– Я не знал, что он жив, – ответил Дред. – Его мать, моя дочь, умерла. Она умерла четырнадцать лет назад, родив его, Айдан.
– Он всего лишь мальчик из храма, – выдавил король сквозь сжатые зубы. Краски сошли с его лица, взгляд потемнел.
– Может, и так, государь, но еще он из Долфиса. И я признаю и заявляю его. Это мое право, как исполняющего обязанности ярла… если его еще не признал клан… или король.
Дред говорил рассудительно, и зрители согласно закивали. Таков был закон кланов. Мужчину – или женщину – принимали в клан даже без родства. Это считалось обычным явлением, особенно в годы смут и завоеваний. Но человек мог и отказаться от вступления в клан.
– Это правда, мальчик? – Банрууд уже взял себя в руки и теперь снисходительно ухмылялся. – Ты из Долфиса? Если ты примешь это приглашение, то должен будешь жить в своем клане.
В толпе зашевелились, нервно зашаркали ногами. От мужчины или мальчика не требовалось постоянно жить в клане, но никто не хотел спорить с королем.
– Государь, это уловка, – вмешался Лотгар. – Дред понимает, что не победит в рукопашной со стаей своих стареющих волков. Он думает, что мальчик из храма – гончий пес Одина. Но выгонит его, когда бой закончится. Пусть мальчишка дерется. – У воинов, приготовившихся к схватке, уже кровь бурлила в жилах; они затопали ногами, зарычали и согласно закивали головами, лишь бы потеха началась.
– Так что скажешь, мальчик? Хочешь жить в Долфисе? – ехидно поинтересовался король.
– Я с-с-слуга х-х-х… – Байр заморгал, силясь выдавить последнее слово. – Х-храма. – Воины на поле захохотали. Король захихикал вместе с ними, и у Дреда потемнело лицо.
– Ты отказываешься от своей заявки, Дред из Долфиса? – спросил Банрууд.
– Я не могу отказаться от своей крови, текущей в его жилах, и от его крови, текущей в моих, государь. Но не заберу мальчика из его дома… и не оторву от обязанностей. Мы будем биться вдевятером. И мы победим.
Воины, стоявшие за спиной Дреда, – и члены его клана, и их соперники – поддержали эти слова криками согласия, а Байру достался гул порицания. Дред из Долфиса отвернулся в знак того, что снимает свою заявку. Байру же захотелось спрятать глаза, убежать в сторону заходящего солнца и, спрятавшись среди деревьев, подождать воинов Долфиса, возвращавшихся домой. Он присоединится к ним, вырвется из заточения храмовых стен, освободится от всей этой путаницы. Он не хранитель. И не воин. Он сторожевой пес, мальчик из храма. Он ненавидел короля и мечтал о том дне, когда больше не придется его видеть.
Но он любил Дагмара. Любил Айво. Любил бледную Тень и девочек из храма. И он любил Альбу. Маленькую Альбу. Он не покинет ее. Даже ради того, чтобы обрести свой клан. Даже ради дедушки. Своего дедушки. От этой мысли хотелось завыть волком, от которого он вел свой род. Его дед признал внука и был унижен на виду у всех. На виду у короля. Байр отверг его признание.
Рукопашная началась, но Байр за ней не следил. Он уставился себе под ноги, а когда Альба начала засыпать на своем стульчике, шагнул к ней, осторожно взял на руки и пошел прочь. Леди Эса тоже поднялась и пошла за ним к замку, подозвав ожидавшую ее служанку. Байр так и не узнал, кто победил. Сам он проиграл. Это Байр знал точно.
Он проснулся от боли и толчка в грудь. Удивился, увидев короля, хотя удивляться вроде было нечему. Король в замке не чужой и не представляет угрозы для принцессы. Но в данный момент он представлял угрозу для него, и Байр понял, что впервые дело идет о его жизни.
Глаза короля светились во тьме, словно он происходил из клана Волка, а не из клана Медведя. Возможно, Байр из-за испуга сосредоточился на его глазах, а не на ударах тяжелых кулаков. Эти глаза говорили о том, что Байр может не дожить до утра.
Подобное пробуждение от боли и ужаса уже случалось раньше. Год назад, в ту ночь, когда состоялась церемония и Байр поклялся защищать дочерей кланов. Той ночью король был зол и одурманен вином, но избиение длилось недолго, и Байр тогда не понял, что он сделал не так. Не сумев скрыть синяков, Байр объяснил Альбе, что получил их в схватке с драконом.
– С каким драконом?
Байр принялся чесать в затылке, а принцесса, как он и ожидал, тут же на ходу придумала историю.
– Это тот дракон, что живет в скалах Шинуэя?
Он кивнул.
– У которого на крыльях цвета всех кланов?
Байр снова кивнул.
– Он приходил забрать меня?
Опять кивок.
– Но ты его остановил?
Байру показалось, что принцесса этому не особо рада.
– Мне бы хотелось улететь с драконом, Байр. Как ты думаешь, может быть, в следующий раз ты разрешишь ему забрать меня? А может, попросишь забрать нас обоих?
Он попробовал улыбнуться.
– Это н-не х-хороший д-дракон.
– Он не похож на дракона, живущего под храмом? – Это была еще одна сказка, придуманная принцессой. Мастер Айво пообещал, что королевский очаг никогда не погаснет, и Альба объяснила неугасимое пламя дыханием дракона, живущего под храмом. Ей почему-то нравилось думать, что под храмом обитает дракон. Альбе нравились странные вещи.
– Нет. Н-не п-похож. И я н-не умею разг-говаривать с д-драконами, – ответил он.
– Верно. Думаю, я сумею. Мышки, птички, поросята и лошадки слушают меня. Уверена, радужный дракон меня тоже выслушает. Так что в следующий раз разбуди меня, пожалуйста.
Она всегда указывала ему, что делать. Этакая властная малышка. И очень умная. Байр слушал ее болтовню и кивал, а она изображала, как он отважно скачет по комнате, тыча в дракона мечом, а крылатая тварь хлещет могучим хвостом.
– Спасибо, что не позволил ему забрать меня, Байр, – сказала Альба. – На самом деле мне не хочется жить с драконом.
Байр просто поцеловал принцессу в светлую макушку и пожелал ей спокойной ночи. До самого рассвета он молча молился. В голове носились разные мысли, но язык оставался нем. Альба уже жила с драконом, и этого дракона он не мог победить. Однако в эту ночь король не был пьян. Байр вскочил на ноги – не для того, чтобы драться, но чтобы принять побои с достоинством. Он не мог поднять руку на короля. Король лупил его кулаками, будто удары плоти о плоть давали ему ощущение власти, будто избиение не оказывающей сопротивление жертвы само по себе доказывало его превосходство.
– Твой долг находиться здесь. Ты слуга. Ты мальчик из храма, а не принц. Не ярл и не бог. И ты об этом никогда не забудешь, понял?
Байр не отвечал, только склонял в знак послушания голову, и король плевал на его косу, хлестал по лицу, желая спровоцировать нападение и пронзить его насквозь. Но Байр не просто молчал, он даже не поднимал руки, чтобы защититься. Он помнил, что король сделал с Агнес. Мальчик не хотел, чтобы про него говорили, что он забылся. Если король решил его прикончить, Байр не обесчестит себя тем, что даст ему повод.
Банрууд снова принялся наносить удары кулаками, но Байр не отвечал и не падал. Тогда король начал пинать его ногами. Байр напряг бедра, гася удары. Король явно собирался убить его. Своими острыми перстнями он в нескольких местах порвал ему кожу. Глаза у мальчика заплыли, нос искривился, губы были рассечены, но на кулаках и предплечьях не имелось отметин, свидетельствующих, что он защищался. По туловищу, плечам и спине расплылись кровоподтеки, цветом похожие на грозовые облака, ноги тоже покрылись синяками.
Когда Банрууд рукоятью меча ударил его в висок, Байр почувствовал, что сознание меркнет и ноги подгибаются. Он упал на пол, погружаясь в спасительное забытье.
– Ты не хочешь дать мне сдачи, мальчик из храма? Разве ты не сын Дездемоны из Долфиса? Или ты не воин?
Байр не ответил. Он даже не застонал. Туман в голове и разбитые губы не позволяли вымолвить ни звука, даже если бы язык обладал способностью к связной речи.
На этот раз Альба была на год старше и на десять лет умнее, а Байр даже стоять не мог от боли. Когда он снова попробовал все свалить на дракона, она подняла взгляд от его покрытого синяками тела и покачала головой.
– Ты самый сильный мальчик на свете. Почему ты позволил ему сделать такое?
Байр не знал, что ответить.
– Мы должны нарисовать руну, – решительно сказала Альба. – Ту, что отгоняет ползучих тварей, как показывал Дагмар.
– Я ее н-не помню.
– Я помню. Мне нравится рисовать.
– Да, т-тебе н-нра… – Он умолк. Больно было говорить.
Обмакнув палец в кровь, сочившуюся из его рассеченной губы, Альба на предплечье Байра нарисовала паука с тонкими ножками. Лапки были сложены вдоль тела, и паучок выглядел мертвым. Принцесса ничего не упустила. Рисунок она выполнила идеально, и Байр восхитился ее способностями.
– Это защитит от нагноения, но рассечения неглубокие и неопасные. Нужно заняться синяками, – твердо заявила она.
– З-заживут.
– Да… но тебе больно. – Байр услышал ее дрожащий голосок и сам вздрогнул. Альба за него боялась.
– Н-назови мне в-все, что д-делает т-тебя счастливой, – попросил он, пытаясь отвлечь девочку. Они играли в такую игру.
– Я счастлива, когда тебе не больно, – сказала Альба, и подбородок ее дрогнул. Шмыгнув носом, принцесса закрыла глаза, будто старалась припомнить нечто, ускользающее от нее. Она была такой умной, и Байр так ею гордился.
– Есть руна от боли. Я видела, как Дагмар рисовал ее на лбу у Элейн, когда у той страшно разболелась голова. Мне только нужно ее вспомнить. Он смыл ее… но, думаю, я сумею вспомнить.
– Н-не надо, – шепнул Байр. Баловаться с рунами опасно. Он хорошо знал это.
– Я ее мысленно нарисовала, поэтому должна помнить.
Она макнула палец в кровь на его губе, как художник в краску, и рядом с пауком принялась чертить руну избавления от боли. Байр закрыл глаза, доверившись принцессе, и ощутил момент, когда она закончила. Боль стала затихать, удаляться, на смену ей накатывал покой.
– Н-не з-забудь с-смыть руну, – прошептал Байр.
Боль ушла, и сразу навалились усталость и слабость. Распухшие веки опустились, и Байр уже не почувствовал, как она выполнила его просьбу.