Облако колыхалось на перекрестке, словно не могло решить, по какому из четырех путей направиться. В каком-то смысле так оно и было. Дор Зеельмайн знала этот тип проклятий, обладающих подобием жизни. Сгусток недоброй воли мог выбирать, на кого ему пасть. Не сводя глаз с густого тумана, северянка попятилась. Пока что облако ею не интересовалось.
Невозможно было сказать, в чем именно заключается само проклятие. Если бы знать, можно было пытаться его обезвредить. Но псевдоживая оболочка до поры надежно скрывала зловредную начинку. Как гадательный пирожок на празднике середины зимы — можно раскусить и обнаружить приторное варенье, а можно перченый горох. С той только разницей, что сладких проклятий не бывает. Они все горькие, каждое по-своему.
Облако задрожало, словно ему надоело висеть на месте. А Хеди вдруг похолодела. Она внезапно поняла простую вещь: проклятие не развеется, пока не найдет себе жертву. Жертвой может стать либо она, либо Мбо. И если спасется один, значит, пострадает другой. Единственный способ спасти любимого — взять проклятие на себя. И быстрее, пока он не пришел к тому же выводу!
Хедвига стремительно шагнула вперед, в магический туман. В последний миг ей перехватило горло, словно она собиралась вдохнуть яд.
Облако жадно потянулось ей навстречу, обволокло и довольно сомкнулось вокруг жертвы. Дымка была такой густой, что собственных рук не было видно. Хеди сделала шаг, другой…
Мбо Ун Бхе взял ее руки в свои и стиснул Хедвигу в объятиях. Они замерли посреди облака, не в силах вымолвить ни слова. Через несколько биений сердца женщина со вздохом запрокинула голову, обратив к мужчине неразличимое в тумане лицо, и они бережно поцеловались. Дымка постепенно редела.
— Прокляты, — хмуро сказала дор Зеельмайн.
— Вместе, — подтвердил Ун Бхе.
— Ты… улыбаешься? — не поверила Хеди. — Почему?
Мбо пожал плечами.
— Лучше быть проклятыми вместе, чем жить порознь. Хотя я думал опередить тебя.
— А я хотела взять проклятие себе, — вздохнула Хеди. — А все-таки что с нами будет? Пока что я не чувствую изменений.
— Теперь мы найдем мерзавца, — оскалился Мбо. — Он потратил силы на западню и валяется где-то едва живой. А остальные трое не в счет. Мы найдем его, и он все расскажет!
— И, кажется, я его чую, — пробормотала Хедвига.
Женщина склонила голову к плечу, прикрыла глаза, и южанин невольно залюбовался ее сосредоточенным лицом. Он тоже пока не ощущал ничего, что можно было бы приписать проклятию. Только усталость, решимость победить — и безмерную любовь к северянке.
Перед самым рассветом Руде Хунд позволил себе немного поспать. Брат Наарен, ныне иеромонах, разбудил его стуком в дверь кельи:
— Вставай, брат настоятель.
Даже спросонья северянин не усомнился, что обращаются к нему. Нежданный сан лег на плечи удобно, как сшитый по мерке камзол. Впервые в жизни рыжий пес-одиночка чувствовал себя на своем месте. Оказалось, он всегда был по духу вожаком стаи, но не имел стаи. А теперь обрел.
— Иду! — крикнул он.
Монахи собрались в трапезной. Настоятель коротко глянул на братьев, взмахнул рукой с пальцами, сложенными в колечко:
— Свято место!
— Пусто… Пусто… Воистину пусто… — откликнулись пустоверы.
Оттрапезничав, братья сбились в плотную толпу во дворе, перед крыльцом. Руде Хунд с удовлетворением оглядел их. Решительные лица, крепкие спины, походные мешки за плечами — монахи были готовы идти, куда он поведет. Поодаль кучковались те, кто не смог или не захотел отправиться в поход. Тоже правильно — кто-то должен содержать монастырь в порядке.
Брат Руде отлично усвоил краткий стиль, принятый среди пустоверов, и был близок к тому, чтобы довести его до совершенства. Десяток священных формул, остальное неважно.
— Именем Бога Нет! — рявкнул он и получил в ответ торопливое эхо:
— Бога нет! Бога нет…
Прищурившись, настоятель обвел взглядом остающихся.
— Свято место пусто, — предупредил он.
— Воистину так! — закивали монахи.
— Проследите, чтоб так и было! — распорядился Хунд и двинулся прочь со двора.
Пустоверы выстроились в колонну и бодро зашагали за ним. Брат Наарен притерся к правому локтю Хунда, подстроил свой шаг к длинным шагам настоятеля и молча засеменил рядом.
Выйдя из ворот монастыря, остановились. Темная небесная синь теряла ночную густоту. Над восточным горизонтом в краску словно капнули воды. Светало на глазах. Левее будущего восхода черным монолитом проступил Золотой остров.
— Что там за туча у них? — вслух удивился брат Наарен. — Вроде за Шапку зацепилась.
Руде Хунд и сам заметил неладное. Контур острова еще вчера выглядел иначе. Островерхую гору словно закутали в косматый платок. В туче посверкивали молнии. Но если это и была гроза, то очень странная. В воздухе ощущался неприятный резкий запах.
— Доберемся — увидим, — пожал плечами Хунд. — Опять же, с рассветом виднее станет.
Монахи спустились на берег моря — туда, где совсем недавно выбирались на сушу по скользким камням покойный маг-еретик, капитан северного корабля и его ошалевшие матросы. А затем, надо полагать, капитан с матросами тем же путем вернулись на ялики и к себе на корабль. Пока монахи решали вопросы веры в поединках, северяне подняли паруса и ушли. Руде Хунд не мог винить капитана, но если бы тот остался, сейчас пустоверам было бы проще.
Рассвело. Из-за горизонта показалась оранжевая горбушка солнца.
— Братия, — негромко сказал Хунд.
Монахи, по-человечески глазевшие на непонятную тучу над Золотым островом, обернулись к нему.
— Мы должны выйти в мир, братия, — продолжал брат Руде. — За пределы Охранного кольца. Нам нужен корабль, ибо по морю путь неблизкий. Но брат Фубо увел свое судно. Может это нам помешать?
— Нет! — убежденно откликнулись монахи.
— Истинно так!
Настоятель воздел руки к небу. На среднем пальце правой руки блеснул синий камень, оправленный в темный металл. Опасный огонек загорелся в светлых глазах северянина.
— Крепка наша вера в Бога Нет, — угрожающе сказал он. — Нет нам преград. Ничто нас не остановит. За мной, братия!
Босой Руде Хунд шагнул на обросший водорослями валун, с него перескочил на другой, с того — на третий. Дальше выступающих над водой камней не было. Маг-пустовер, не замедляя движения, ступил на воду. Он поставил сначала одну босую ногу на поверхность воды, приноровился, перенес на нее вес тела и сделал шаг другой ногой. И спокойно зашагал вперед, не глядя, следуют ли за ним другие.
Идти по морю было неудобно. Вода как будто стала вязкой и плотной, наподобие круто заваренного крахмала, но не сделалась твердой. Она пружинила и колыхалась под ногами, нужно было шагать осторожно и ставить ступню плоско. Но главное — Руде Хунд шел.
Брат Наарен бестрепетно шагнул вслед за настоятелем. За ним на воду ступали все следующие монахи. Кто-то закрывал глаза, кто-то крутил из пальцев знак смиренного ничтожества, кто-то шептал «Свято место пусто» и «Верую в Бога Нет». Ни один пустовер не остался на берегу.
Неровная вереница людей потянулась за вожаком. Утреннее море было спокойным. На штилевой глади оставались вмятины следов, как на влажном песке, но быстро разглаживались.
Руде Хунд недовольно обернулся.
— Быстрее! — потребовал он. — До Золотого недалеко, но если мешкать, до вечера не дойдем. С нами Бог Нет!
— Воистину Нет! — благоговейно откликнулись пустоверы.
Вершину Шапки скрыла плотная бурая туча пепла. Ее раз за разом полосовали молнии. Вулкан глухо урчал. Почва дрожала. Временами раздавались взрывы, и выплюнутые горой обломки базальта падали на склоны. Тропинки превратились в оползни; сдвинулись и заскользили валуны, отлежавшие бока за долгие сотни лет. Все живое в ужасе бежало прочь — куропатки, суслики, змеи, ящерицы, пауки и многоножки бросили обжитые места и удирали куда подальше.
Зеленая ящерка, пережидая камнепад, нашла пристанище под большим камнем, который опирался на другие и нависал козырьком. Черные бисеринки глаз с любопытством уставились на лежащее в укрытии существо. Этот живой, единственный из всех, не спешил покинуть опасную гору. С ним определенно что-то было неладно.
Оползень прогрохотал мимо. Ящерица скользнула по руке непонятного живого и исчезла. Он остался на месте.
Когда Бенга заклинал отсрочку превращения, он надеялся выиграть время и к моменту линьки быть уже по ту сторону Охранного кольца, далеко от Золотого острова. Бегство от смертоносного выдоха вулкана отняло у змеемага все силы. Он так и не пришел в себя после падения. Заклятие исчерпалось, и отложенный процесс линьки начался. Тело Бенги стало меняться неудержимо, быстро и жестоко.
Череда внутренних толчков сотрясла мага, словно подражание зловещим судорогам горы. Вулкан исторгал столб пепла. Бенга лишь слабо кашлял. У него не было сил стонать. Кожа мага вспухла, как дрожжевое тесто, и засохла чешуйчатой серой коркой. Черты лица стали неразличимы, очертания тела сгладились — человек превратился в уродливую грубую куклу. Под веками, намертво слипшимися со щеками, дико вращались белки глаз, хотя снаружи этого нельзя было увидеть.
Воспаленный мозг бредил. Бенга переживал кошмар. С чудовищной скоростью перед ним прокручивались события, картинки и звуки, набившиеся в память за века его жизни. Его били, унижали, убивали, любили. Он убивал, побеждал, проигрывал, горел нетерпением и томился местью. Люди, давно умершие и забытые, вновь оскорбляли его, или пытались подольститься, или жертвовали собой ради него. Мелькнули тени погибших сегодня ночью мальчишек, бледные в сравнении с призраками трехсотлетней давности.
И надо всем царила Она. Императрица Юга. Древняя великая сука. Прекрасная, мудрая и безжалостная дрянь.
«Что сделаешь ты со мной, когда я постарею?» — небрежно спросил Бенга, трогая подушечкой пальца сосок ее левой груди.