Когда Дагмар привел Тень в святилище, где верховный хранитель проводил большую часть времени, Айво с величайшим интересом рассматривал ее бесцветную кожу и белые волосы, но больше всего восхищался глазами. Поднявшись со своего трона, он подошел вплотную и заглянул в них, как любопытная сорока.
– Они как стекло, – бормотал он. – Человек может смотреть в них и видеть свое отражение. Его красота или уродство смотрят оттуда прямо в лицо.
Дагмар деликатно откашлялся. Мастер Айво поднял кустистые брови и махнул в его сторону рукой.
– Иди, Дагмар. Я должен поговорить с этим привидением.
Вздохнув, Дагмар потоптался на месте, но Тень не смотрела в его сторону. Она не испугалась верховного хранителя.
– И что ты в них видишь, верховный хранитель? – смело спросила Тень.
– Вижу свой возраст… и свою молодость тоже. Вижу святилище… и свое кресло на возвышении. Там пусто.
Конечно, там было пусто. Верховный хранитель освободил свое место, спустившись к ней, но Тень не стала задавать вопросов. Он расспрашивал ее про жизнь в Истландии. Где родилась. Как жила. Как попала в Сейлок. Тень честно рассказала обо всем. Кроме короля. И кроме Альбы. Про них она не упоминала.
– У тебя был ребенок. – Это прозвучало утверждением.
– Да.
– Но сейчас нет?
Тень смотрела на него так, словно ответ очевиден. В данный момент ребенка на руках у нее не было. Это он и так знал.
– Отец… истландец, как и ты? Слуга?
– Нет. Он был настолько же темным, насколько я светлая. Явился откуда-то, потерянный и одинокий. Отверженные часто находят утешение друг в друге. Мы оба были очень молоды.
– Ты до сих пор очень молода.
– Я старая внутри, – прошептала Тень, и Айво понимающе кивнул.
– Где он теперь?
– Не знаю. – Взгляд ее не дрогнул. – Нашел свой путь. Утешение не любовь, мастер. Она могла случиться, но время не позволило ей раскрыться.
– Время загадывает нам много загадок. Ты останешься здесь достаточно долго для того, чтобы я мог получить ответы на некоторые из них, девушка-призрак?
– Мне больше некуда идти.
– Всегда есть куда идти.
– Я не хочу куда-то идти.
Мастер Айво наклонил голову, похоже, довольный ее ответом.
– Значит, мы договорились. Ты останешься. И мы посмотрим, что припасло нам время.
Прошло шесть месяцев с тех пор, как девочек привезли в храм и пригласили ее, и все они уже привыкли к новому распорядку дня. Но спали до сих пор беспокойно. Тень делила с ними комнату и слышала приглушенные рыдания, чувствовала отчаянное желание вернуться в прежнюю жизнь. Поначалу они ее боялись. Первой оттаяла Башти, словно необычная внешность Тени делала менее заметными ее собственные странности и она находила в этом успокоение. Через несколько недель с момента появления Тени в храме девочка посреди ночи забралась к ней в постель и свернулась калачиком у нее под боком. На следующую ночь ее опередила Далис. Наутро Тень предложила сдвинуть кровати, чтобы никто не чувствовал себя одиноким в постели.
В знак единения с девочками она коротко остригла волосы. Пусть она тоже превратится в послушницу. Надела лиловую ризу Дагмара, подаренную ей пять лет назад, из прядей собственных волос и тонкой палочки изготовила кисточку, чтобы раскрасить лицо. Взяв из очага сажу, приготовила пасту, обвела ею глаза и превратила белые веки в черные. Собственное отражение напугало ее; со своими серебристыми глазами в обрамлении угольно-черной маски она выглядела как чудовище. Тогда она втерла немного пасты в брови, добившись нужного эффекта: из кошмарного видения Тень превратилась в невесту демона.
Дагмар выглядел потрясенным, когда увидел ее остриженной. Он протянул руку, будто хотел погладить ежик ее волос, но не решился.
– Мне их будет не хватать, – тихо сказал он. – Они были чудесные.
Тогда ей захотелось заплакать. Почему он раньше не сказал? Она заплела бы косу и туго обернула ею голову; получилось бы что-то вроде шапочки, и волосы были бы целы. А теперь их нет, осталось только слово. «Чудесные». Дагмар считал, что у нее чудесные волосы. Но про черненые глаза и веки не сказал ничего.
– Это поможет нам видеть? – спросила Элейн, повторяя действия Тени.
Блестящими глазами и яркой стрижкой она скорее напоминала сказочное лесное существо, а тонирование век и бровей привело к поразительному эффекту.
– Думаю, это поможет нам самим стать невидимыми. Мы будем выглядеть как хранители. Это похоже на маскировку. Если станем одинаковыми, превратимся в группу. В наш собственный клан, – объяснила Тень.
Альба в храме не ночевала, хотя Байр приносил ее повидаться с девочками при каждом удобном случае. Король отражал нападения врагов в Эббе, постоянные жители храма вздохнули свободнее и позволяли маленькой принцессе делать что хочется, пока была возможность.
Ходили слухи о том, что сделал король с повитухой Агнес после смерти жены. Дворцовая прислуга и королевские стражники шептались про это между собой, и отношение к Банрууду сменилось на более настороженное. Тень уже знала, что короля нужно опасаться, и старалась не думать о дне, когда он вернется.
Старая королева была покладиста, и Дагмар убедил ее, что принцесса должна посещать уроки вместе с храмовыми дочерями. Когда приходила Альба, девочки приветствовали ее книксенами и склоняли головы, но принцесса обнимала их с таким пылом и удовольствием, что в ее присутствии они просто расцветали. И Тень расцветала. Каждая встреча была как пробуждение, как возвращение к жизни; иной раз радость настолько переполняла женщину, что, казалось, сердце разорвется.
Когда чувства становились чересчур сильными, Тень искала успокоения в обществе Дагмара. Он частенько засиживался над свитками, держа в пальцах перо, переводил с одного языка на другой, превращал написанное каким-то человеком в свое собственное, но всегда приветствовал ее улыбкой. Пристроившись неподалеку, она пользовалась его спокойным присутствием, чтобы унять острую боль в груди. Зачастую они вообще не разговаривали, и Тень просто ускользала прочь, когда чувствовала, что снова может дышать.
Верховный хранитель видел смысл во всем – от поведения полевой мыши до формы облаков в небе, и Тень узнала о вещах, про которые раньше не имела представления. Она училась вместе с юными послушницами, твердила молитвы и упражнялась в заклинаниях с таким упорством, что у Айво брови ползли на лоб, а Дагмар довольно улыбался. Пальцы ее были вечно испачканы чернилами, и смотрела она зачастую слегка отстраненно, задумчиво, даже выполняя повседневные работы. Она открывалась храму так же, как храм открывался ей, и ее тяга к учебе стала примером для девочек, о которых Тень должна была заботиться.
У дочерей кланов, как их обычно называли, было больше общего, чем различий. Все юные, все напуганные, все девочки и все покинутые. Все в стенах храма, пропитанных отчаянием и чувством утраты. Остальные – хранители и послушники – приходили сюда по собственному желанию, зная, какую жизнь они выбирают. Даже Тени пришлось выбирать между храмом и овцами с Сейлоком впридачу. Дочерей кланов привезли сюда против их воли и объединили в новой реальности. Но каждая девочка оставляла на земле храма свой отпечаток, и по мере того, как шло время, а страхи рассеивались, различия между послушницами становились заметнее.
Юлию из Йорана растили для битвы, и она постоянно провоцировала Байра на стычку. Выскакивала из-за дверей, прыгала с потолочных балок, как кошка, и старалась застать его врасплох. Он спокойно переносил ее нападки – так же, как переносил все остальное. Это племяннику передал Дагмар: оба были невозмутимы, собранны, внимательны к мелочам и наблюдательны. Вместо того чтобы дать отпор агрессивным наклонностям Юлии, Байр начал обучать девочку. Он давал ей достаточно, чтобы отточить уже имеющиеся навыки, не поломав при этом кости.
Девочка из Йорана была не единственной, кого переполняла агрессия, но если Юлия выплескивала ее в действии, то Лиис из Лиока напоминала горшок, кипящий на медленном огне. Оружием ей служило молчание, и она пользовалась им довольно эффективно. Поэтому все страшно удивились, когда в один из дней на закате солнца и восходе луны, услышав молитвенный гимн хранителей, Лиис вдруг запела вместе с ними. Раньше от ее молчания в комнате некуда было деться, а теперь голос Лиис пронзил воздух. Она пела молитву, обычно возносимую на вечерних службах.
Матерь земли и отец небесный,
будьте со мной, божественные.
Вы все, что было, все, что есть,
все, что во мне и чего я желаю.
Откройте мне глаза, чтобы видеть,
сделайте меня единой с вами,
боги моего отца, боги моей души.
Даруйте мне обитель надежды,
укажите место, куда идти,
даруйте веру, которая не погаснет никогда.
Ее хрустально чистый, пронзительный голос звучал выше самодовольных теноровых тонов, которыми пели хранители. Он нарастал, карабкался вверх и рвал сердца слушателей. Голоса, привычно исполнявшие песнопение, превратились в голоса, приглушенные благоговейным страхом. Лиис пела так, словно проклинала каждое слово за причиняемую ей боль, и невыплаканные ею слезы струились из глаз девочек, которые плакали слишком часто, и из глаз хранителей, плакавших недостаточно, и даже из глаз Тени, которая плакала, только когда оставалась в одиночестве.
Если Лиис заставила всех зарыдать, то Башти постоянно заставляла смеяться. Она обладала сверхъестественным даром передразнивания. Ее подражание Айво заставляло девочек прикрывать рты и прятать лица в одежду, чтобы их не застали безудержно веселящимися во время медитации в святилище. Ей нравилось передразнивать. Всего несколько минут требовалось Башти для того, чтобы подметить чьи-то отличительные особенности и манеру речи. Она пародировала короля, верховного хранителя, некоторых братьев и даже Тень, которая восприняла пантомиму восторженной улыбкой и вопросом: