Из кустов и косматой прошлогодней травы метнулась к моим ногам большая птица. Я вскинул руку – миракль коршуна ринулся птице наперерез. Птица, тяжело взмахивая крыльями, пролетела над дорогой и скрылась в траве. Лес впереди лежал черным ломтем на фоне блеклого неба. Скорее бы в его тьму и влажный холод, под еловые ветви. Мне казалось, что там, в сумраке и холоде, тоска в сердце ослабеет. Рядом со мной по правую руку шагал миракль. Темные волосы, темный колет, берет с белым пером. Он еще мало походил на Лиама и ответы давал односложные: только «да» или «нет».
Мы с мираклем Лиама наконец достигли опушки, и сразу стало темно и зябко. Красавчик прядал ушами, страшась чего-то. Но вокруг никого не было – никого позади, никого впереди.
Я намеревался достигнуть столицы Гармы к тому времени, как вскроется перевал в горах. Я не знал, как долго я пробуду в Гарме и куда направлюсь потом. Но я знал, что когда-нибудь верну себе свой Дар полностью – Перст Судьбы надо мной более не властен.
Следующим днем я остановился перекусить в таверне и дать передохнуть Красавчику. Миракля я оставил сторожить скакуна, показывать его людям пока не стоило.
– Магик всегда одинок, – сказала хозяйка, ставя передо мной миску густой похлебки со свиными ребрышками.
– У меня всё было – семья, братья, любимая. Но я всё утратил.
– Почему? – Хозяйка уселась за мой стол напротив, подперла румяную щеку красной огрубевшей рукой. Она чем-то походила на Марту. Помнится, Марта говорила, что у нее есть дочь и она держит придорожную таверну в Гарме. Может, это она?
– Почему – что?
– Почему утратил?
– Я платил за всё слишком высокую цену.
– Тебе только кажется, что цена высока. Лурсы говорят, что свобода – это самовластная Судьба. У тебя своя Судьба. Разве этого мало?
Ловушка
Пролог
Сегодня сорок восьмой день. Нет, этого просто не может быть! Почему не может? Вполне даже может. Всего лишь сорок восьмой день. Виолетта, или малышка Ви, как ее все называли, беспутница Ви, безобразница Ви, продержалась пятьдесят девять. Так, во всяком случае, утверждает Ирма. Меня однажды водили в черную комнату в те дни. Помню, как я подошла к прозрачной стене, увидела за стеклом каменную кладку, влажно блестевшую в свете желтого фонаря, грязный пол, в углу серый драный мешок, из него во все стороны торчали лохмотья. Я постояла у стеклянной стены совсем недолго, даже толком оглядеться не успела, потом отец приказал: «Кто-нибудь, заберите Аду». Я ничего не чувствовала тогда – ни страха, ни жалости, разве что любопытство. Арабелла взяла меня за руку и вывела из комнаты. Только спустя два или три года я поняла, что безобразный мешок на грязном полу – это и была Виолетта. Красавица Ви, чернобровая, двадцатилетняя хохотушка, которая обожала узкие юбки из зеленого драпа и накидки, подбитые горностаем. Ей по статусу не полагалось носить дорогие меха, но она с очаровательной наглостью сообщала всем, что это крашеный баран.
Какой по счету это был ее день в «Колодце стонов», когда меня привели посмотреть на Виолетту? Двадцатый? Тридцатый? Сороковой? Виолетту в ее последний, пятьдесят девятый, день видел Франческо.
Когда я вчера напомнила об этом брату, он засмеялся, по-шутовски выпучил глаза и сказал:
– Она и теперь бродит по замку. Разве не знаешь? На ней фиолетовый балахон и в руках огоньки. От нее во-о-няет могилой! У-у! – Он поднял руки, изображая привидение. Длинные рукава, отороченные горностаем, взметнулись.
Франческо носит горностай, ведь он сын короля и наследник. И Гвидо положен драгоценный мех. А мне можно? Или нельзя? Я спрашивала у Арабеллы, она не знает. Или не хочет сказать. Все платья мне шьют из унылой коричневой тафты.
Сорок семь дней и сорок семь ночей. Значит, осталось еще одиннадцать или двенадцать дней. А вдруг больше? Нет, я не выдержу, не смогу. Я все время о нем думаю. Эта мысль гвоздем вбита в мой череп. Мне кажется, еще чуть-чуть и я нащупаю языком кончик этого гвоздя, пробившего нёбо. Нёбо или небо? Я все время путаю слова.
Если бы найти яд! Такой, что убивает мгновенно и без мучений.
Но кто мне даст яд? Никто. И яд не поможет, в колодец можно только упасть, бросить туда ничего не получится.
Смерть в ловушке должна быть мучительной. Милость не положена никому.
Глава 1. Красные дорожки нашего замка
А ведь я так мечтала о карнавале! Когда нашла ключ на полу, в тот же миг и решила: теперь-то мне повезло! Недаром столько дней я молилась в часовне святому Иоанну, покровителю нашего города, чтобы меня выпустили в праздничную ночь из дворца.
Помню, вечером, прежде, чем выйти из комнаты, раз пять или шесть поправила перед зеркалом капюшон. Он и так был надвинут ниже некуда, ничего нельзя было разглядеть из-под серого драпа, но все равно я упрямо тянула кромку к самому носу: вдруг узнают, остановят, донесут! Хотя, с другой стороны, чего я боюсь? Еще с утра Мастер ключей Пьер велел расстелить красные ковровые дорожки от запретного поворота на первом этаже до «калитки карнавала». Решетка в главном коридоре поднята. Для всех, у кого есть ключи, путь свободен. Это единственный вечер и единственная ночь, когда из дворца можно выйти через главный вход, получивший странное прозвание «калитка карнавала». Во все остальные дни эта дверь закрыта и решетка опущена.
Ключ у меня есть, но мне его никто не давал, я его украла.
Ну, не совсем украла. Я его нашла. За два дня до начала карнавала, ночью или, вернее, ранним утром, меня разбудил истошный вопль. Он рассек сон и перешел в явь – я открыла глаза, когда крик все еще звучал. Потом послышались торопливые шаги в коридоре, дверь рванули.
Я сжалась в комок, потянула на себя одеяло, но накрыться с головой не успела: рядом с кроватью возникла Ирма.
В руке у нее был желтый фонарь, а лицо… Такого лица я у нее никогда не видела прежде – оно походило на белую маску.
«Может быть, она обсыпалась мукой, готовясь к карнавалу?» – подумала я.
– Ты что-нибудь слышала? – спросила Ирма, клацая зубами.
– К-крик.
– Идем! – Она ухватила меня за руку.
– Куда? – Я вцепилась в матрас и едва не стащила его с кровати вслед за собой.
– Идем. Надо проверить решетку.
– К-какую решетку? Зачем? М-мастер ключей еще не открывал. Только завтра…
– Идем! – Ирма все же стащила меня на пол и буквально поволокла за собой в коридор.
Я не успела надеть домашние туфли и шлепала по полу босиком. Только сейчас я поняла, что ковровые дорожки не спасают от холода каменного пола, у меня застыли не только ступни, но даже колени. Дверь в мою комнату – рядом с дверью в библиотеку. Следом – дверь в комнату Арабеллы, напротив – Ирмы.
Возле двери в библиотеку горел желтый фонарь. Даже ночью туда можно войти, если магистр не запер дверь. Я иногда проскальзываю в библиотеку, когда все ложатся спать, выбираю книгу, ставлю на стол фонарь и читаю до самого рассвета. Рядом с библиотекой есть лестница, ведущая на смотровую площадку Восточной башни, туда вход всегда открыт, но подниматься ночью наверх обитатели замка боятся. Я думала, Ирма хочет зачем-то взобраться на башню, может, подать сигнал кому-то в городе фонарем (красотка Ви, говорят, так поступала), но страшится это делать в одиночку. Но она развернула меня в другую сторону. Мы двинулись по коридору. Еще один фонарь горел возле решетки, что отделяет главный коридор от бокового, ведущего к «калитке карнавала». «Калитка» – это слово-обманка, каких много в нашем языке, но это я уже говорила. Здесь я остановилась, мне показалось, что дорожка сдвинута и даже морщится в одном месте. Наверное, из-за того, что прокладывали дорожку к «калитке карнавала». Ирма нетерпеливо подтолкнула меня в спину. Я осторожно пошла вперед. Чего она боится? Это же безопасный коридор, вон повсюду красные ковровые дорожки, здесь можно ходить и днем и ночью без опаски. Да, коридоры нашего замка похожи на лабиринты, и все мы в детстве рисовали их схемы изо дня в день, чтобы запомнить: здесь ходить можно, сюда – нельзя.
– Кто-то провалился в колодец? – спросила я и хотела обернуться.
Но Ирма вновь толкнула меня в спину:
– Иди!
Я прошла весь коридор до конца, до того места, где главный коридор пересекается с тем, что ведет на кухню. Дальше по главному коридору не пройти, здесь тупик и перед кирпичной кладкой решетка. Прежде, очень давно, здесь был выход во двор, но его замуровали, а решетка так и осталась. Направо короткий коридор, ведущий на кухню и к лестнице на второй этаж. На лестницу не попасть просто так – там тоже решетка. Я подергала сначала одну решетку, потом вторую, на всякий случай тряхнула кухонную дверь. Все заперто на славу. Как всегда. Мастер ключей отопрет дверь на кухню только на рассвете.
– Закрыто.
Ирма стояла и не двигалась. Потом сказала тихо:
– Проверь еще раз!
Я сделала все, как она велела. Только почему она мне приказывает? Она же просто служанка, даже не фрейлина.
– Все заперто. А в чем дело?
Ирма не ответила, повернулась и пошла к себе в спальню. Даже не удосужилась проводить меня обратно в комнату.
Я вернулась к себе недоумевая. Уже хотела лечь, но тут заметила в свете висящего у кровати фонаря тусклый отблеск на полу. Я подняла. Ну, надо же! Медный ключ! Ирма обронила? Вернуть? Нет уж, дудки! Я сжала ключ в кулаке. Как бы не так: это ведь ключ от «калитки карнавала», мой пропуск в город, на самый грандиозный праздник в году.
Я спросила у Гвидо, почему калитка почти всегда закрыта, почему ее открывают только в дни карнавала. «Это наш обычай, освещенный временем, смысл которого уже позабыт. Когда смысл утрачен, обычай становится незыблемым», – ответил мне Гвидо.
Два дня до праздничного вечера тянулись как два года. Мне казалось, что время остановилось и даже огромные городские часы на Ратушной площади перестали бить. А когда я внезапно слышала их звон – вздрагивала всем телом.