– Те руны не всемогущи. Это ясно. У Банрууда появился другой ребенок. Дочь. У него есть Альба. Однако… проклятие действует. Сила кровавых рун моей сестры сохранилась. Я не знаю, как ее превозмочь и можно ли ее превозмочь.
– Ты говорил Айво… про эти руны?
– Нет, – вздохнул он. – Не смог.
– Ты должен. Он скажет, что делать.
Ей стало противно от собственного лицемерия, но она сдержала себя.
– Не могу, – снова замычал он, а Тень ждала, гладя его по голове, надеясь, что хранитель объяснит причины, доверится ей. Тогда, быть может, и она доверится ему. Раз он сумел сохранить тайны Дездемоны, то сумеет хранить и ее секреты.
Потом Дагмар сел, чтобы посмотреть ей в лицо, и Тень увидела свое отражение в его остановившихся от страха глазах.
– Если Айво узнает, то вынужден будет действовать как верховный хранитель, он обязан будет сделать и сделает все необходимое, чтобы развеять силу рун Дездемоны, – жарко прошептал Дагмар. – А я не могу этого допустить.
– Но… разве… ты не этого хочешь? – спросила Тень.
– А что, если только Байр способен разрушить проклятие? – От переживаний голос его зазвучал громче.
Тень непонимающе смотрела на него. Страшно было видеть, как он терзается тоской и сомнениями.
– Что ты хочешь сказать?
– Рождение Байра пришлось на начало бедствия. Что, если его смерть положит бедствию конец?
20
ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ Байр прожил на Храмовой горе. Никогда не ходил дальше королевской деревни, не исследовал земли за Храмовым лесом, не забирался выше храмовых шпилей. Альбу он учил плавать в источниках, прячущихся между пещер на крутой северной стороне Храмовой горы. Он показал ей все секретные туннели, тайные проходы, самые красивые пещеры и самые высокие деревья. Его мир ограничивался горой, вздымавшейся в сердце неведомой страны, и ему не терпелось увидеть, что находится за ее пределами, в разных концах земли.
Он никогда не видел каменистых берегов Эббы, не поднимался на вершины Шинуэя в Долфисе. Не видел деревьев Берна, таких громадных, что в их ветвях смог бы устроить себе логово медведь. Не довелось ему увидеть и зиму в Адьяре, хотя рассказывали, что тамошние сосульки способны пронзить человека, если под ними неосторожно прогуливаться. Он не видел роскошных пастбищ Йорана и китов у берегов Лиока. Лиис утверждала, что в Лиоке все большое. Люди, лодки, звери, шторма. Байру хотелось все это увидеть. Но когда он уезжал с Храмовой горы на чужой лошади в сопровождении деда и горстки угрюмых бывалых воинов, больше всего ему хотелось вернуться.
Он радовался, что говорит с большим трудом, что слова не идут у него с языка. Если бы он умел озвучивать свои чувства, то сейчас они полились бы, как та влага, что грозила пролиться из глаз. Ему хотелось заплакать по Дагмару, потому что он знал: Дагмар сейчас плачет по нему. Хотелось выплеснуть злость на ненавистного короля. Байр не сомневался, что Банрууд стал причиной его изгнания. Он готов был плакать по Альбе, которая теперь оказалась полностью во власти короля, во власти усталых, занятых и слабых людей. Никто не будет любить ее так, как он.
Однако Байр не мог лить слезы в присутствии воинов Долфиса, поэтому он молился, просил Одина, Тора и Фрейю защитить Альбу от честолюбивых замыслов ее отца и равнодушия хранителей. Байру исполнилось семь лет, когда он стал ее защитником. Теперь семь лет было Альбе. Детство Байра получилось мимолетным, и ее детство быстро прошло. Он молился, чтобы принцесса оказалась мудрой. И проницательной. Чтобы видела мир таким, каков он есть, а не таким, как ей хочется, хотя бы для того, чтобы уметь защищаться от опасностей. Его последняя просьба к Дагмару касалась Альбы, и дядя дал слово заботиться о ней.
Молитвы и тайные помыслы Байра прервал рыжий Дакин, ехавший справа от него.
– Ты весь черно-синий. Кто-то тебя здорово отделал, мальчик из храма, – сказал воин. Конь Дакина заржал и встряхнул гривой, словно говоря «какой позор, какой позор».
Байр ничего не ответил, а Дред, ехавший впереди, развернулся в седле и уставился на внука в ожидании ответа. Байр молчал, и Дред решил объяснить.
– Это вызывает у людей недоверие относительно твоей силы, твоих способностей. Они беспокоятся, что легенды о тебе всего лишь сказки, – сказал Дред.
Дакин в знак согласия хмыкнул.
– Я н-никогда н-не рас-сказывал сказки, – с трудом выговорил Байр.
– Другие рассказывали, – подал голос юный Дэниэл, ехавший сзади, и остальные, пока еще не знакомые Байру воины закивали головами и принялись переговариваться.
– Я видел на турнире, как он проиграл лучнику из Эббы, – сказал один. – Он выступил неплохо… но лучшим его не назовешь. Может метнуть топор с невероятной силой, но точность так себе. Есть и другие воины, у которых получается не хуже.
– А я смотрел, как он выиграл забег, – сообщил Дэниэл. – Однако сомневаюсь, что он пробежит приличное расстояние.
Байр вздохнул. Он мог пробежать много миль, но ничего не сказал. И ему было все равно, поверит Дэниэл или нет.
– Он вышиб Лотгара из круга. Лотгар из Лиока раньше никогда не поигрывал, – произнес Дред. Взгляд его был устремлен вдаль, в голосе слышалось предупреждение.
– Одно дело бороться с человеком в круге, выиграть соревнование на силу или даже умение. И совсем другое – оказаться лицом к лицу с кучей мечников или человеком, собравшимся тебя убить, – возразил Дакин.
– Ты же говорил, что никогда не видел таких, как он, – прорычал Дред. – Что это за игры, Дакин?
– Не видел. Этот мальчик обладает ростом и силой мужчины, даже многих мужчин. И его место в Долфисе. Я ему рад. Он принесет пользу клану. Но он не должен быть ярлом, – резко закончил Дакин.
Байр тоже так считал, но помалкивал.
– А за меня вы бы выступили? – спросил Дред, обводя взглядом воинов. – Я получил бы от вас поддержку в борьбе за кресло ярла?
– Да, – сказал Дакин, и остальные ответили решительными взглядами и кивками.
– Тогда я прошу вас поддержать Байра, – сказал Дред. – Выступите за него… ради меня.
– Он чужой. Люди назначат такие испытания, которые просто-напросто погубят его. Мы все можем поднять голос за него… и этого окажется недостаточно.
Дакин говорил мягко, даже доброжелательно, и Дред сгорбился в седле, опустив голову на грудь. Байр жалел, что не проявил твердости и не остался на Храмовой горе.
– Я не поддержу его, Дред… но и вызов ему не брошу, – негромко добавил Дакин.
– И я. – Воин с глубоко посаженными глазами и скулами острыми, как храмовые шпили, наконец решил высказаться. – Он может беспрепятственно сделать заявку. Я не встану у него на пути.
Байр видел его в рукопашной и потом, в ночь пиршества. Этот человек был молчалив, почти как Байр, но Дред его, похоже, высоко ценил.
– Дакин. Дистел. Примите мою благодарность, – мрачно проворчал Дред, и Байр взял на заметку имя второго воина.
– А остальные? Что скажете? Вы бросите ему вызов сейчас, когда я отказался от звания ярла? – спросил Дред мужчин, в тяжелом молчании ехавших рядом.
– Меня никогда не выберут, – беззаботно ответил Дэниэл, пожимая плечами. – Если мальчик из храма хочет погубить себя, пытаясь стать Долфисом, мне все равно.
Люди Сейлока часто называли ярлов по имени клана – Адьяр, Лиок, Йоран. Народ Долфиса не являлся исключением.
Дистел развернулся и толкнул парня так, что тот едва не выпал из седла. Остальные захохотали. Дэниэл выругался, а потом один из воинов выразил общее мнение:
– Если Дакин с Дистелом не собираются бросать вызов, другие тоже этого не сделают. У них самая большая поддержка в клане, Дред.
Говоривший был совершенно лыс, как хранитель. Вместо шапки он носил волчью шкуру; лицо выглядывало из зубастой пасти, словно его вот-вот проглотят. Разрезанный на полоски и заплетенный пушистый хвост зверя был у него вместо воинской косы.
– Да будет так, – согласился Дред, бросив взгляд на каждого воина. – Остается узнать, что скажут люди.
Почти два дня они ехали, делая короткие привалы у рек и ручьев. Воды в Долфисе хватало, скал тоже, а вот фермы встречались редко. Жители выращивали культуры, не требующие больших участков земли, в основном картофель. Кто крестьянствовал, кто охотился; кто сражался, кто ловил рыбу. Здесь жили торговцы, звероловы, рудокопы и мельники, а в главной долине, где стояла крепость ярла и размещались самые обширные земельные угодья клана, встречались все понемногу.
Байру жизнь в Долфисе казалась схожей с укладом королевской деревни. Так жили во всех кланах, хотя в Долфисе наряду с долинами то и дело встречались вершины, скалы и утесы. Байр воображал, что если забраться на пик Шинуэя, самой высокой точки в землях клана, то можно будет увидеть весь путь до Храмовой горы с нависшими над ней далекими облаками.
Когда он спросил про это деда, Дред пожал плечами и буркнул:
– Не видел. И тебе лучше не оглядываться назад, Байр.
Когда они, уставшие, стершие ляжки о седла, начали спуск в долину, Дред придержал коня и велел воинам скакать вперед и предупредить деревню.
– Скажите им, что мы едем, – наставлял он Дакина. – Расскажите всем в крепости, что произошло. Что я привез в Долфис внука, чтобы предложить его на место ярла.
Дакин кивнул, задержался взглядом на Байре.
– Лучше не ждать, парень. Ты устал. Но они не дадут тебе отдохнуть. Пусть Тор даст тебе силы, а гончие Одина прикроют спину.
В знак уважения Дакин дернул себя за длинную рыжую косу и пришпорил коня. Остальные поскакали за ним. Путешествие почти закончилось, и им не терпелось сообщить соплеменникам новости.
Дред посмотрел им вслед, потом повернулся к Байру. По мере приближения к дому морщины на лбу и складки вокруг рта у деда становились все глубже. Байр старался не давать воли чувствам. Земля была суровая, люди, с которыми он ехал, еще суровее, и хотя местность притягивала взгляд, она казалась чужой, холодной. Он сам себе казался чужим и холодным. Только ярость теплилась где-то в животе, злость на свою слабость, на нелепые обстоятельства, раздражение от того, что ему не оставили выбора.