Я выбираю место, невидимое из замка – никому не стоит знать, что сейчас произойдет. Уверен, что в замке полно шпионов: одни доносят отцу, другие – Великому Хранителю, сообщают, что я делаю или собираюсь делать. И, возможно, кто-то отсылает записки Игеру.
Мы спешиваемся.
Я достаю из ножен кинжал, несколько мгновений вожу острием над тыльной стороной руки, там, где голубеют вены, нащупывая точку, где заканчивается зона омертвения. Наконец решаюсь, наношу укол.
– Что ты делаешь? – В голосе Лары испуг. И восторг одновременно. Ее трясет.
Верно, думает, что я спятил.
Вместо ответа подношу руку к губам. На запястье набухает капля крови, я трогаю ее языком. Всё в порядке – кровь в моих сосудах выше запястья живая. В следующий миг кинжал уже в левой руке и делает прокол на правой.
– Теперь ты.
Она кивает, уже сообразив, что я собираюсь сделать, и вытягивает руки в мою сторону. Двумя короткими и быстрыми движениями я прокалываю мелкие сосуды на ее руках.
Потом подхожу к ней сзади, вплотную, в этом есть нечто сексуальное, несмотря на разделяющую нас одежду – сукно и кожу. Я ощущаю возбуждение. И чувствую – она тоже.
– Согни руки в локтях, – шепчу я. – Плотно прижми локти к телу. Держи упор. Руки не должны дрогнуть. Ладони раскрой и обрати к небу.
Моя щека касается ее щеки. Она подчиняется – в этом своего рода магия: в прикосновении моей кожи, тепле тела, в легкой щекотке моих волос на ее шее. Я протягиваю руки и накладываю их на ее запястья так, чтобы на границе мертвой зоны руки соприкоснулись. Свои омертвевшие ладони держу вертикально, будто изображаю запретительный жест, пытаясь кого-то остановить. В следующий миг предплечья соединятся, склеенные кровью. Руки Лары двигаются уже не по ее воле. Она не знает этих жестов, ее запястья вращаются влево и вправо вместе с моими запястьями. Мои пальцы недвижны, тогда как ее манят и будто тянут невидимые нити.
Потом я опускаю руки, но связь остается.
Повинуясь ее пассам, два скакуна-миракля отделяются от наших лошадей и почти сразу останавливаются, поджидая всадников. Моя тень оборачивается мираклем и взмывает в седло. В следующий миг уже миракль-Лара гарцует на миракле-коне. Призрачные всадники скачут в сторону военного лагеря. Запах конского пота, стук копыт – мираж невозможно отличить от яви. Никто в Ниене, кроме меня, не умел творить такое. Да и я теперь не умею – сам по себе.
Внезапно Лара поворачивается ко мне – связь разрывается, миракли рассыпаются прахом. Наши губы сливаются на миг.
Заросли на месте спаленной деревни скрывают нас. Но и мы не видим, что происходит на дороге. И только мой обостренный слух ловит стук копыт – не наших мнимых лошадей, те уже развеялись туманом. Уже и Лара отстраняется и оглядывается с изумлением – слышит крики людей, топот лошадей и шарканье ног. Кто-то приближается, и магическое мое чувство подсказывает – это не друг.
– В седла, скорее! – кричу я.
На счастье, Лара не мешкает и в следующий миг уже в седле. Я тоже. Но пробиться к замку мы не успеем – перед нами отряд из шести человек. Задубевшие кожаные куртки, заросшие грязные лица, и следом связанные веревками пленники – мародеры уже совсем обнаглели, если рискнули появиться вблизи замковых стен. Шестеро конных здоровых бойцов, а нас двое – девчонка-воитель (держите меня семеро, заржал бы Чер-Рис), да я, калека. Магическая связь наша разорвалась, теперь ей только биться – а мне…
Меч я обнажил, да что толку. Пришлось пуститься на хитрость, перебросить меч в левую руку – повезет, сумею сблокировать удар, а в правую – кинжал – нанести один удар я сумею. Расчет оказался верен. Удар я отбил и даже всадил в бок мародеру Гадюку, пальцы сумели удержать рукоять, тонкий клинок не только вошел в плоть, но и вспорол тело под ребрами, пока конь проносил нападавшего мимо. Лара тоже сумела первым ударом смести с коня своего противника. Итак, нас двое против четверых, расклад лучше, но все равно плох. В прежние годы я бы положил всех шестерых в одиночку: магия, меч – всё бы пошло в ход, миракли бы отвлекали нападавших, пока я разделывал противников по одному. Но теперь я слабее даже подростка Коэна. Однако магия дает мне предчувствие движений противника – не на миг, но лишь на четверть мига: я успеваю откинуться в седле назад так, что меч со свистом проносится у меня над головой. А не то быть бы мне на земле – вернее, одной моей половине.
Но на земле я все равно очутился: когда второй противник попытался ударить моего жеребца в голову, тот встал на дыбы, и я покатился по земле, растянувшись рядом с раненым мародером. Тот был еще жив. Оставив меня в покое, мародер-победитель развернул коня и устремился к Ларе. На нее и так уже наседали двое, и третий наверняка ее добьет. Кинжал был все еще у меня в правой руке. Я схватил руку раненого, пробил ее кинжалом насквозь, прижал к его ране свое и без того кровоточащее запястье. Времени на создание мираклей не было. Черные нити, будто кровавые разводы в воде, закрутились в воздухе, нацелились в затылок мародеру, что уже заносил меч над головой Лары, и ударили будто змеи в молниеносном броске. Впились в голову, пробились насквозь. Череп лопнул гнилым орехом, человек рухнул с коня, безголовый. Один из противников Лары, увидев этот ужас, позабыл и про Лару, и про добычу, вообще обо всем, – стал в безумии рвать повод, разворачивая коня, чтобы пуститься наутек. Я слегка повернул свободными пальцами руку раненого и теперь нацелил на обезумевшего свой удар. Снова черный вертящийся клубок, мгновенный бросок десятка черных змей. Они пронзили его тело от головы до пояса, будто арбалетные болты – навылет. Последний из уцелевших мародеров окаменел при виде подобного зрелища, и Лара без труда нанесла смертельный удар.
С отрядом было покончено. Я отнял руки от пронзенного предплечья раненого, и черный клубок распался. На землю упали комья красно-черной слизи, похожие на сгустки свернувшейся крови. Я огляделся. Из шестерых мародеров в живых остался только тот парень, что послужил мне проводником магии. Пленники, в основном женщины и дети, сбились в кучу и теперь боялись пошевелиться.
Лара подъехала ко мне не торопясь, держа окровавленный клинок на отлете.
– Это черная магия, Кенрик.
– Да. – Я пожал плечами. – Но глаза я никому не выдавливал, как видишь. И нас бы убили, если что.
– Это не оправдание.
– Я и не оправдываюсь. Нет разницы, как я убиваю тех, кто пришел в Ниен с оружием в деснице, – мечом или своей ненавистью.
Недавний миг нашего почти слияния перечеркнули черные змеи, способные разрывать людей на части. Я видел в ее глазах отвращение, страх и любопытство.
Лара больше ничего не сказала, спрыгнула на землю и пошла освобождать пленников. Едва веревки были перерезаны, почти все пустились наутек. Только двое – мальчишка и девчонка лет шести – остались сидеть на земле, всеми позабытые. Лара усадила их к себе в седло, взяла повод и повела кобылу назад к замку. Я же, не особенно стесняясь – да и кого мне стесняться, – обшарил карманы мародеров. Оказалось, ребята неплохо порезвились в округе. У каждого имелся при себе кошелек, набитый серебряными и золотыми монетами. Я забрал добычу, ограбив грабителей. Потом снова подошел к раненому. Тот смотрел на меня с ужасом, ожидая расправы.
– Вставай, мерзавец, нам надо прибрать за собой.
Он поднялся шатаясь, не понимая, о чем речь. Я огляделся. Подходящего сосуда у меня под рукой не было, придется использовать чье-то тело. Вот тот здоровяк с лопнувшей башкой подойдет. Я ухватил раненого за руку, вновь соединил наши кровоточащие запястья и начал сматывать черные нити, вытаскивая их из черно-красных комьев изувеченной плоти. В итоге собрался здоровый вонючий клубок, который я запихал в обезглавленное тело. Несчастный раненый дергался, глядя, как корежит наполненное черной магией тело его товарища. Лишь с третьей попытки мне удалось щелкнуть чужими пальцами, как надо, зажечь магический огонь и запалить с четырех сторон тело. Я любовался его синеватым свечением с минуту. Столб пламени рвался в небо, наверняка его видели из окон замка. Значит, сегодня в лагере узнают, что Кенрик Магик не до конца утратил свой Дар. В этом было некоторое тщеславное удовольствие, в котором я не мог себе отказать.
Тело сгорело, оставив на траве выжженный круг и слой густого жирного пепла.
После чего я отпустил руку мародера, и тот рухнул на колени. Я поймал своего коня, сумел прихватить еще одну трофейную лошадку – остальные ускакали, и я не стал за ними гоняться – и направился назад в замок. Пленник покорно трусил за мной, даже не пробуя бежать, потрясенный увиденным и полагая, что столкнулся с магиком невероятной силы. Что перед ним магик-калека, он не догадывался.
Глава 20. Крон снова строит планы
Я не ошибся: возвращение Дара было замечено. На другой день на рассвете меня разбудил Френ и сообщил, что Великий Хранитель только что прибыл в замок и ждет меня в большой зале.
– Пусть Марта принесет мне мятного чаю, – приказал я Френу.
Я намеренно медлил, обдумывая то, что скажу Крону. В детстве и юности я смотрел на него снизу вверх, восхищаясь его талантами. Потом был период почти откровенной вражды. Ныне мы перешли в стадию необходимого сотрудничества. Прежде я воображал себя почти равным ему, те тщеславные фантазии давно развеялись прахом. Мой Дар, если и был велик, ныне изничтожен и стал жалким отражением прежнего, а опыт Крона никогда нельзя было сравнить с моими ученическими познаниями. Я не сомневался, что он прибыл, прознав о вчерашнем моем «подвиге». И у него наверняка был какой-то план, потому что Крон всегда строил далекоидущие планы, рассчитывая действия, как шахматную партию. Не знаю почему, но он часто ошибался и проигрывал. Слишком часто. Возможно, потому, что считал противника подобным себе. Он играл свои шахматные партии сам с собой. А еще он не умел давать волю фигурам на доске, как это делал в свое время Лиам.