– Извините, товарищ, – раздался вежливый голос из-за его спины, – но бить детей непедагогично. Вы разве не читали Макаренко?
– Чего? – задергался, пытаясь вырваться, краснолицый.
– Не читали. Но, возможно, хотя бы слышали? Или, возможно, вы знакомы с Уголовным кодексом, где статья о хулиганстве весьма четко прописана? – продолжал спокойно расспрашивать Родькин избавитель.
Уголовный кодекс краснолицему гражданину, очевидно, был знаком лучше, чем педагогические труды Макаренко. Потому что он перестал дергаться и, злобно сопя, опустил руку.
– Ну, вот и славно, – выныривая из-за его плеча, проговорил Виктор. – А вы, молодой человек, идемте со мной. – Он взял Родиона за локоть и увлек с собой в начало вагона.
– Что ж ты, брат, так неосмотрительно, а? Ведь мог бы, пожалуй, и схлопотать, – заглядывая в глаза Родиону, спросил Виктор. – Ты куда направляешься?
Этот безобидный вопрос застал Родьку врасплох. Он еще от недавней истории не оправился, а тут «куда направляешься». Но Виктор продолжал внимательно на него таращиться, а следовательно, надо было что-то отвечать. Ничего умного в голову не лезло, и Родька невнятно пробормотал:
– Да я так, вообще.
Виктор еще с минуту его рассматривал, а потом вдруг предложил:
– А хочешь ко мне на работу заехать, в гости? Посмотришь, что к чему. Тебе ведь скоро профессию выбирать, так?
– Так! – обрадовался Родька такой удаче, аж глаза засверкали.
– Вот и хорошо, – улыбаясь, заметил Виктор.
– ТАСС, – прочитал на табличке огромные буквы Родион. – Так вы журналист! – выдохнул с облегчением мальчик.
Пока они с Виктором ехали в трамвае, незаметно разговорились, и он начал нравиться Роде. И как Родион ни уговаривал себя не поддаваться обаянию собеседника, ничего не мог с собой поделать. Разговаривать с Виктором было легко и интересно. Он держался с Родионом как с равным, без всякой насмешливости или высокомерия. Задавал серьезные вопросы и серьезно выслушивал ответы.
– Да, Родион, я журналист, – открывая тяжелые дубовые двери, подтвердил Виктор. – Мы Телеграфное агентство новостей. Сюда к нам стекаются новости со всего мира, со всех стран и континентов. Лента новостей идет беспрерывно на всех языках. У нас есть переводчики, журналисты, редакторы, фотокорреспонденты, художники и много кто еще. И все вместе мы обрабатываем поток поступающей к нам информации и самую важную и интересную сообщаем людям, – ведя Родиона сквозь большую комнату, в которой стрекотали телеграфные аппараты, рассказывал Виктор.
– Здоро́во, Виктор Сергеевич. Неужели твой такой? Больно взрослый парень, – проходя мимо и пожимая Виктору руку, заметил высокий рыжий, бородатый гражданин с трубкой в зубах и пачкой исписанных листов в руке.
– Здорово. Нет, не мой. Сосед в гости заехал, – кладя Родиону руку на плечо, пояснил Виктор; Родиону это очень понравилось. Его словно бы взяли под покровительство, приняли в товарищи, это было приятно.
– А! – протянул рыжий и куда-то умчался.
– Ну, что, нравится тебе у нас? – ведя Родиона дальше и поминутно кивая то одному, то другому сотруднику, спросил Виктор.
– Здорово! – восхищенно оглядываясь по сторонам, прислушиваясь к разговорам, вздохнул Родион. – А вы кем работаете, журналистом или переводчиком?
– И тем и тем, – проводя Родиона к себе в маленький, заваленный газетами, журналами, рукописями, словарями и телеграфными лентами кабинет, проговорил Виктор. – Я знаю три языка, работал несколько лет корреспондентом ТАСС во Франции, Англии, Австрии и даже в Соединенных Штатах, и в Мексике успел побывать, – освобождая для Родиона один из стульев, рассказывал Виктор.
– Вот это да! Вот это работа! – Вот откуда у Виктора такой загадочный вид и красивые костюмы. А они-то напридумывали себе невесть что.
– Значит, нравится? – с легкой усмешкой проговорил Виктор, но лицо его при этом было вовсе не веселым.
– Еще бы!
– Вот и ладно. А теперь расскажи мне, как ты в трамвай попал?
Этот вопрос застал Родю врасплох. О предыстории их с Виктором знакомства он как-то уже подзабыл. А потому сидел сейчас, глупо хлопая глазами, и ничего не мог придумать.
– Так куда ты направлялся? – повторил вопрос Виктор.
– Я… Так я… – Родион отвел глаза в сторону, сосредоточенно соображая, что бы такое наврать.
– Давай я тебе помогу, – спокойно предложил Виктор. – Ты следил за мной?
– Что? – вскинулся Родион. – Я… да я… Нет… Я просто…
– А мне показалось, что мы подружились, – чуть печально заметил Виктор.
– Ну, да. Конечно, – тут же оживился Родион.
– А разве друзьям можно врать?
– Нет.
– И я так думаю. – подтвердил Виктор и замолчал.
Пришлось выкладывать.
– Я за вами следил, – глядя себе на руки, признался Родя.
– Зачем? Ты меня подозреваешь в убийстве твоего отца? – прямо в лоб, без всякого стеснения или неловкости спросил Виктор.
– Нет, – воскликнул Родион, удивившись, как глупо и неуместно звучит подобное предположение. – Точнее, уже нет, – добавил он, потому что отличался патологической, бескомпромиссной честностью. Мама даже иногда причитала: «Как ты, сыночек, жить будешь на свете такой простодушный?» А отец, наоборот, говорил, что честным людям на свете жить легче. То есть, конечно, труднее, зато на душе спокойно, а правда, она все равно всегда торжествует, сколько бы всякие подлецы и мерзавцы ни утверждали обратное. Может, иногда кажется, что зло побеждает, но это только временное явление, окончательная победа всегда за добром и правдой.
– Уже нет. Это хорошо, – кивнул Виктор. – Ну а почему же ты вообще решил, что я на такое способен?
– Ну… – Теперь Родиону было очень стыдно за свои неуместные предположения, и он от души краснел, не глядя на Виктора. – Вы очень загадочный. Никто не знает, где вы работаете. Потом, вы одеваетесь хорошо. На такси часто ездите. Не женаты, и вообще…
– Ясно. – Теперь на лице Виктора была веселая и искренняя улыбка. – Эх вы, Наты Пинкертоны.
– А почему вы никому не говорите, где работаете, и вообще о себе не рассказываете? – заметив эту перемену в настроении, осмелился спросить Родион.
– Так сразу и не ответишь, – почесал лоб Виктор. – Ты парень вроде взрослый, понимаешь, наверное, что вокруг творится… – начал он издалека.
– Это вы о чем? – Он уставился на Виктора, пытаясь понять, о чем идет речь, и по многозначительному выражению лица быстро сообразил. – Ну, в общем.
– Вот. А я, брат, много лет жил за границей, языки знаю. Да и происхождение у меня не безупречное. Мать в гимназии преподавала при старом режиме, а вот отец… Тут все сложнее. Сейчас и за меньшее можно пропасть. Я с тобой сейчас так откровенно говорю, потому что знал твоего отца и уверен, что ты вырастешь таким же порядочным и добрым человеком, как он. И разговор этот, Родион, должен остаться между нами. Понял?
– Да.
– Так вот. Кому следует, все обо мне знают, – угрюмо проговорил Виктор. – А вот чтобы обо мне на коммунальной кухне языками трепали или, еще лучше, доносы на меня стали строчить из-за новых ботинок, не желаю. А пока они не знают, кто я, то побаиваются. Потому как сами себе нафантазировали невесть что и верят. А я их разочаровывать не собираюсь, – заключил Виктор.
Они помолчали, думая каждый о своем.
– А почему ты решил сам заняться расследованием, неужели милиции не доверяешь? Ведь если ты подозревал меня, мог просто сообщить в угро, они же вас с матерью допрашивали, наверняка сказали обращаться, если вспомните что-то важное?
– Ну, мы решили сами все выяснить, а потом уж им сообщить. К тому же мы не были уверены, что это вы. Мы просто выяснить хотели, кто это сделал, а потом уж…
– «Мы» – это ты и твои друзья? – Родион кивнул. – То есть у вас несколько подозреваемых? – уточнил Виктор.
– Еще трое, – смущенно поведал Родион, сомневаясь, не является ли его откровенность предательством товарищей. А хотя, какое тут предательство? Он же не донес на них, не обвинил их в плохих делах, просто поделился с другом своей бедой. А Виктор ему теперь друг. А потому… – Баба Оля из Лидкиной квартиры рассказала нам, кого видела на черной и парадной лестнице в тот день между пятью и шестью часами, – решительно проговорил Родион. – Вот мы всех обсудили и выбрали четырех наиболее подозрительных. Точнее, теперь трех.
– Поделишься?
– Клавдия с ухажером, Петр Петрович и Семен Наумович.
– Н-да. В экую вы меня компанию определили, – тряхнул головой Виктор. – Петр, конечно, когда напьется, на все готов, я уже сто раз говорил Зинаиде, что пора его в милицию сдавать, пока ее с детьми не порезал, но она только воет. Так что тут, возможно, вы правы, – задумчиво заключил Виктор. – Клавдия с ухажером. Клава баба неплохая. Только уж больно невезучая. Без мужика жить не может, а хорошего найти ума не хватает, вот и тащит всякий сброд, а участковый наш Гаврила Харитонович знает ее и жалеет, а то бы давно уже загремела на нары. Соседи-то на нее безостановочно жалобы строчат. Так что тут вы тоже, пожалуй, верно рассудили. Семен Наумович. Сомневаюсь, что этот тип на убийство пошел. Не его методы. На такое дело его либо очень жирный куш мог подвигнуть, либо уверенность в полной безнаказанности, а точнее, и то и другое. Нет. Насчет него сомневаюсь. Этот бы скорее человечка послал, есть у него связи, еще с двадцатых годов остались.
– Откуда вы знаете? – встрепенулся Родик.
– А я, брат, много чего знаю. Потому как журналист и информация – мой хлебушек, – перевел все в шутку Виктор. – А вообще будьте осторожны. И мой тебе совет, хотя ты его и не послушаешь: идите в угро и там все расскажите. А сами в это дело не лезьте. Послушаешься?
Родион решительно помотал головой.
– Ну что, Родька, как прошло? – С ребятами Родион увиделся только вечером, когда они собрались в своем штабе на крыше сарая.
– Виктор ни при чем.
– Откуда знаешь?
– Следил за ним?
– Рассказывай подробно!
– Я за ним утром следил, как мы и договорились. А в трамвае ко мне один тип прицепился, чуть не накостылял. Здоровенный такой детина, с красной мордой. Виктор выручил. Мужик, что меня побить хотел, здоровый такой. А Виктор его скрутил. В общем, познакомились. Он меня на работу к себе привел. – У ребят даже рты от таких новостей пооткрывались.