Договорить ему не дали. В кабинет после короткого стука заглянул дежурный:
– Андриан Дементьевич, там к вам ребята пришли. Сын убитого Платонова и с ним еще три человека. Говорят, срочное дело. Пускать?
– Платонов? – оживился майор, стирая с лица неуместную мечтательность. – Зови.
– Всех?
– Ну, давай всех, а там разберемся.
В кабинет плотной толпой вошли ребята. Три мальчика и девочка со светлыми короткими косичками. Было видно, что ребята к приходу в угро подготовились – все трое были одеты в белые отглаженные рубашки и чистые брюки, причесанные, с комсомольскими значками.
– Можно?
– Проходите, ребята, присаживайтесь, – поднялся им навстречу майор, по-товарищески протягивая руку.
Оперативники, уловив мизансцену, разошлись подальше от майорского стола. Яков и Вася на легкомысленный диванчик, попавший в отдел явно из какой-то светской гостиной или будуара, Игнат Петрович на стульчик возле окна.
Ребята, смущенно пожав майору руку, присели на стулья.
– Слушаю вас.
– Мы к вам по делу, – первым прервал молчание черноглазый, серьезный подросток, показавшийся майору знакомым. Ах да. Приятель Родиона, живет этажом выше. Борис, кажется. Борис Балабайченко, припомнил Андриан Дементьевич.
– Слушаю.
– Мы знаем, кто убил отца, – лицо Родиона от напряжения даже побелело.
– Вы знаете?
– Да. Это сделал Тихон Карякин. Он работает подсобным рабочим в ресторане на Варшавском вокзале.
– Карякин? Рабочий из ресторана? – Майор, взглянул на своих сотрудников, но те лишь пожали плечами. – Откуда такие сведения? И какие у вас доказательства?
– Тихон Карякин приходил в день убийства в гости к своей… – Тут Родион замялся, подбирая слово. – К нашей соседке. Она с черной лестницы проживает. К Клавдии Лыткиной. Она тоже работает на вокзале, но в буфете. Пока был в гостях, он несколько раз подолгу курил на лестнице. Один. А на днях он продал одному барыге кольцо, ценное. Карякину надо было срочно рассчитаться с долгом, а то бандит по кличке Кривой обещал его на перо поставить. И Карякин при нас говорил одному типу, что долг отдаст потому, что кольцо продал на днях барыге и теперь ему есть чем рассчитаться.
– Это правда, – тонким голосом подтвердила девочка. – Мы все слышали. И Тихон этот, он обещал своего приятеля зарезать, если он еще будет за Клавдией ухаживать. А тот испугался. Хотя сам был здоровый такой, и лицо у него как у бандита, – дополнила она рассказ приятеля.
– Как же вы все это узнали? – прищурился майор, прокручивая в голове, как он и его «орлы» могли прощелкать такого кандидата?
– А мы вчера пробрались на задворки ресторана, – пояснил третий мальчик, веснушчатый, с коротко стриженными русыми волосами и острым носом. – А тут как раз этот Тихон и приятель его, ну мы и подслушали из кустов.
– А как вы вообще про Тихона этого разузнали? – не отставал майор.
– А нам баба Оля сказала, – пояснил все тот же веснушчатый мальчик. – Она в подъезде напротив живет. Через двор. На втором этаже, и все время у окна сидит, то вяжет, то шьет. – Слова из мальчика сыпались как горох. – Ну, мы с Лидкой, то есть с Лидой, – после ощутимого толчка локтем в бок поправился мальчик, – мы ее спросили, она нам и сказала, что видела, как Клавдия с ухажером домой шла. Мы выяснили, кто это, потом за ним проследили. Да вы проверьте, товарищ майор, мы правду говорим, вот честное комсомольское!
Все четверо дружно кивнули головами.
Вот так, четверо желторотых детишек обставили опытных работников Ленинградского уголовного розыска. Майор с ребятами об этой истории не болтали, но каким-то образом ее подробности расползлись по всему угро.
В тот же день, когда ребята приходили к майору, Тихон Карякин был арестован. Баба Оля, Ольга Алексеевна, была вызвана в угро и там строжайше допрошена. Задержали и Клавдию Лыткину, она полностью подтвердила выдвинутую ребятами версию. В вечер убийства Тихон долго курил на черной лестнице, пока Клавдия готовила ужин и накрывала на стол, пришел какой-то мрачный, сразу напился и лег спать. Майор лично ездил на встречу с Александром Иванько по клички Кривой и выяснил, что Тихон Карякин имел карточный долг, который вернул сполна двадцать второго июня. А работник ресторана Бобров, приземистый неприятный тип, подтвердил, что Карякин хвалился ему, что толкнул какое-то кольцо знакомому барыге за хорошие деньги. Разыскали и барыгу. Долго склоняли его к сотрудничеству, но, в конце концов, выяснили, что перстень был, но быстро от барыги уплыл, сдали его в комиссионку. И его в тот же день купили. Как выглядел перстень, барыга помнил плохо, а сам Карякин утверждал, что снял его с пьяного посетителя в ресторане, тот напился как сапожник, и Карякин помогал его в поезд грузить. Тогда и колечко тиснул. Никто этого посетителя по имени-отчеству не знал, и в какой поезд грузили, не запомнил. Про кольцо говорил, что было не с синим камнем, а с красным. Ну, так никто и не ждал, что Тихон сознается. А вскрыть дверь простой булавкой для такого умельца, как Тихон, дело плевое, потому как сидел он уже дважды за квартирные кражи и один раз за уличное ограбление. Так что покойный Платонов дверь своему убийце не открывал, Карякин проник в квартиру сам, прошелся тихо по комнатам, наткнулся на хозяина и то ли с перепуга, то ли умышленно убил его, чтобы свидетеля не оставлять.
В общем, дело закрыли, Тихона Карякина осудили. И все вроде бы было в порядке, а только нет-нет, да и проснется майор среди ночи. Повертится с боку на бок, вспоминая дело об убитом докторе, покурит у окна и опять идет в койку, успокаивая себя, что все верно, все правильно, все проверено, показания сняты, улики собраны. А то, что Карякин не признался в убийстве, ну так не все свою совесть облегчить спешат. А может, это задетое самолюбие не дает майору спать по ночам. Все ж таки сопливые мальчишки такое дело раскрыли, а он, майор, маху дал.
Обидно.
Глава 1510 июля 2018 г. Санкт-Петербург
– Струганков Михаил Александрович, улица Партизана Германа. Вышел пять лет назад, – сообщил капитану Никита Макаров. – Ну что, я съезжу, пробью гражданина?
– Поезжай, да повнимательнее. Я тут пролистал его дело, тип был напрочь отмороженный. Если бы его не посадили, он бы так долго не протянул, точно бы уже на кладбище лежал, с таким вот чисто конкретным памятником, – показал руками размеры глыбы капитан.
И Никита поехал, после поездки в Тихвин прогулка в сторону станции метро «Проспект Ветеранов» казалась ему сущей ерундой.
– Кто там? – раздался из-за двери грубый хриплый голос.
– Михаила Александровича можно?
– Можно, если осторожно, – прозвучал из-за двери идиотский ответ, но замки все же лязгнули и дверь распахнулась.
Проживал бывший гроза сел и деревень и главарь одной из крупных бандитских группировок начала девяностых в скромном блочном доме, в не самом престижном районе города. И выглядел так же непрезентабельно, как и его жилище. Никита с плохо скрываемой неприязнью разглядывал неряшливого, оплывшего, давно не бритого мужика лет шестидесяти с гаком, потного, одышливого, с обрюзгшей, покрытой наколками кожей, с квадратным подбородком и маленькими глубоко посажеными глазками неопределенного мутноватого цвета.
– Чего надо? – Прохрипел мужик и закашлялся, Никита брезгливо посторонился.
– Вы Михаил Александрович?
– С утра я был.
– Оперуполномоченный Макаров, Следственный комитет. Разрешите войти?
– А если нет? – выставив вперед подбородок, нагловато спросил Струганков.
– Тогда мы вызовем вас к себе, – спокойно пояснил Никита.
– Валяй, заходи, – после минутного размышления распорядился Михаил Александрович. – Ну, чего надо? – не делая попыток провести гостя в комнату, поинтересовался хозяин, растопырившись поперек тесной прихожей.
– Вы знаете Ситникова Алексея Родионовича?
– Ситникова Алексея Родионовича? Ту сволочь, что меня в тюрягу упекла? Нет, не знаю, – нагло ухмыльнулся в лицо Никите Струганков.
– А вам известно, что он был убит седьмого июля этого года?
– Да ну? Вот праздник-то! Ну, есть ведь справедливость на этом свете! – звонко хлопнул он по ладони тыльной частью руки. – Вот спасибо, что пришли сообщить! – шутовски поклонился Никите Струганков. – Это все или еще что имеете сказать?
– Имею. Что вы делали седьмого июля с двенадцати до пятнадцати часов?
– Дома был, телевизор смотрел. С мамой вот. – Не теряя бодрости духа, сообщил Струганков. – Мама! – Крикнул он неожиданно в комнату. – Выглянь к нам!
Раздалось неспешное шарканье, затем в прихожую выглянула очень старая, худенькая, скрюченная старуха. Лет восьмидесяти, не меньше.
– Мама, я седьмого числа весь день дома был?
– Ага, ага, дома, – закивала старушка, и Никите показалось, что она так будет кивать на все, что скажет ее престарелое дитятко.
– Спасибо мама, иди.
– Ага, – кивнула еще раз старушка и ушла в комнату.
– Видал? – оборачиваясь к Никите, грубо, без всякого намека на недавнюю шутейность, спросил Струганков. – А теперь топай отсюда, слышал? Вали!
Струганков уперся в Никиту рукой и вытолкал за дверь.
Никите такое обращение не понравилось, но ничего поделать он не мог, кроме как позвонить в соседскую квартиру, а потом в следующую, потому что в первой ему не открыли.
– Михаил Александрович? – пугливо поглядывая на соседскую дверь, поинтересовалась женщина. – Заходите. Только быстренько.
И Никита радостно шмыгнул за порог, понимая, что уж тут ему наверняка расскажут о Струганкове много и с удовольствием.
– Вы, значит, из полиции? Документики покажите, – суетливо потирая ручки, попросила гражданка. Пришлось предъявить. – Ага. Ладно. Пойдемте на кухню. Галина Петровна меня зовут, – усаживаясь на табуретку, сообщила хозяйка. Я с этим боровом всю жизнь дверь в дверь живу. Мы даже в школе вместе учились, он и тогда бандитом был, только малолетним. Это только мать его, тетя Люся, сыночка ангелом во плоти представляла. Что ей ни говорили, только отмахивалась. У мальчика переходный возраст, перерастет! Перерос, – сердито буркнула Галина Петровна. – Чем он после школы занимался, не знаю, я тогда в институте училась, мы не общались, но, думаю, фарцовкой, потому что одевался больно дорого и модно, магнитофон у него вечно орал, девицы расфуфыренные приходили, но в остальном все тишком. А уж как девяностые начались, тут уж пошло-поехало. Машину себе купил, цепь с руку толщиной на шею повесил, дружками обзавелся. Ходил королем, всех пинал, обижал, вел себя по принципу чем хуже, тем лучше. И попробуй только пикнуть в ответ, тут же по физиономии кулаком. И неважно, женщине, или ребенку, или пенсионеру. В милицию жаловаться было бесполезно, у него там все были прикормленные, с днем рождения приезжали его поздравлять, матери – тем более. Она то ли дурой прикидывалась, то ли правда его вранью верила, что он у нее крутой бизнесмен. А про то, что он ведет себя как свинья, и слушать не хотела. Говорила, от зависти клевещут. Правда, надо сказать, что с ней он себя так не вел. И шубу купил, и продукты мешками таскал, когда вся страна голодала, они икру и консервированные персики вместо картошки ели, – с горечью рассказывала соседка, а Никита слушал, терпеливо ожидая, когда она от давно прошедшего перейдет к дню сегодняшнему. – Мы уж все мечтали, чтобы он себе какие-нибудь хоромы отгрохал и уехал от нас на все четыре стороны. Хоть на Таврическую, хоть куда. И вдруг он и правда исчез. Сперва-то теть Люся хвасталась, что он себе загородный особняк построил и отдыхать уехал, а потом уж и лето закончилось, и осень, а его все нет. Тут уж тетя Люся проговорилась, что посадили Мишку. Мы сперва опасались, что откупится и выйдет, но годы шли, он все сидел, а вот лет пять назад вернулся. Мы уж про него и думать забыли, жизнь в стране совсем другая пошла. А тут нате вам, Миша. Когда вернулся, попробовал по-старому себя ве