Заполучив пакет, они достали из своих головных уборов, напоминающих тюрбан, корень дикого имбиря, а с ближайших бананов нарвали листьев. Потом развели небольшой костер. Рядом вырыли ямку, орудуя заостренными палочками и собственными ногтями. Банановые листья пигмеи держали над огнем, и когда те пожухли и стали мягкими, тщательно выложили ими ямку. Обрызгав листья водой, пигмеи уселись вокруг ямки и стали жевать имбирный корень. Жеваную кашицу они сплевывали в ямку, потом насыпали слой соли, опять сплевывали – и так до тех пор, пока корень не был изжеван почти весь, а соль не была высыпана. Затем содержимое ямки тщательно перемешали, чтобы оно превратилось в однородную массу. Пигмеи свернули листья совочками и быстро опустошили ямку. По их круглым маленьким лицам, совершенно лишенным характерных негроидных черт, разлилось огромное наслаждение…
У Германа при виде этой трапезы сухо стало во рту, ужасно захотелось пить. Алесан, сохраняя приличествующий королю невозмутимый вид, проговорил, почти не разжимая губ, по-русски:
– Пигмеи не умеют сохранять соль и, заполучив, съедают ее всю. И на здоровье! За этот пакет они отдали нам пять отличных м’мбва м’кубва!
Это было другое название басенджи: прыгающие вверх. Немые собаки таким образом предупреждали хозяина об опасности или сообщали: можно идти собирать трофеи. Великолепные охотники, басенджи в одиночку загоняли мелких лесных антилоп: сонду, ленду, мболоку, синдула – всех не перечесть. Однако на той охоте, куда шли сейчас Герман и Алесан, ловчие качества басенжди едва ли пригодятся. Скорее наоборот: они становились приманкой. Собаки – вообще одно из любимых лакомств тигра, а басенджи – в особенности.
Охотники шли на тигра. Нет, не ради драгоценной шкуры, которую вождь, к примеру, желал бы подарить своему высокому белому другу. Это был тигр-людоед, а первое право защищать свой народ от опасности принадлежало именно королю. Но никто не удивился, когда белый вызвался идти с ним: Герман, хоть и был по-прежнему в племени чужаком, все-таки стал в какой-то степени дукуном, колдуном, а значит, вполне заслуживал чести сопровождать короля. Иначе бы с Алесаном пошла одна из дукуни. Герман выяснил, которая, – и прошлую ночь нарочно провел с ней. После этого дукуни не возражала против его похода: белый гость доказал ей свою доблесть, он достоин сопровождать короля! А Герман мрачно думал о причудах матриархата: прежде чем применить в деле свою воинскую силу, мужчина должен истратить ее в постели! А чертовы бабы здесь умели так измотать человека наслаждением, что потом у него почти не оставалось сил на бой, на схватку с противником или со зверем. Неудивительно, что в племени лесных туарегов оставалось все меньше мужчин. Герман не раз говорил об этом Алесану, но тот неизменно пожимал плечами, цитируя великого потомка похищенного Абергама Сулайи:
– Обычай – деспот меж людей!
– Вот прикончит меня сегодня тот тигр – будешь знать, – мрачно посулил Герман. – Ты же сам говорил: моя кровь – твоя кровь, моя смерть – твоя смерть. Тогда-то запоешь насчет деспота, да поздно будет.
– Ничего, не прикончит, – уверенно сказал Алесан.
Как ни странно, Герман сразу поверил ему и успокоился. Даже сил прибавилось.
Алесан знает, что говорит. Герман по сравнению с ним не дукун даже, а дукунчик. Дукунишко-колдунишко. Так что вполне возможно, Герман сегодня и впрямь останется жив – даже когда-нибудь сможет рассказать Дашеньке об этой охоте.
Интересно, прочитала она уже «Волшебника Изумрудного города»? Все-таки седьмой год ребенку, пора бы. Именно столько было Герману и Ладе, когда они хором читали «Волшебника». Мама приохотила их к самостоятельному чтению весьма своеобразным образом: прочла в новой книжке несколько страниц, как раз до тех пор, как Элли унес ураган, – да и бросила. Некогда, некогда, некогда – вот и весь ответ. Деваться было некуда: пришлось читать самим. Правда, когда дошли до оврага с саблезубыми тиграми, все дело застопорилось: Лада так испугалась, что наотрез отказалась читать дальше.
– Я их всех убью! – отважно крикнул Герка.
– Как? – спросила сестра из-под стола, куда пряталась от ужасных зверей.
Герка, подумав, принес из спальни родителей из гардероба мамин газовый шарфик леопардовой (ну какая разница, тигр или леопард!) расцветки, накинул его на стул и долго тыкал ножницами, пока пестрые кусочки не усеяли пол, подобно разноцветному снегу. Мама в обед оставила его без сладкого (у них в доме были очень в ходу эти старорежимные воспитательные фокусы, унаследованные еще от бабули), но что значила такая мелочь по сравнению с возможностью дочитать книжку! А поскольку Лада отдала половинку своего пирога брату, он вообще мало что потерял. Потом они сидели обнявшись в одном кресле и, дрожа от ужаса, читали о том, как саблезубые тигры вступили на поваленное дерево, чтобы перейти овраг, но Страшила, в соломенную голову которого сегодня приходили блестящие мысли, крикнул Железному Дровосеку: «Руби дерево!»
«Хочу, чтобы так было всегда!» – загадал Герка, одной рукой обнимая сестру, а другой переворачивая страницы.
Не сбылось… Мечта так же мало похожа на действительность, как мамин газовый шарфик леопардовой расцветки – на то чудище, которое уже поджидает их с Алесаном.
Тигр-людоед! С точки зрения охотника, существо исключительное. Тигр, конечно, может разозлиться на человека и убить его, но не станет есть, потому что не в силах побороть врожденный страх перед запахом человека.
Однако…
В трех милях от «столицы» Алесана лежала маленькая деревушка; на окраине ее жил с молодой женой владелец маниокового поля. Сутки назад, ближе к полуночи, из джунглей выскочил тигр и, сломав дверь хижины ударом лапы, схватил бедную женщину за ногу и уволок в ночь. Муж ее лишился сознания. Шок был настолько силен, что прошло немало времени, прежде чем крестьянин очнулся и смог сообщить о беде соседям, которые тотчас послали вестника к королю.
Когда Алесан и Герман вошли в хижину, в ней все оставалось как во время трагедии. Здесь ничего не трогали и не мыли. В дверном проеме болтались обломки разбитой двери, пол покрывали пятна засохшей крови.
В сопровождении местной дукуни и нескольких крестьян охотники пошли по тянувшемуся в пыли волоку. Примерно через полмили след привел к зарослям, откуда при приближении людей поднялась пара стервятников…
Мало что осталось от тела несчастной, но нетрудно было опознать серебряные ножные браслеты: еще два дня назад они были предметом гордости новобрачной.
Рыдающий муж неотступно тащился за охотниками. Алесан пытался убедить беднягу вернуться домой, но ничто не могло заставить его уйти.
Охотники шли еще час с небольшим, пока следы тигра вдруг не оборвались среди низкорослого кустарника. О засаде в таком месте нечего и думать. Деревья, на которых можно замаскировать помост, поблизости не росли. Да и людоеда не возьмешь на обычную приманку в виде козленка, связанного по всем четырем ногам.
– Он слишком дерзок, – пробормотал Алесан, когда пошли обратно к деревне. – Его погубит собственная дерзость.
В деревне король тут же послал за плотником. Тот явился с несколькими помощниками, и, следуя указаниям Алесана, они довольно быстро соорудили небольшой домик. Герман только наблюдал, ни во что не вмешиваясь, однако удивлялся, насколько все-таки схоже работает охотничья мысль у разных народов на разных континентах! Однажды ему пришлось почитать, как ловят тигров в уссурийской тайге. Вряд ли когда-нибудь имел место обмен опытом между русскими тигроловами и королем лесных туарегов, но Алесан собирался проделать то же самое, о чем некогда читал Герман. Оставался только вопрос о приманке. В тайге для этой цели использовали диких кабанчиков, визг которых способен мертвого поднять, не говоря уже о том, чтобы голодного тигра привлечь. Но у них с Алесаном только басенджи. Немые собаки, запах которых неотразимо притягателен для тигров.
Впрочем, он недооценил хозяйственность Алесана. Разбрасываться собаками, за которые плачено пачками драгоценной «белой смерти»? Нет уж. Да и вообще, этому конкретному тигру куда приятнее другой запах. Он ведь людоед! Значит, придет куда угодно на запах человека.
Первоначально архитектурное изобретение Алесана должно было иметь три прочных стены и крышу. Четвертую стену заменяла перегородка из толстых жердей, достаточно прочных, чтобы выдержать, по крайней мере, первый удар мощных лап хищника.
Само собой разумеется, сперва король намеревался остаться в ловушке один. И чтобы переубедить его, Герману пришлось пустить в ход самую страшную угрозу: немедленно уехать. Только после этого Алесан, замысловато выматерившись по-русски (что всегда служило признаком полного поражения), приказал переделать другой торец ловушки: теперь и там были закреплены жерди, а это значило, что охотники в западне будут сидеть спина к спине, готовые встретить зверя с двух сторон – и с четырех стволов.
Ловушку поставили на открытом поле, примыкающем к деревне. До ближайшего дома, на взгляд Германа, было метров двести: чтобы не подвергать опасности крестьян. Ветер дул к лесу, что было просто отлично для их замысла.
Незадолго до заката, вооружившись двумя тяжелыми штуцерами, Алесан и Герман заняли позицию в домике-западне. Играть роль живой приманки здесь было куда приятнее, чем прятаться на помосте: можно курить, с хрустом растянуться на соломе – вообще, чем больше афишируешь свое присутствие, тем лучше для дела.
Ни Алесан, ни Герман, впрочем, не курили. Зато они разговаривали.
– Вчера у меня была Саринана, – сказал Алесан, сквозь жерди следя, как сгущаются тени вокруг. Светлячки уже начали свое перемигивание на опушке леса, однако их голубоватые поющие огоньки никак не напоминали короткий, режущий проблеск тигриных глаз. – Насчет тебя.
Герман молча кивнул. Он ожидал чего-то в этом роде с тех пор, как Саринана встретилась на узкой дорожке с Габу-Габу и в ультимативной форме сообщила той, что белый дукун должен принадлежать ей одной, и только ей. После этого в столице не утихали возмущенные пересуды. Что за бред! Мужчины – собственность всех женщин! Кроме короля, разумеется. Не зря же один из титулов Великого Быка – Сам Выбирающий. Конечно, белому дукуну далеко до короля, однако они побратимы, а значит, почетный титул распространяется и на него. И вот теперь Саринана требует, чтобы Габу-Габу, и Найна, и Сция, и Лина-Лин, и еще десять или двенадцать женщин, которые считали себя признанными наложницами белого дукуна, оставили его в покое, как если бы он был самым обыкновенным охотником, лишившимся своей мужественности! Конечно, если белый дукун скажет, что сам хочет оставить себе Саринану и готов признать ее третьего сына своим, назначить его старшим…