– Виолетта умирала так же.
– Во дворце в одной из ловушек всегда кто-нибудь умирает. Я на эту тему не разговариваю.
Арабелла уходит, шурша юбками.
В чем таком провинилась бедная Виолетта? Пила вино, гуляла с парнями. Ну да, и нагуляла ребеночка. То есть ребеночка ей не позволили родить, заставили выпить какой-то настой, и у бедняжки Ви случился выкидыш. Через два месяца ее решили выдать замуж. А она взяла и сбежала. Стража поймала ее, Ви даже не успела миновать городские ворота. И тогда бабушка самолично сбросила ее в ловушку. Не в «Колодец дьявола», а в «Колодец стонов». Там отверстия в стенах и можно слышать, что происходит в колодце, можно разговаривать с пленником. Говорят, бабушка днями сидела в кресле и смотрела, как незаконная дочь ее мужа медленно умирает за непробиваемым стеклом. Они разговаривали. Ви умоляла: «Спаси, открой дверь!» А бабушка отвечала: «Нет!»
Виолетта ковыряла пальцами стены, выдирая кусочки застывшего раствора из каменной кладки, и пробовала их жевать – ведь в раствор добавляли когда-то яйца для крепости кладки. Жевала, пока не сломала зубы с одной стороны.
Виолетта протягивала руки, умоляла: «Спасите». Но не плакала. Слез не было – голод лишил ее слез. Но за три или четыре дня до смерти она вдруг стала непрерывно плакать, и еще – постоянно мочиться. Бабушка говорила, что она раскаялась и потому грязная вода выходит из нее, но это случилось слишком поздно. А Гвидо пояснял нам шепотом: «Ерунда! Просто в теле вода не держится в последние дни перед смертью».
Неразбиваемое стекло – секрет лурсов. Что еще они оставили нам в наследство, в сомнительной покорности склоняя выи под ярмо королевской власти? Кроме холодных огней для фонариков, от которых никогда не занимается пожар, и слов, которые мы охотно используем в своем наречии, например, слово «ловушка»?
Сорок восьмой день.
К кому обратиться? Кто может помочь? Я молилась в часовне каждый вечер.
«Святой Иоанн, который сильнее всех древних богов, – умоляла, – спаси его. Я ведь не за себя прошу. Мне для себя ничего не надо. Спаси Витали! Он так страдает. Он обломал когти. Он разодрал пальцы до крови. Он не ел уже столько дней!»
Каждое утро я заглядываю в черную комнату рядом с библиотекой в тайной надежде: вдруг ловушка опустела? Вдруг произошло чудо, и лурс выбрался?
Но каждое утро я вижу, что он все еще там. И все еще жив. Волосы отросли и спутались, падают на лицо, запавшие щеки обросли кудрявой бородкой. Когда я вхожу в комнатку рядом с колодцем, пленник непременно поднимает голову. Он как-то чувствует мое присутствие. Или попросту слышит? Кто сказал, что непробиваемые стекла еще и звуконепроницаемы? Просто нам так удобно думать, и мы, сами того не замечая, внезапно глохнем.
К кому еще обратиться? Кто может помочь? Но ведь я уже пыталась! Я призывала всех! И всё без толку. В ответ на мои мольбы все качают головами и строго поджимают губы. Никто не хочет помочь. Никто не спасет.
Глава 5. Кольцо
В то самое первое утро, когда Витали угодил в ловушку, я отправилась к Франческо и стала умолять его обратиться к отцу. Его, наследника, король послушает, к его просьбе снизойдет.
У Франческо большая комната с огромной кроватью с балдахином и настоящими гобеленами на стенах. Я люблю рассматривать картины на этих гобеленах, никто не знает, что на них на самом деле изображено, и я всякий раз придумываю для них свои собственные сюжеты. Это даже интереснее, чем читать книги в библиотеке. Тогда мне было не до развлечений. Мне надо было как-то упросить брата помочь. Не получилось.
Франческо отмахнулся от меня, как от надоедливой мухи, и принялся рассказывать о своих приключениях на карнавале.
– В «Колодце дьявола» снова сидит пленник! Или ты забыл? – оборвала я веселый рассказ брата.
– Ну да, конечно, я знаю. Ловушки для того и созданы, чтобы в них кто-то попадался.
– Но так не должно быть! Освободи его! Отец тебя послушает…
– Ловушки для глупцов, – хмыкнул Франческо и выскользнул из комнаты.
Уже забравшись в Северную башню, я услышала, как его голос раздался во внутреннем дворе. Он смеялся. Они с Гвидо отправлялись на прогулку верхом. Коней оседлали и вывели во двор. Лаяли собаки. Народ обожает Франческо. Он приказывает, чтобы его коня подковывали так, чтобы одна или две подковы непременно оставались на мостовой. А подковы у его коня серебряные. Народ бежит за ним следом и за драгоценные подковы устраивает драки.
Ясное дело, что от Франческо помощи не дождешься. Тогда я набралась храбрости и отправилась к Мастеру ключей.
– Пленник в «Колодце дьявола»? – переспросил мастер Пьер, выслушав мой рассказ. – Лурс Витали? – Разумеется, он был об этом хорошо осведомлен, но сделал вид, что слышит впервые. У Пьера длинная окладистая борода и седые кудри до плеч, а говорит он нараспев солидным басом. Он похож на мудреца сказочника, что сидят по праздникам на Ратушной площади, а вокруг них собирается детвора. Поэтому кажется, что он по-доброму мудр. Мне так казалось до истории с Пиратом. Я была уверена, что сумею его упросить выпустить хвостатого пленника без выкупа. Но Пьер был непреклонен. Или просто жаден?
– Ну да, лурс Витали, – подтвердила я. Понимала, что просить глупо – если Пьер не спас несчастного кошака, то лурса уж точно не отпустит. Но почему-то надеялась на чудо. Или на его жадность? – Он же там умирает!
– Нет, его отпустить невозможно. Король уже дважды приходил смотреть на него. Вдруг явится снова? Что тогда? Что я скажу? Куда подевался пленник?
– Скажешь, умер.
– Как это, за сутки?
– Он взбирался по стене до самого лаза, мог упасть и разбиться.
– Ну да, мог. – Мастер ключей задумался, потом сказал: – Тысяча флоринов.
Я опешила.
– Ты-тысяча флоринов? – переспросила. Я вдруг опять начала дрожать, как во время карнавала, когда увидела на помосте человека, одетого в красное. – Но у меня столько нет! Где я возьму тысячу флоринов?
– Поищи. Ведь я очень-очень рискую, принцесса Ада. Не надо жадничать. С Пиратом пожадничала, и он сдох в колодце по твоей вине. Жадность – это порок.
Я ушла от Мастера ключей в отчаянии. В моей копилке и десяти флоринов не наберется. Тысяча флоринов! Что может стоить такую кучу денег?! Правда, у меня есть великолепное кольцо с изумрудом и бриллиантами, подарок короля. Когда Пират угодил в ловушку, кольца у меня еще не было – иначе я бы его непременно продала и спасла Пирата. А сейчас? Я могу продать кольцо. А что, если отец спросит, почему я не ношу кольцо? Что тогда? Скажу: потеряла. Но он сразу поймет, что я вру. Попросить у Франческо в долг? Но у него нет тысячи флоринов – это точно.
В конце концов, лурс сам виноват. Он по своей глупости угодил в ловушку. Самонадеянно вообразил, что может пробраться в библиотеку. А попал в «Колодец дьявола». Может быть, даже он шел совсем не в библиотеку, а в золотую кладовую короля. Арабелла сказала, что в одной из ловушек замка непременно кто-то умирает. Быть такого не может! Или может? Тогда почему мы здесь живем? Почему ежеминутно не помним об этом? Слишком больно? Или потому, что не можем ничего сделать, миримся с тем, с чем мириться нельзя?! И я ничего не могу сделать. Мне не собрать тысячу флоринов.
Не собрать! Даже если я продам кольцо. Мысли проносились в моей голове как осенние листья, гонимые ветром. Лоб мой пылал, во рту пересохло, в висках как будто стучали молоточки.
Пусть лурс выбирается сам. Ведь у него непременно был какой-то план на этот счет. А если не было – значит, он – дурак, так ему и надо, непутевому.
Я убежала к себе в комнату, упала на кровать и разрыдалась.
Десять дней я старалась не думать о пленнике. Я даже начинала воображать, что его уже там нет, в этом мерзком колодце, что он спасся.
На одиннадцатый не выдержала и побежала посмотреть: лурс был на месте. Он начал обрастать бородкой, волосы его свалялись, щеки запали. Он почувствовал, что я пришла. Подошел к стеклу, глянул. Но почему-то не туда, где я стояла, а куда-то наверх. Глаза у него были огромные, ярко-зеленые. У людей не бывает таких глаз. И в этих глазах была такая тоска. В них была смерть.
Шел уже тридцать восьмой день плена Витали, когда я наконец решилась продать кольцо. Нам как раз позволили выйти в город: мне, Франческо и Ирме. Так что либо сейчас, либо уже никогда. Я уговорила Ирму зайти в лавку ювелира на Ратушной площади.
– Зачем? – поинтересовалась Ирма. – Откуда у тебя деньги? Кто тебе их дал? Лурс, когда ты была на карнавале? За что?
– Отец подарил мне сто флоринов, – соврала я не очень умело. – Мы можем купить по цепочке. Мне и тебе.
– Мне нужны серьги! – заявила будущая главная фрейлина. – Как раз за пятьдесят флоринов. Я уже присмотрела.
Когда Ирма видит золотые цепочки и колечки, она попросту теряет голову. Вот и теперь, едва мы зашли в лавочку, она кинулась выбирать себе сережки и никак не могла решить: какие предпочесть – с жемчугом или с гранатами. Пока она обсуждала столь важную проблему с молодым подмастерьем, перебирая выставленные на бархатных подушечках драгоценности, я продала свое кольцо за восемьсот пятьдесят флоринов, да еще ювелир подарил мне симпатичное оловянное колечко с зеленым стеклышком.
Из этих денег пришлось оплатить серьги Ирмы. Кошелек с деньгами я запрятала под юбку, как посоветовал Витали.
Вечером я попросила двести флоринов у Гвидо, и он нехотя дал мне в долг под десять процентов в месяц. Он был нашим дворцовым ростовщиком, умница Гвидо. Но давал всегда не больше ста флоринов. Для меня в этот раз все же сделал исключение. Итак, тысяча флоринов у меня имеется. Завтра пойду к мастеру ключей. Только бы дождаться утра. Меня всю трясло, я знала, что сегодняшней ночью не засну.
Тем же вечером ко мне в спальню зашел отец (не помню, когда он заглядывал ко мне перед сном и было ли такое вообще, даже в самом далеком детстве), прямиком направился к комоду в углу, открыл верхний ящичек, достал коробку, в которой прежде хранилось кольцо, и открыл. Коробка была пуста: я не осмелилась положить туда оловянную подделку.