– А где он работает? – подползла поближе к Родьке Лида.
– В ТАСС, журналистом. Он, оказывается, полмира объездил. Даже в Мексике был, – заговорщицким шепотом поведал Родька. – Только об этом никому ни слова. Информация секретная.
– Ничего себе! – привычно сдвинул кепку на затылок Толик. – А чего он еще сказал?
– Сказал, чтоб мы сами с этим делом не связывались, в угро сообщили о наших подозрениях, – неохотно признался Родион.
– Вот. А я что говорила! – торжествующе воскликнула Лида.
– Что «вот»? Он же взрослый, – осадил ее Боря. – Он и должен был так сказать. А то, что он журналист, еще не алиби. Ты алиби его проверил?
– Нет. Но это не он. Точно тебе говорю, – твердо заявил Родя. – Так что давайте выкладывайте, что вы узнали.
– Чур, я первый, – вызвался Толик. – Я, считай, весь день на вокзале проторчал. С Клавкой туда пришел и целый день возле буфета терся. Одурел просто слоняться. Ко мне даже дежурный милиционер присматриваться стал, хотел в отделение вести. Пришлось соврать, что у меня здесь сестра работает в буфете, а я ее жду. А он, оказывается, Клавдию знает. Тут же меня к ней и потащил.
– Эх ты. Горе-сыщик! – воскликнул досадливо Борис.
– Да ты погоди. Я тоже сперва расстроился. А потом только лучше вышло. Как у Родьки!
– То есть Клавдия тоже втайне на Телеграфное агентство работает, секретным корреспондентом? – поддразнила его Лида.
– Нет. Но когда милиционер меня притащил, она меня не выдала. Подмигнула и говорит: точно, братишка младший. Ну, он меня и оставил. А Клавдия спрашивает: ты чего, мол, на вокзале отираешься? А я говорю: со своими поругался, идти некуда. Домой боюсь, выпороть могут. Она поверила. Накормила меня котлетами.
– Я смотрю, ты неплохо время провел. С котлетами, – завистливо заметил Борис. – Теперь тебе Клавка первый друг, да? За вокзальные котлеты продался!
– А вот и нет. Зато я кое-что важное узнал, пока у нее под прилавком сидел, – обиженно возразил Толик.
– Ну, выкладывай.
– Так вот. У Клавдии на сегодняшний день есть два кавалера, как она их называет. Первый, это грузчик из вокзального ресторана. Очень мутный тип. Наверняка сидел, такая рожа, закачаешься. Как только Клавка с ним дело иметь не боится? А второй вообще со стороны. Клавдия их друг от друга прячет. Боится, чтоб не встретились. Тот, что с вокзала, вцепился в нее, понимает небось, что сытное местечко. Клавка и накормит, и комната у нее своя. И вообще. И Клавдия, мне кажется, тоже это понимает. Поэтому не больно за него держится. А вот второй вроде как побогаче будет. Свое жилье у него имеется где-то на Петроградской стороне. Но сама Клавдия там не была. И деньги у него водятся. Чем занимается, Клавдия толком не знает. Они с ней на улице познакомились, – с упоением рассказывал Толик. – Она его, конечно, спрашивала о работе. Но он все крутит и намекает, что по части торговли. Клавка думает, что он или завскладом работает, или даже директором магазина. Не Елисеевского, конечно, но все ж.
– И откуда же ты столько всего узнал? – ехидно спросила Лида.
– Так Клавдия наболтала. Я под прилавком сидел, а она мне все это и рассказывала. Еще и советовалась: как быть? Волновалась, вдруг у второго, который побогаче, жена есть. Потому он ее домой и не приглашает, все время у нее встречаются.
– А ты сам-то его видел? – скептически спросил Борис.
– Видел. По мне, так или спекулянт, или буржуй недобитый. Морда сытая, аж лоснится. Глазки маленькие, противные такие, и с пузом, – презрительно сплюнул Толик.
– Не плюйся. Ты же не шпана, а комсомолец, – одернула его Лида.
– Извини, – спохватился Толик. – Это я после Клавдии в себя прийти не могу, у них там, в буфете, общество так себе, и манеры тоже. И вот еще что: в тот день к ней приходил тот, что на вокзале работает, – заключил свой доклад Толик. – Тихоном его зовут.
– Молодец, – одобрил Борис.
– Ну, а вы с Лидкой чем занимались? – требовательно спросил Толик.
– Мы занимались дядей Петей и Семеном Наумовичем, – ответил Борис.
– Слушайте, совсем забыл. Виктор сказал, что Семен Наумович очень хитрый. И что у него всякие связи остались. И что он сам бы убивать не стал, нанял бы кого-нибудь, а если сам, то должен быть уверен, что ему это с рук сойдет и за большой куш, – торопливо и путано рассказал Родион.
– А он откуда знает? – подозрительно спросила Лида.
– Не знаю, он не сказал. Но я ему верю.
– Что-то ты больно доверчивый стал, – заметил Боря. – Ну да ладно, сейчас не об этом. Мы с соседями дяди Пети разговаривали, они вот что сказали. В тот день он напился только ближе к семи, а до этого ужинал, потом спал, а потом только за бутылкой полез. И все это время его слышали и видели соседи. Он ходил на кухню курить, ругался с соседом из-за громко включенного радио, храпел. Орал на жену и детей. Потом орал песни. В общем, у него алиби.
– А вот у Семена Наумовича алиби нет, – поспешила перехватить инициативу Лида. – После того как он пришел домой, его больше никто не видел и не слышал. Конечно, у них отдельная квартира, но зато на их этаже дядя Коля живет, он все время на лестнице курит, потому что у его жены астма. В общем, Семен Наумович мог выйти из квартиры никем не замеченный и так же вернуться. А жена его в жизни не выдаст. А еще мы с Борей пробовали с их сыном разговаривать. Знаешь, чернявый такой, лет восемь, Веня зовут.
– Знаю.
– Ну, вот. Я к нему во дворе подошла. Поздоровалась. Он под яблоней ковырялся. Один совсем. Я его и спросила, а почему ты с ребятами не играешь? Может, тебя обижают? А он посмотрел на меня, совсем как зверек, кинул какими-то листьями и убежал. – Лида пожала плечами. – Я потом к ребятам во дворе подошла, спросила, он всегда такой? Они сказали, всегда. Никогда ни с кем не играет, не разговаривает. А в школу он ходит куда-то далеко, никто не знает куда.
– А может, он немой? – предположил Толик.
– Нет. Он умеет разговаривать. Я сама однажды слышала, как он с матерью разговаривал. Просто странный.
– Может, больной? – предположил Родя.
– Да никакой он не больной, а просто задается, – отмахнулся Толик. – Короче, после первого дня расследования у нас осталось два подозреваемых, давайте думать, что дальше делать.
– Правильно! – неожиданно поддержала его Лида. Неожиданно, потому что обычно они всегда спорили, если один говорил «белый», то второй уж наверняка утверждал «черный». – Давайте решать, что завтра делать будем, потому что меня скоро домой позовут.
– Раз Толик знает этого мужика с вокзала, значит, надо всем вместе сходить на вокзал и посмотреть на него, а потом будем за ним по очереди следить. Лучше по двое на всякий случай, – предложил Боря. – А что касается Семена Наумовича, надо следить за ним не дома, а на работе, в мастерской, что за люди к нему ходят и прочее. А еще надо с Сенькой Горлом встретиться, он с такими типами дружбу водит, может, и про часовщика что-то знает. Но это мы вдвоем с Родей.
– Почему это вдвоем? Я тоже хочу, – встрепенулся Толик. – И вообще. А вдруг он вам накостыляет? А так нас хотя бы трое будет.
– В том-то и дело. Нам поговорить надо, а не драться. Поэтому лучше мы вдвоем пойдем, – не согласился с ним Боря.
– Борис прав. Лучше нам вдвоем пойти, – поддержал его Родя.
С Родей Толик спорить не стал. А потому ребята договорились встретиться завтра с утра и пойти на вокзал. После чего Толик с Лидой отправились домой, а Родион с Борей на встречу с хулиганом Сенькой Горло.
Глава 119 июля 2018 г. Санкт-Петербург
Никита, едва войдя в электричку, сразу же пристроился на теневой стороне, заняв место у окошка, с ужасом поджидая, когда в вагон набьется народ. Не набилось. Видимо, развитие частного транспорта благостно сказалось на наполняемости загородных поездов. В смысле, они перестали плотно наполняться. Никита расслабился, вставил в уши наушники, некоторое время с умеренным интересом глазел в окно. Потом это занятие ему наскучило, и он посидел в соцсетях, потом пролистал новости, потом от скуки достал книжку, которую ему так технично всучил старичок на выходе из комитета.
Дело о поджигателях, маньяк из Дачного, дело антиквара, заговор на Вервях, лучшие сыщики Ленинградского уголовного розыска. Самые громкие дела семидесятых годов, мельком заглянул в оглавление Никита. Но тут, к счастью, позвонила Ксюша, и Никита с удовольствием проболтал с ней почти час. Ксения была постоянной девушкой Никиты, она училась на филфаке, недавно сдала сессию, перешла на четвертый курс и на следующей неделе собиралась ехать с подругой на море, на целый месяц. Никита страшно нервничал, ревновал, но воспрепятствовать ей никак не мог. Ксения звала его с собой, но отпуск Никите не давали, а лишать Ксению заслуженных каникул было нечестно. Да и вообще, пока они не были женаты, подобные собственнические поползновения были просто неуместны, и Ксения ему на это тут же указывала. А что касается женитьбы… Никите нравилась Ксюша, возможно, он ее даже любил и, возможно, не против был бы с ней жить под одной крышей, если бы таковая имелась. Но, увы, оба они проживали с родителями, а средств на аренду, и уж тем более покупку собственного жилья ни у одного из них не было. А вот что касается загса, лимузинов, марша Мендельсона и прочих атрибутов бракосочетания, они у Никиты вызывали стойкое отвращение и дрожь в коленях. Мама его неизменно утешала.
– Ничего, сынок, это значит, рано тебе жениться. Вот созреешь, будешь готов к такому решительному шагу, само все сложится.
Папа, слыша подобные разговоры, каждый раз криво усмехался и добавлял:
– Когда меня в загс вели, ты не так рассуждала. – Но в целом маму поддерживал.
– Не спеши, сын. Никуда это счастье от тебя не денется. Ты ж не девка, чтоб замуж рваться.
К счастью, Ксюша тоже замуж не рвалась, а использовала этот аргумент для отстаивания собственной свободы. Чем очень злила Никиту. Вот и сейчас к концу разговора они едва не поругались. Так что когда Никита выходил из электрички на загородную, залитую палящим солнцем платформу, настроение у него было отвратительное.