьбу он оплакивал – свою или мою. Или грядущие беды Ниена.
Глава 14. Свадьба Таны
Великий Хранитель Крон – глава магов, правая рука короля, его двоюродный брат. А еще он все время пытался выправить реальность под себя, под свой замысел, который когда-то созрел в его мозгу и который заставлял его совершать поступки зачастую странные, а иногда – противоестественные. Он мнил, что правит Судьбой вместо Рока. Моей Судьбой, Судьбой Ниена и Судьбой своего брата-короля.
Именно Великий Хранитель придумал после ссоры с Гармой и поражения Игера на Изумрудной реке искать союза с Игеровой Империей. Крон рассудил, что Игер, потеряв в битве с нашими мираклями свою лучшую конницу и почти всю пехоту, станет сговорчивее и заключит договор, выгодный обеим державам. Выгода. Для королевства, живущего торговлей, как Ниен, это слово считалось почти магическим. Земли́ в Ниене в десять раз меньше, чем у Игера, и людей – меньше впятеро. Ниен – полис северный, и пусть бухта его никогда не замерзает, но в том заслуга магиков, а не природы. У Игера на границе Задалья в заливе Бурного моря имелось три незамерзающие бухты. Но Игера манил Ниен, и Крон решил сыграть на этой его страсти и заключить сделку. Выгодную сделку.
По нашему закону за дочерями отдавали в приданое земли. И Хранитель предложил отцу дать в придание за Таной манор за Гадючьим перевалом, граничащий с Игеровыми землями. Все равно удерживать эти земли с каждым годом становилось все сложнее. Постоянно три боевых мага проживали в крепости «За холмом» вместо того, чтобы заниматься делами Ниена. После измены Гармы дорога Десяти Ослов в летнее время открывалась для войск Игера по приказу короля-капитана Гармы, и мы фактически очутились в заложниках у восточного соседа. Если дорога откроется, то армия Игера выйдет нам в тыл, как это было при осаде Элизеры и затем во время Изумрудной войны.
Идея союза с Империей показалась Крону соблазнительной, особенно после того, как он побывал в Золотом граде и встретился с наследником Игера, Гиером. К тому же этот союз давал возможность досадить Гарме, что тоже было немаловажно.
«Надменный, сволочь, умный, расчетливый, но очарователен, женщины от него без ума», – так охарактеризовал Гиера Великий Хранитель.
Для Таны он привез миниатюру-портрет Гиера на слоновой кости. Гиер там был смазлив, надменен и выглядел печально-задумчивым. Тана из милой девочки-хохотушки, падкой на проделки, давно превратилась в надменную особу, изводившую служанок придирками. Она доводила до слез подруг ядовитыми шуточками, никому из поклонников не отдавала предпочтения, оказывая знаки внимания сегодня одному, завтра – другому. Ее обожали портнихи и златошвеи, она выманивала деньги на наряды попеременно то у матушки, то у отца, и даже Великий Хранитель подарил ей драгоценную шелковую ткань цвета оникса, с серебряным узором. В обычные дни Тана разгуливала по замку в белой блузе и синей юбке, зато на приемах и пирах появлялась в роскошных платьях, заставляя фрейлин и придворных дам умирать от зависти. Колье из изумрудов она заказала в далекой Флорелле, в Ниен его везли под охраной двадцати мечников. Я предложил ей создать колье-миракль в десять раз краше, на что Тана отрезала: «Я уже не ребенок. У меня все должно быть настоящее».
Мне союз Таны с Гиером казался надуманным и в будущем несчастливым.
– Если ты против этого брака, – предложил я сестренке, – мне ничего не стоит всё расстроить.
Мысль, что таким образом удастся досадить Крону, меня воодушевила.
– Против? – лукаво из-под ресниц взглянула на меня Тана. – Я стану императрицей в землях Игера. Кто сможет мне предложить дар щедрее?
– Элизера. Ниен… Ты не будешь по ним скучать?
– Гиер построит в моем маноре «За холмом» замок куда прекраснее Элизеры. Белый замок на берегу горного озера. Ты застрял в нашем детстве, Кенрик. Ты слаб и не устоял перед искушением жить в своем призрачном мире. Играйся с мираклями, братец, это все, на что ты способен.
Она была так уверена в себе и так рассудительна, что мне показалось в тот миг: она права, она стала взрослой, а я все еще ребенок, и ее жестокость – всего лишь желание раскрыть мне глаза и помочь сделать шаг в настоящую жизнь.
Трижды приезжали к нам нотариусы Игера, привозили пергаментные свитки для подписания предварительных договоров. Условия брака казались приемлемыми. Во-первых, прекращение постоянных войн. Во-вторых, мы получали безопасность торгового пути не только от Гадючьего перевала до Ниена, но по всем торговым трактам Империи. На Гадючьем перевале мы не могли устанавливать пошлины выше пяти процентов, но за вывоз через нашу бухту могли брать дополнительную виру до десяти процентов от стоимости товаров. Земли «За холмом» уходили как приданое за Таной. Но манор должны были наследовать только ее дочери. Манор не терял самостоятельности, но менял сюзерена. Если у Таны не будет дочерей, манор перейдет к дочери Лиама. Союз этот казался надежным: будущий сын Таны и Гиера не станет нападать на Ниен, где будет править его дядя Эдуард. Во всяком случае, так уверял Крон. Он обожал менять Судьбы, Судьбы людей и Судьбы королевств, забывая, что Судьба волка – нападать и убивать. Такова его природа, которая – вторая Судьба.
Как-то вечером меня в коридоре остановил магистр Залдгар, старый юрисконсульт отца. Был он человеком до жути въедливым и до тошноты осторожным.