– Что, нравится? – ухмыльнулся недалекий доверчивый мальчик. – Могу и вам достать. Стоить, правда, будет недешево.
– Благодарю, – из последних сил стараясь скрыть улыбку, ответил капитан. – Во сколько же она обойдется?
– Рублей сто пятьдесят, – небрежно обронил Сергей Григорьев, и у Валентина лицо вытянулось – ничего себе цены у спекулянтов! Хотя куртка, конечно, была фирменная, он о такой и мечтать не мог.
– Ух ты! Сто пятьдесят. Боюсь, не потяну. Зарплата маловата, – с сожалением заметил капитан. – А вот откуда у вас, студента, деньги на такую куртку, ведь вы даже стипендию получаете обычную, а не повышенную. Только не надо рассказывать о папе с мамой. Они вам денег не давали.
До Григорьева дошло, как дешево он попался, и теперь мальчик сидел надутый и злой.
– Итак, гражданин Григорьев, откуда вы брали средства для красивой жизни?
– Подрабатывал.
– Кем, где?
– Статистом в театре и в массовках на Ленфильме, – не глядя на капитана, выплюнул Григорьев.
– Прекрасно. В каких театрах, как часто? С Ленфильмовской бухгалтерией мы сами разберемся.
– Не помню я, в каких, – играя желваками, буркнул Григорьев.
– В таком случае, возможно, вам будет проще вспомнить, как вы с вашими приятелями толкали импортные вещички среди знакомых?
– Ничего я не толкал! – взвился Сергей Григорьев. – Ничего, ясно? А про куртку это я так, пошутил! Шутка! – В его голосе явственно слышались истеричные нотки.
– Послушайте, Сергей, вы еще очень молоды и неопытны и, не обижайтесь, слегка наивны. Да, да, – увидев, как вспыхнули нервным румянцем щеки парня, ласково проговорил капитан. – То, чем занимаются ваши знакомые, то, чем пытались заняться вы, не безобидная шалость, а уголовно наказуемое деяние. И еще, как вы думаете, почему из всех ваших многочисленных знакомых я назвал именно эти фамилии? – Лицо Григорьева было тревожно и недоверчиво, и капитан продолжил: – Их мне сообщили коллеги из очень серьезного ведомства, которые занимаются такими вот ловкими молодыми людьми, которые пытаются нажиться нечестным трудом, а иногда и подорвать наш с вами социалистический строй, распространяя среди нашей молодежи не только модные тряпки, но и кое что посерьезнее. – Голос Юрия Петровича звучал проникновенно пугающе, и у бедного Сергея Григорьева даже расширились зрачки и задергалась губа. – Вы понимаете, о чем я говорю? – Тот нервно кивнул. – Ну, вот. Пока вы еще не рассматриваетесь как фигурант дела, скорее как свидетель, но уверяю вас, что грань между этими положениями так тонка, что пересечь ее можно в один шаг. И статья, по которой вас будут судить, вовсе не шуточная. По сути, это крах всему. Всем мечтам, планам, перспективам. Никакой карьеры даже в самом захолустном театре у вас уже не будет. Не будет съемок, премьер, ролей. Вас даже в дворники не везде возьмут.
Сергей, сгорбившись, испуганно молчал, а Юрий Петрович курил, выдерживая эффектную, многозначительную паузу.
– Что же мне делать? Ведь я действительно ничего такого, честное слово! Только один раз, и то просто попробовал, но у меня ничего не вышло. Честное слово!
– Что у вас не вышло?
– Ну, это, продать вещи. Там не было ничего такого, честное слово. Только пара рубашек, галстуки, брюки еще были, несколько шарфиков, чулки. Больше ничего, честное комсомольское!
– Далеко вы ушли от комсомола, Григорьев, – строго одернул его капитан. – Так что незачем марать сейчас его имя. Комсомольцы такими делишками, как вы, не занимаются, по ресторанам с девочками не бегают. Они делают настоящие, важные, чистые дела. – И Юрий Петрович невольно взглянул на сидящих тут же Мурзина и Валю Горлова. – Так что оставим комсомол в покое. Так что же было дальше, после того как вы взяли вещи? Кстати, кто вам их дал?
– Я его раньше не видел, меня с ним Трауберг с Кочиным познакомили. Его Рик зовут, и он уже взрослый. В смысле, ему лет тридцать пять, наверное, – краснея, пояснил Сергей.
– Ясно, дальше.
– Ну, нас представили, он передал мне пакет, сказал, сколько денег я должен вернуть ему, и все, что сверху заработаю, мое, и еще сказал, чтобы я не трепался и про него, если что, не говорил. И что он сам меня найдет через ребят.
– А где вы встречались?
– В ресторане «Причал». Плавучий такой, знаете? – заискивающе спросил Григорьев.
– Знаю. А дальше?
– Ну, дальше я пришел, посмотрел, что в пакете, и попробовал распихать среди знакомых. – Он тяжело вздохнул. – Но ничего не получилось. Все говорили, очень дорого. А спустя несколько дней мы с ребятами сидели в кафе на Невском, и к нам один мужик подсел. Приличный такой. Вином нас угостил. – Мурзин и Горлов насмешливо переглянулись за спиной у Григорьева. – Потом он сказал, что несколько лет на Севере работал, теперь вот вернулся при деньгах, надо бы приодеться, а в магазинах пусто. А мы вроде ребята модные, не подскажем, где бы можно хорошие вещи достать, мол, с деньгами проблемы нет. Ну, Левка Кочин меня под столом толкнул, мол, не теряйся, смотри, какой жирный карась сам в руки плывет. Ну, договорились вечером встретиться, возле станции метро «Маяковская». Я пришел с вещами, как договаривались. А тут какой-то проходимец выскочил из подворотни, вырвал у меня пакет и ходу, я даже сообразить ничего не успел. Хотел милиционера позвать, а потом вспомнил, что в пакете, и не стал.
– Да, картина ясная. Ну а что же этот гражданин с Севера?
– А он так и не появился. Наверное, это он все подстроил. – Капитан с жалостью смотрел на горе-коммерсанта. – А потом, буквально на следующий день, позвонил этот самый Рик. Спросил, как дела. Ну, я соврал, что все нормально, что чулки уже все продал, а остальное люди взяли посмотреть. Он сказал, что если мои знакомые вещи не возьмут, у него у самого есть покупатель, и что завтра он мне позвонит, и чтобы я приготовил или вещи, или деньги.
– И как же вы выкрутились?
– Попросил подождать. Сказал, что знакомому вещи понравились, но он попросил подождать пару дней, деньги соберет. Тот согласился. А потом все стало совсем плохо. Он давил, я выкручивался, а потом он меня возле института подкараулил и потребовал вещи вернуть, – чуть не шмыгая носом, поведал горестную историю своих мытарств Сергей Григорьев. – Пришлось все рассказать. Он сказал, что это не его проблемы, что деньги ему нужны к концу недели, или придется возвращать с процентами.
– И вы пошли к отцу?
– Нет. Сперва я к ребятам пошел, думал, они выручат, но они отказались. Сказали, что я сам лох и их мои заботы не касаются.
– Хороши друзья, – не преминул заметить капитан.
– Они мне не друзья, а так, приятели, – жалко заметил Григорьев. – Потом я действительно к друзьям пошел, но у них не было таких денег. А потом, когда уже сроки поджимали, я пошел к родителям. У матери денег не было, а отец не дал, еще и наорал.
– И как же вы выкрутились?
– Никак. Просто прятался, к телефону не подходил, даже институт прогуливал, ну а потом он все равно меня подкараулил и пригрозил, что если не заплачу, со мной уже будут разговаривать другие люди, и показал на другой стороне улицы здоровенного такого парня, со сломанным носом, боксера, наверное. Я испугался и поклялся, что к концу недели все отдам.
– И что же?
– Ну, в общем, прижали они меня. Отец уперся, слышать ничего не хочет, у матери любовь, а дед с бабкой в санаторий укатили.
– И что же вы придумали? – вкрадчивым голосом спросил капитан, ибо понял, что Сергей Григорьев изобрел выход, вот только что за идея пришла в его легкомысленную голову, какую «по-детски безобидную» каверзу он выдумал?
– Я знал, что у отца есть деньги, и знал, где он их держит…
– Папочку решил обокрасть? – презрительно поинтересовался Мурзин.
– Нет. Воровство? Нет, я бы никогда, и вообще это мерзко, и еще там замок… – лепетал, пытаясь изобразить оскорбленное благородство, Григорьев, вид его был до отвращения жалок.
– Так что же вы сделали?
– Ну, я предложил Рику взять мои ключи, объяснил, когда дома никого не будет, и сказал, где лежат деньги, – объяснил Григорьев, глядя на капитана ясными простодушными глазами.
Такого идиотизма от этого слюнтяя не ожидал никто из присутствующих. Они даже смеяться не могли.
– Скажите, Сергей Борисович, какой в этом был смысл, разве не проще и безопаснее было взять деньги самому? Разве вы не опасались, что эти жулики возьмут не только ту сумму, что вы им задолжали, но могут прихватить и что-то еще ценное или прийти второй раз уже без вашего приглашения и полностью обнести квартиру?
– Нет, как-то не подумал. Я был так напуган, мне казалось, это выход, – свесив голову, бормотал Григорьев. – И потом, воровать самому у собственных родителей…
– Быть наводчиком и соучастником вам показалось благороднее?
– Нет, но… не знаю. Я почему-то не думал об этом. Думал только о том, как расплатиться.
– И что же? Ваши знакомые проникли в квартиру, застали там вашего отца и с перепугу убили его?
– Нет! Нет! Что вы! – затряс головой Сергей. – Нет!
– А как же?
– Это действительно случилось в тот самый день. Отец говорил, что у него днем заседание кафедры, и я спокойно передал ключ Рику. Домработница в этот день была выходная, мать собиралась на весь день по делам, сестра в школе. Все складывалось удачно. Как мы и договаривались с Риком, я весь день был на лекциях, обеспечивал себе алиби, потом вместе с ребятами пошел в гости к Левке Кочину, он рядом с институтом живет. Рик позвонил туда. Он был сам не свой, кричал шепотом, что я хитрая сволочь, что хотел его подставить! Что он бросил ключ в почтовый ящик Кочина. Чтобы я забыл о нем, а если где-то вякну, он найдет и придушит, как кутенка. Что мы незнакомы и никогда не виделись. Когда я пришел домой, то узнал, что отца убили.
– Скажите, вас не мучила совесть, Григорьев?
– Нет, нет, вы не поняли! – засуетился Григорьев. – Это не Рик! Он сам испугался! Когда он туда пошел, отец был уже мертв. Рик пошел туда в час дня. Он подумал, что я сам убил отца, а его хотел подставить, он сам испугался! Вы бы его слышали. Я сперва, конечно, не понял, о чем он орал в трубку, думал, может, он столкнулся с соседкой, или матерью, или не нашел деньги. Но все оказалось хуже.