Девочки еще посидели, погрузившись в размышления, а потом Башти подняла взгляд к окну, к пению птиц и свету солнца, и спросила, можно ли ей выйти. Хранитель отпустил их, и девочки поспешили на улицу, предвкушая час досуга перед вечерними хлопотами. Альба осталась.
– Дагмар, все мужчины любят женщин? Как Сейлок? – спросила принцесса, когда они остались вдвоем.
– Да, любят. Большинство, – честно ответил Дагмар.
– А ты любишь женщин, Дагмар?
Предполагалось, что девочки должны обращаться к нему «хранитель Дагмар», но Альба никогда так не делала, а Дагмар никогда не поправлял.
– Да. Но я их не любил… не люблю… больше, чем храм… или богов.
– Дагмар, а Байр – бог?
От удивления хранитель вздрогнул. Потом задумался. На такой вопрос нелегко было ответить.
– У него сила богов, – признал он.
Альба помолчала, что-то обдумывая.
– Мой отец говорит, что когда-нибудь я стану королевой, – негромко сказала она, меняя предмет разговора.
– Не сомневаюсь, что так и будет.
– Когда поседею и у меня обвиснут груди?
Дагмар ошеломленно смотрел на нее. Потом склонил голову на стиснутые кулаки. В присутствии Альбы он часто так делал, извиняясь перед богами, которым служил, за ее вопросы. Он никогда не бранил принцессу, только возносил за нее молчаливые молитвы на тот случай, если Альба обидела небожителей. На свою беду, она была слишком честна и прямодушна.
– Так долго ждать не придется, Альба.
– Но я же не могу стать королевой, пока не стану женщиной.
Получалось, что Альба представляет себе женщину старой и сутулой, как те служанки, что работали во дворце ее отца и жили в королевской деревне.
– Ты станешь женщиной до того, как поседеешь. И будешь королевой, когда отец решит выдать тебя замуж за короля, – объяснил Дагмар.
Альба нахмурилась; между темными бровями, странно сочетавшимися с льняными волосами, пролегла глубокая складка.
– Я сама выберу себе мужчину, – твердо заявила принцесса.
Дагмар вздохнул, но губы его дрогнули в улыбке.
– Надеюсь, Альба, ты сделаешь то, что лучше для Сейлока, – пробормотал он. – Ты нам нужна.
– Сделать лучше… как Байр? – тихо спросила она.
Имя Байра было для нее незаживающей раной. Он уехал больше трех лет назад, но Дагмар знал, что Альба каждый день по нему скучает. Знал, как она боится, что больше никогда не увидит его.
– Как Байр, – согласился хранитель.
Он подумал, что ей пора присоединиться к девочкам в храмовом саду, подставить лицо лучам ласкового солнца, но Альба не трогалась с места.
– Ты всегда хотел быть хранителем, Дагмар? – спросила она.
– Да. Всегда.
– Мой отец говорит, что тебе следовало стать воином своего клана, воином Сейлока. Что такие мужчины, как ты, должны сражаться, а не молиться. Такие мужчины должны плодиться. Вот что он говорит.
Поперхнувшись, Дагмар осенил свой лоб звездой Сейлока, напоминая себе, что он служитель богов и Альба в сущности еще ребенок. Она снова едва не заставила его рассмеяться.
– У каждого из нас есть цель, и моя заключается в том, чтобы никогда не воевать, – спокойно ответил Дагмар.
– И не плодиться?
– И не плодиться, – подтвердил он, едва сдерживая улыбку.
– Байр рассказывал, как ты угрожал мастеру Айво убить себя, если он откажется принять тебя в храм. Что, если я откажусь, чтобы меня куда-то выдавали? Я не хочу замуж за короля. Даже ради Сейлока.
– Почему? – изумился Дагмар.
Девочки постоянно говорили, как станут матерями и королевами, хозяйками собственных домов и своих судеб, свободными от ограничений храмовой жизни.
– Я хочу Байра, – решительно заявила Альба, твердо глядя на хранителя.
У Дагмара замерло сердце.
– Когда я стану женщиной, он вернется, – прошептала Альба. – Конечно же, я смогу выйти замуж за него. Бог лучше, чем король.
– Ох, детка, – вздохнул Дагмар. – Это невозможно.
– Почему? – с надрывом спросила она.
– Потому что…
Дагмар не мог сказать девочке, что Байр приходится ей сводным братом. Эти слова не должны были слетать с его губ. За них его могли убить. Но важнее было то, что Дагмар в них больше не верил. Дездемона сказала, что у Банрууда будет только один ребенок. Постепенно Дагмар пришел к заключению, что Аланна завела себе любовника и по неосторожности родила дочь. Никогда неверность жены не приносила такой выгоды мужу. Но Дагмар никогда бы не рассказал об этом.
– Потому что Байр не бог… и не король. А ты должна выйти замуж за короля, Альба. Твоим мужем станет мужчина не из Сейлока, – объяснил Дагмар.
– Почему? – настойчиво и даже зло повторила Альба.
– Потому что нам нужно больше дочерей, иначе кланы Сейлока в конце концов перестанут существовать.
Люди Долфиса никогда не называли его Байром. Ему не хватало звука собственного имени, иногда он нашептывал его себе, перекатывал слово на языке и вспоминал того мальчика, который жил на горе. Его называли вождем или Долфисом. По его мнению, это не сильно отличалось от «мальчика из храма». Дед тоже называл его вождем, причем с гордым блеском в глазах. Это напоминало Байру, чего от него ждут, и он не сильно расстраивался. Раз люди зовут его вождем или Долфисом, то, по крайней мере, не нужно представляться. Он упорно трудился, еще упорнее сражался и любыми способами избегал разговоров. Когда не воевал, возделывал землю или закидывал сети, а то и охотился в холмах. Он предлагал свою силу, выносливость и готовность служить клану где только можно, потому что ему больше нечего было предложить.
Он жил в крепости ярла и спал на огромной постели вождя клана. По стенам висели шкуры и рога животных, добытые не им. После Дирта осталась жена, Дурсула из Долфиса, которая жила в крепости с тех пор, как в шестнадцать вышла за Дирта, то есть уже больше тридцати лет. В кланах новые ярлы заботились о семьях своих предшественников, и Байр велел Дурсуле остаться в крепости. Она пережила мужа и сыновей, а ее дочь стала взрослой и тоже оставила мать. У Байра не было женщины, он не имел семьи в Долфисе, кроме Дреда, и радовался присутствию Дурсулы. Она вела хозяйство в доме, в котором Байр жил, но никогда не называл домом, и старалась заменить ему мать, хотя у него никогда не было матери. Дурсула нравилась Дреду, и по этой причине дед проводил в крепости много времени. Это тоже устраивало Байра. Пустые покои и уединение вызывали чувство одиночества, а оно влекло за собой мысли о тех, кого он оставил.
Во многом Дред оказался прав. Байр полюбил Долфис, полюбил его народ и, хотя старался не задерживаться на мыслях о дяде, видел его в деде, в упрямой посадке головы, широких плечах и крупных руках Дреда. Иногда Байр оговаривался и называл Дреда Дагмаром, и тот смеялся, качая головой, и это тоже напоминало Байру вырастившего его человека.
Миновал день рождения Альбы. Прошел год. Другой. Третий. Каждый год Байр слал гонца из Долфиса на Храмовую гору, чтобы доставить письма для всех и подарки ко дню рождения принцессы. Восемь замечательных павлиньих перьев. Девять кусочков хрусталя с Шинуэя. Десять серебряных браслетов. Одиннадцать шелковых платков с торгового корабля, выброшенного на берег. Она всегда отвечала ласковыми словами благодарности и посланием. Байр перечитывал его и видел Альбу как наяву. Она всегда писала лучше Байра, и ей всегда было что сказать. Байр ужасно скучал по ней. Дагмар тоже постоянно слал письма, полные вестей про храм и девочек, живущих за его стенами. Когда Альбе исполнилось одиннадцать, хранитель прислал очередное письмо, читая которое Байр так заскучал по дому, так затосковал, что насилу дочитал до конца.
Мой Байр!
Мы все живем ради твоих писем. Что до твоих подарков, то ты посеял ожидания, которые, боюсь, в ближайшие годы вызовут трудности. Что ты станешь делать, ведь число лет увеличивается? Впрочем, пока я поражаюсь твоей изобретательности. У нас все благополучно, как и следовало ожидать. Дочери растут и учатся, и я черпаю в них радость, как черпал в тебе.
Башти тоскует по жизни за пределами горы. Она мастерица по переодеванию и всяческим проделкам и уже с десяток раз сбегала из храма. Ее темная кожа вызывает подозрения, но, подобно Тени, чья кожа еще более заметна, она научилась приспосабливаться и смешиваться с толпой, когда это необходимо. Она заявляет, что вернется в Бомбоску, когда вырастет. Может, ее и называют Башти из Берна, но она не ощущает принадлежности к клану. Боюсь, Бомбоска окажется не тем, что она себе воображает. Так всегда бывает. Но сейчас она принадлежит Сейлоку, и неважно, понимает она это или нет. Я пришел к убеждению, что дом – это вовсе не место. Дом внутри нас. Дом – это люди, которых мы любим. Дом – это то, к чему мы стремимся.
Башти родом из Бомбоски, но Бомбоска не для нее. В глубине души Башти это знает, потому что, когда убегает, всегда возвращается назад. Элейн из Эббы уже настоящая женщина, стоит посмотреть, как она красива и добра. Единственный раз она выразила непокорство два года назад, когда отказалась стричься. Ты, наверное, помнишь, у нее великолепные рыжие волосы. Она обещала заплетать их в косу и туго оборачивать вокруг головы, так что они не будут притягивать взгляд. Остальные девочки быстро последовали ее примеру, и теперь все заплетают косы и укладывают их на голове венцом. Даже Тень перестала обрезать волосы, и они обрамляют ее голову белой короной. Боюсь, это не совсем то, что стриженая голова, но новые прически им так идут, что Айво разрешил. С тех пор, как ты уехал, Юлия из Йорана взяла на себя защиту девочек. Она потребовала, чтобы дочери учились владеть мечом, и они занимаются каждый день. Айво с превеликой охотой одобрил это начинание. Как тебе хорошо известно, все хранители, даже пожилые, должны уметь защитить храм.
В нашей среде мы никогда не пренебрегали воинскими умениями и обязаны научить этому и девочек. Смотрю, как они ворочают тяжелыми мечами, и вспоминаю, мой Байр, как ты ребенком махал своим клинком, повторяя движения хранителей во время упражнений, как участвовал в поединках с королевскими стражниками, такой маленький, но ловкий и сильный. Ты, наверное, вырос с того дня, когда мы в последний раз виделись. Лиис из Лиока изредка нам поет. Она присоединяет свой голос к нашим, и мы все начинаем петь тише, чтобы слышать ее, но поет она нечасто. В ее пении дивная сила. Думаю, Лиис пугается ее. У юной Лиис в жилах течет кровь рун. Но быть хранителем с кровью рун – значит взвалить на себя большую ответственность. Пока мы не обременяем ее запретными знаниями. Если Лиис и впрямь суждено стать хранительницей, то ей придется посвятить жизнь храму, а на такое решиться нелегко. Мы не станем принуждать ее.