И под сенью теней, под негромкий шум водопада она успокоила его и заставила хоть ненадолго поверить в это.
25
КОРОЛЬ НЕ ВЕРНУЛСЯ. Ни через день, ни на следующий. Окрестности храма начали заполняться палатками и повозками торговцев, намеревающихся распродать свой товар за время состязаний. Не прошло и суток, как гору наводнили люди из кланов, и праздничная кутерьма, сопровождавшая королевский турнир, завертелась без короля. Храм распахнул ворота перед путешественниками, совершавшими ежегодное паломничество с целью вознести в его стенах молитвы богам. Хранители выслушивали жалобщиков, кающихся в преступлениях и приговоренных. Приехали трое ярлов – Айдан из Адьяра, Лотгар из Лиока, Йозеф из Йорана, – и Байр лично встретился с каждым из них. Уже распространились вести, что на берегах Берна высадились северяне, однако каждый ярл получил от короля заверения, что приняты меры для заключения соглашения, которое позволит избежать войны. По словам Дреда, в Долфисе таких заверений не получали. На закате второго дня прибыл Элбор; он сразу окружил себя вооруженной охраной и делал все возможное, чтобы не общаться с остальными ярлами. Бенджи из Берна отсутствовал.
Альба приветствовала толпу, подняв руки и гостеприимно улыбаясь. Она объявила открытие турнира для «всего народа Сейлока, его кланов и их цветов», и в голосе ее не прозвучало ни страхов, ни беспокойства. Байр наблюдал за ней с гордостью и благоговением. Люди называли ее принцессой Альбой, как привыкли, и бросали к ее ногам цветы, потому что любили. В начале каждого состязания она желала участникам «мудрости Одина, силы Тора и благословения от Отца Сейлока», и люди так старались, будто все три ее пожелания сбылись.
Уже на четвертый день турнира, далеко за полдень, со сторожевой башни прозвучал одинокий рог и раздался крик:
– Король вернулся! Готовьте гору для его величества, короля Сейлока Банрууда!
От королевской деревни и до Храмовой горы одна труба передавала сигнал другой, и пение каждой заканчивалось высокой вопросительной нотой. Приближаясь к горе, эти звуки становились все громче. Со стен замка им вторило пение рогов, подтверждающих, что послание услышано.
Все вокруг кишело людьми из кланов и жителями деревни, но состязания разом прекратились. Народ бросился к воротам, усеял склоны холма. Ни один клан не желал, чтобы его обвинили в неуважении к его величеству, и за считаные минуты дорогу обступили люди. Айдан, Лотгар, Йозеф, Элбор и Байр стояли на ступеньках дворца, самые доверенные воины держались за спинами ярлов. Хранители по обычаю в честь приезда монарха выстроились на ступенях храма. Среди людей, одетых в лиловое, пять дочерей выделялись только венцами из кос.
Королевская стража принялась расчищать просторный внутренний двор между храмом и дворцом, тесня любопытных на лужайки и участки вытоптанной земли, освобождая место для короля и его свиты. Возвращение монарха во время турнира вызвало непривычную для королевских стражников неразбериху, и в давке некоторые зрители валились с ног. Из-за стен, окружавших Храмовую гору, через ворота донесся нарастающий ропот. Казалось, толпу накрыла волна изумления, и уже передавались из уст в уста какие-то догадки и предположения.
Снова донеслись звуки рога, предупреждающие о приближении короля к воротам, и Альба поднялась на верхние ступени дворца во всех регалиях. Турнир она открывала в скромном белом платье и простом золотом ободке на лбу. Ясно, что Банрууд рассчитывал на более торжественную встречу. Венец принцессы представлял собой уменьшенную копию короны ее отца. Каждый из шести зубцов был украшен у основания и в навершии драгоценными камнями, соответствующими цветам кланов. Изумруды для Адьяра, рубины для Берна, сапфиры для Долфиса, оранжевые турмалины для Эббы, коричневые топазы для Йорана и золотистые цитрины для Лиока. Черный глянец ее королевской мантии, отороченной белым кроличьим мехом, не только контрастировал со светлыми волосами принцессы, но и подчеркивал сочетание темных глаз с золотистыми локонами. Ярлы и воины подвинулись, уступая дорогу, чтобы Альба могла сойти по ступеням, но она остановилась среди них. Байр стоял слева от принцессы, а ее дядя, Айдан из Адьяра, справа.
Альба не взглянула на Байра, но от ее прямой спины и всей стройной фигуры веяло напряжением. Лицо было сосредоточенно, руки прижаты к бокам; она не суетилась, не пускалась от волнения в болтовню, не крутила головой, не вытягивала шею. Должно быть, корона давила на голову, но Альба спокойно смотрела перед собой, ожидая, когда король со свитой въедет в ворота и предоставит ей возможность приветствовать его.
С тех пор как приехал Байр, они очень мало спали. По ночам убегали за стены, где тьма служила им укрытием и они могли плавать, летать и касаться друг друга, не боясь любопытных глаз и длинных языков. Им не хотелось признавать, что приходится прятать свои отношения, но оба понимали это. Байр обещал Альбе, что обратится к королю, когда тот вернется, поклонится ему и поклянется отдать все свои силы Сейлоку ради ее руки. Он едва заметно повернул голову, чтобы видеть сверкающую корону Альбы и волосы, рассыпавшиеся по черной мантии. Этих волос он касался. В эти волосы он запускал пальцы, целуя ее губы.
Во время поцелуев она не была столь сосредоточенна, спокойна и молчалива. Они так много целовались, что у нее воспалились губы, а нежная кожа шеи горела из-за соприкосновения с его обветренными щеками. Он сгорал от любви, изнемогал от страсти и, хотя он не передал ей свое семя, ни в чем другом не отказывал. Он наполнял локонами волос Альбы свои ладони, покоил лицо на ее нежном теле, целовал мягкую кожу ее груди и гладил бедра, а она что-то лепетала в сладкой истоме. Когда она в ответ ласкала его, то смотрела широко открытыми глазами, а он стонал, моля о пощаде. И она щадила и отпускала его, и Байр падал на колени, лишенный сил, но будто заново рожденный.
С момента своего возвращения на гору Байр думал только о ней. Не о клане, не о долге, не о цели приезда. Только о ней. Его не заботили северяне и их длинные корабли в заливе Гарбо. Он не вспоминал о нападении на Шебу или бое в Истландии. Когда на турнир прибыл Дред с горсткой воинов, вооруженных, бдительных, Байр вернулся к своим обязанностям с той спокойной уверенностью, к которой они привыкли, но сердце его и мысли были не с ними. Впервые в жизни он отдался собственным желаниям, все остальное отступило в туманную даль. Дни он проводил с хранителями или своими людьми, спал урывками, на заре и по вечерам, а ночи посвящал Альбе.
Теперь, стоя рядом с ней, так близко, что можно было коснуться нежной щеки и тонкой шеи, он горевал лишь о том, что с подобными ночами покончено. Он сделал бы все, лишь бы обладать ею. Ради нее он отказался бы от власти. Но в глубине души, где обитала честность и теплилась надежда, он знал, что этого будет недостаточно.
Сквозь пелену своей влюбленности Байр сумел заметить, что люди, вытесненные с центральной части внутреннего двора, начали оглядываться, показывать пальцами, хвататься друг за друга и даже прятаться. Как-то сразу стряхнув с себя туман любовного опьянения, Байр вернулся к суровой действительности. Страх за Альбу, за весь Сейлок проснулся, зашевелился в груди и принялся распрямляться во весь рост.
– Он привел на Храмовую гору северян, – зарычал Адьяр.
Лотгар выругался, изрыгнув поток непристойностей, перерастающий в рев, но их приглушил недовольный гомон толпы.
– Это король Гудрун, – сказала Альба низким мрачным голосом, словно ее тоже грубо вырвали из прекрасного сна.
Король Гудрун тоже чернил глаза, как хранители, только его волосы свисали за спину грязными прядями, а на макушке были собраны в узел, пронзенный костями животных, чтобы не падали на глаза. Его люди украшали свои прически похожим образом. Все были одеты в кожаные штаны и рубахи, усеянные металлическими шипами. За плечами висели мечи, к сапогам длинными кожаными ремнями крепились кинжалы. Они ездили на рослых тяжелых лошадях с широкими спинами, толстыми ногами, огромными копытами и головами. Такие кони и годились для таких людей, ибо северяне поражали своим ростом. Бозл не преувеличил, когда сказал, что все они размером с Байра.
– Мой народ. Моя дочь. Мои ярлы. Мои хранители, – загремел Банрууд, воздев руки и призывая толпу к вниманию. – В духе мира и взаимного понимания я привез короля Северных земель Гудруна посмотреть наш храм и принять участие в турнире. Мы приветствуем короля и его людей так же, как приветствовал меня их народ. Нам нужны сильные союзники. Возможно, это первый из множества подобных визитов.
Люди возбужденно зашептались; никто не выкрикивал издевательств, не свистел, но и ликования не наблюдалось. Никто не кричал от радости и не размахивал разноцветными флагами.
По ступеням дворца спустилась Альба. Чувство долга требовало учтиво приветствовать гостей. Вместе с ней двинулся вперед Байр, не желая оставлять принцессу наедине с чужеземцами и их, по общему мнению, жестоким королем. Айдан, по-видимому, придерживался того же мнения и не покинул племянницу. Йозеф с Лотгаром решили не отставать, и так они вышли на середину двора, чтобы представить принцессу Сейлока королю Северных земель. Оказавшись в одиночестве, Элбор поспешил присоединиться к ним, хотя и держался за спиной Лотгара. Бенджи из Берна сидел на коне позади короля в окружении небольшой группы своих людей. Байр так и знал, что Бенджи окажется там, где и король.
Когда Альба приблизилась, король Банрууд соскочил с коня с легкостью и проворством молодого человека. Его волосы побило сединой, но в остальном он не изменился. И когда Банрууд встретился взглядом с Байром, его глаза смотрели все так же отчужденно и неумолимо.
– Отец, благодарю Одина за твое благополучное возвращение, – сказала Альба, на шаг отступив от ярлов, и прижалась невидимой звездой на своем лбу к протянутой руке Банрууда. Повернувшись к королю Севера, она сделала глубокий книксен и грациозно выпрямилась. – Король Гудрун, мы приветствуем тебя.