Я вновь поправила капюшон и нырнула под арку. Над головой – острые пики поднятой решетки, по бокам – обитые стальными листами распахнутые ворота с массивными квадратными шляпками гвоздей.
Ну вот! Я на свободе.
Глава 2. Карнавал
За воротами я бываю нечасто. В последний раз выходила, когда король отправил нас всех смотреть на казнь. Его величество полагает, что подобные зрелища должны воспитывать в его детях силу духа. Особенно у принца Франческо. Ведь он наследник! Нас усадили в королевской ложе на специально приготовленную скамью. Но я примостилась с краю – так, чтобы ничего не видеть. Видеть-то я не видела! Но зато слышала все отлично: хрип, вопли, мерзкие мокрые шлепки. И еще радостное улюлюканье мальчишек – они обожают подобные зрелища.
Ирма тоже обожает. Я наблюдала за ней краем глаза. Она смотрела на помост и улыбалась.
Вообще-то за свою недолгую жизнь я перевидала немало казней. Мне было лет шесть, когда меня в первый раз повели смотреть, как расправляются с фальшивомонетчиком. В тот раз всех детей из замка усадили не в ложе перед королевским креслом, а в первом ряду внизу, у самого заборчика, что отгораживал сидячие места от Ратушной площади, на которой толпился простой люд – оттуда все хорошо было видно. И вот мы сидели – я, Ирма, Гвидо, Франческо и Лючия (она умерла три года назад) – и во все глаза пялились на человека, с которого сдирали кожу. Кажется, он был еще жив, но почему-то не кричал. Палач содрал с осужденного кожу и показал этот чулок толпе, потом засунул в рот казненному палец и выкрикнул:
«Он живой еще! Вот мерзавец, кусается!» Толпа ответила радостным ревом.
– Врет! – уверенно сказал тогда Франческо. – Преступник уже мертвый. Он был мертвый, когда его вынесли на помост. Я знаю, его приказали заранее умертвить – из милости.
Я хотела ему поверить и не могла. Еще долго я думала: вдруг человек, лишенный кожи, все еще жил? Как он должен был страдать! Разве можно такое представить? Странно, никто из пяти миленьких деток в нарядных платьях, что рядком сидели на скамейке, не закричал, не заплакал, не попытался уйти. Мы просто сидели и смотрели. Я была самой младшей.
Теперь меня тошнит от одного воспоминания, от звуков, напоминающих эти мокрые шлепки, хотя с тех пор прошло уже десять лет.
Ратушная площадь – самая красивая в нашем городе. Со всех сторон ее окружают дома самых знатных и самых богатых горожан. Дома стоят в ряд, вплотную друг к другу, фасады украшены резьбой, барельефами, позолотой. На площадь вливаются четыре улицы, и над каждой построена арка из красного кирпича. В центре площади – ратуша с высокой башней, и на башне – часы. Циферблат изукрашен изображениями Луны и Солнца, и каждый час, прежде, чем ударит часовой колокол, под циферблатом открывается дверка и наружу выплывает нарядный хоровод из бронзовых позолоченных дам и кавалеров. Они исполняют замысловатый танец и скрываются во втором окошке. После этого часы начинают бить.
Сегодня от каждого дома к ратуше перекинули гирлянду фонариков из желтых, красных или синих лурсских огней. На площади светло как днем: огоньки горели во всех окнах, на всех балконах. Гуляки носили на палках целые связки разноцветных фонариков. Говорят, только несколько мастеров-лурсов знают секрет холодного огня и никому из людей его не открывают. Лурсам же этот секрет поведали страшные демоны Северных гор, потому что сами лурсы своим умом ни до чего дойти не могут.
А еще от одного из домов к ратуше натянули канат, и по канату этому взад и вперед скользил мальчишка в бело-желтом костюме с шестом наперевес. Его движения так же отточены, как движения кукол в часах. Но он не кукольный, он живой, и если сорвется вниз, то разобьется насмерть.
Внизу жонглеры развлекали гуляк, подбрасывая в воздух и ловя факелы с настоящим обжигающим огнем. Другие опасный огонь глотали. Третьи заставляли леопардов прыгать сквозь огненное кольцо. Все смеялись. На медные подносы щедро сыпались монеты. Девушка в широкой красной юбке плясала на рассыпанных по мостовой углях.
– Девушка, вы всегда такая мрачная? – окликнул меня кто-то.
Мрачная? Я беспокойно завертела головой и вдруг обнаружила, что капюшон уже давно болтается за спиной, лицо мое открыто и сама я протискиваюсь мимо людей в весело орущей, разгоряченной толпе.
Лица горожан в эту ночь либо в масках, либо разрисованы, и каждый норовит осыпать встречных конфетти или дунуть в самое ухо соседу из пронзительно пищащей дудки.
Я растерянно рассмеялась. И тот, кто меня окликнул, – тоже. Мужчина лет тридцати. Стройный, узкоплечий, но не тощий, с завитками каштановых волос до плеч. Одет он был в лазоревый колет с золотым шитьем. Я не сразу сообразила, что передо мной лурс. Лурсы – они почти как люди, но иной расы. Они выносливее людей. У них почти волчьи клыки, а на руках – острые когти. Живут они на севере, за валом короля Бруно, и наше королевство с ними время от времени воюет. Впрочем, кое-кто из их народа давно поселился на окрестных землях, и в городе есть целая улица, населенная лурсами. Густав утверждает, что прежде их земли начинались сразу на том берегу реки, а наш город был не центром торговли, стоящим на перекрестке дорог, а маленькой пограничной крепостью.
Со времени правления короля Бруно прошло много лет и десятки войн с лурсами, в которых люди всегда побеждали, и лурсов почти всех уже замирили, но все равно их многие боятся. Я тоже боюсь, даже не знаю почему. Кстати, на той, первой виденной мною казни, кожу сдирали именно с лурса. Помню, как отец тогда сказал: «Детям можно посмотреть, казнят всего лишь лурса». А золотой лев на лазоревом поле – герб их исчезнувшего герцогского дома.
– Вы из замка, – сказал незнакомец, беря меня за локоть. – Это сразу видно. Милая девушка зачем-то надела дурацкий плащ, который совершенно бесполезен в толпе. Надо было подобрать хорошую маску, ими торговали на базаре с утра. Кошелек у вас болтается на поясе – даже странно, что ни один воришка еще не поживился столь легкой добычей и не срезал ремешок.
– Так что же мне делать с кошельком? – спросила я растерянно.
– Что? Ну, проще всего запихать его под верхнюю юбку. Она у вас довольно широкая и драп плотный. Хотя опытный вор может разрезать ткань. Но это уже сложнее. Ну же, давайте!
– Что, прямо здесь?
– А где? – Лурс нахально улыбнулся.
Делать было нечего. Я повернулась к «доброжелателю» спиной, развязала вышитый серебряной нитью пояс и принялась запихивать под юбку кошелек. Тот был здоровенный и не пролезал за пояс. Я попыталась надавить, и ткань лопнула с треском. Вот те на! Ирма клялась, что это новая юбка, когда обменяла ее на мою накидку с беличьим мехом. Что ж теперь делать?
– Катастрофа? – лукаво спросил лурс, оборачиваясь.
– Все поправимо!
Я кое-как запихала кошелек в прореху и завязала пояс.
– Да, я ошибся, без плаща вам не обойтись, – сказал лурс и принялся одергивать складки моего плаща. – Что это? – Он бесцеремонно откинул полу плаща и вытащил из внутреннего кармана свиток. Я даже не успела ему помешать, он вертел меня как куклу. Я еще подумала, не жонглер ли он, их среди лурсов много. – Подметное письмо?
– О нет! – Я покраснела. Ну почему все хотят обвинить меня в чем-то недозволительном! – Это свиток из библиотеки.
– Вот как?
Лурс, не дожидаясь позволения, тут же его развернул.
– Ого! Трактат самого Андреа Бемана. Подлинник? Неужели?
– Это копия! – Я покраснела еще больше. – Этот труд Бемана о лекарственных травах мне велел переписать магистр Густав. У нас в библиотеке есть все подлинники трудов Бемана.
– Так уж и все! – недоверчиво покачал головой лурс и сунул свиток в широченный рукав своего лазоревого колета, который, казалось, именно для этого и был предназначен.
– Магистр Густав показывал мне полку и самолично говорил…
– Густав, – повторил лурс и то ли улыбнулся, то ли оскалился, обнажая нечеловеческие клыки.
Франческо утверждает, что лурс легко может отхватить зубами руку. Но я думаю, это сказки. Клыки – это атавизм, челюсти у лурса не сильнее человечьих. А вот прокусить кожу и мышцы он может до кости – это да.
– Значит, вы, милая девица, обожаете сидеть в библиотеке? Так? – Мой странный знакомый снова ухватил меня за локоть и повел сквозь толпу, как будто мы уже сговорились, что дальше будем веселиться вместе.
Я не сопротивлялась, лишь оглядывалась по сторонам. Ратушная площадь мне хорошо знакома, ее видно как на ладони из Восточной башни, к тому же именно здесь устанавливают эшафот. Я вздрогнула всем телом. В центре площади и сейчас возвышался помост. Там мелькали какие-то фигуры. Одна, в красном, очень напоминала палача.
– Что с вами, милая девушка? – наклонился к моему уху лурс. Он проследил за моим взглядом и сильнее стиснул локоть. – А, вот что вас напугало! Не бойтесь! Сегодня казней не предвидится. Это бродячие актеры. Они каждый год являются на карнавал, теперь будут кривляться на помосте до утра. Казнь будет завтра. Или послезавтра. На том же самом помосте. Чтобы не тратить зря дорогие сосновые доски. Все очень удобно, не находите, милая девушка?
– Р-разве это в-весело? – Я внезапно начала дрожать.
– Э, так не пойдет! – воскликнул лурс. – Надобно немедленно зайти вон в ту миленькую таверну и выпить глинтвейна. Кружка горячего глинтвейна с гвоздикой и кардамоном совсем вам не повредит, моя красавица.
– Зовите меня Ада, – пролепетала я.
Ада? Я назвалась Адой? То есть своим настоящим именем? Для карнавала нужно было придумать какое-то вымышленное прозвище. Но от этого мельтешения огней, от криков, смеха, толкотни, от вида кривлявшихся на помосте фигур в голове моей все смешалось.
– Я так думаю, что глинтвейн вам просто необходим, Ада!
Лурс уже прокладывал дорогу в толпе прямиком к дубовым дверям таверны, над которыми висела огромная вывеска: чудовищных размеров кружка с шапкой белой пены.