Байр раскрыл глаза, и Айво растаял в увядающей листве и сучковатых ветвях. Вместо лица короля над ним плыло небо, иссеченное на куски кроной дерева. Каменный пол святилища стал мягкой, поросшей травою землей, и боль Айво сменилась тоской пробуждения и тревожной действительностью.
Рядом журчал ручей, ночь полнилась щебетанием и жужжанием лесных жителей. Он уснул в глубине Храмового леса, прислонившись спиной к дереву, упершись локтями в колени и спрятав лицо в ладони.
На лоб упали волосы, и он вздрогнул, решив, что по лицу бежит паук. Байр еще не привык к прикосновению не заплетенных в косу волос. Холодными ладонями он провел по коротким вьющимся локонам, собираясь с мыслями и смахивая все, что могло попасть в волосы за время сна. Руки замерзли, тело окоченело, и он с трудом поднялся на ноги. Он прислонился к дереву, выжидая, пока согреется и окончательно проснется. Саднило предплечье, и он выставил его на лунный свет, разглядывая рубцы, будто выжженные на коже в нескольких дюймах выше запястья.
В первой руне встречались и завязывались узлом две прямые, затем они расходились, в итоге образуя крест. Вторая представляла собой путаницу яростных линий и переплетенных символов, заключенных в кольцо из змеи, кусающей собственный хвост. Верховный хранитель пометил Байра, отыскав во сне и начертав руны на его коже. Без сына нет дочери.
Луна сместилась. Заржала лошадь, и под деревьями послышался мягкий топот шагов. Байр застыл. Он ждал, устремив взгляд в сторону приближающихся звуков. Сначала возникла одна фигура, потом другая, третья. Через Храмовый лес пробиралась целая вереница теней. Один человек прошел так близко от дерева, что от дыхания Байра едва не зашевелились спутанные волосы на голове незнакомца. На одежде и в ушах чужака побрякивали кости, и только это не позволило ему расслышать, как колотится сердце Байра. Северяне. Десятки северян под покровом темноты двигались к горе. С ними шла горстка воинов из Берна. Некоторых Байр узнал. Длинные тугие косы позволяли отличить их от разбойников из Северных земель.
Байр ждал, пока из поля зрения не исчез последний воин. Лес облегченно вздохнул. Опасность миновала, и снова послышались звуки ночи. Тогда он пошел вслед за северянами.
30
СЕВЕРЯНЕ ОСТАНОВИЛИСЬ У КРОМКИ Храмового леса, на восточной стороне королевской деревни. Здесь заканчивалось скопление домов и начинались заросли. Пока они отдыхали, по очереди неся караул, наступил рассвет. Байр не мог подобраться ближе, чтобы пересчитать людей, но их было не меньше сотни. Сотня воинов с топорами и щитами продвигалась к горе, и вели их воины из Берна. У Гудруна за стенами имелось еще человек пятьдесят. На горе скопились старики и молодежь из разных кланов. По большей части воинами они не были. Даже не знали, наверное, как меч держать в руках. Ста пятидесяти закаленных северян хватит, чтобы посечь их всех. Но ярлы кланов и многие их воины все еще внутри храмовых стен. И их не меньше, чем северян. На первый взгляд, бессмысленно атаковать гору, когда там собрались воины Сейлока. Однако войско северян стояло у опушки леса, внимательно рассматривая Храмовую гору.
Когда колокола пробили полдень, жители деревни стали покидать жилища и подниматься на холм, чтобы присутствовать на заключительном дне турнира. Ворота были распахнуты настежь, гостеприимно ожидая всех желающих. На стенах развевались флаги, и даже издалека Байр расслышал пение труб, означавшее начало схватки. Потом будет застолье, и селяне не вернутся в деревню дотемна. Все в одном месте, пьяные и веселые, успокоенные замужеством своей принцессы, уверенные, что войны удалось избежать.
Руна на руке Байра начала пульсировать. Байр ползком обогнул вражеский лагерь. Северяне чего-то ждали. Они не крались к холму, не посылали наблюдателей и разведчиков. Не жгли костров, не хохотали и не разговаривали. Они ждали, изредка обменивались тихими замечаниями, точили оружие и по очереди спали. Байр не сомневался, что ждут они короля Гудруна, но не мог определить наверняка, что это – простая мера предосторожности или подготовка к нападению. Людей на горе нужно предупредить. Он всех их бросил. Он бросил Альбу.
Гору он покидал в тупом оцепенении, чувствуя себя выпотрошенным и расчлененным, скорее ходячим мертвецом, чем живым человеком. Сейчас он мог бы вернуться через лес и подняться на холм по южному склону, но не хотел бросать наблюдательный пункт. Он боялся, что, пока будет карабкаться сзади, северяне ударят спереди. И их слишком много, чтобы справиться самому. Байр обладал недюжинной силой, однако не был неуязвимым. Но если противник бросится на ворота, а он окажется у него в тылу, то сумеет нанести урон и замедлить продвижение врага.
День клонился к вечеру, и тут снова зазвонили колокола – полнозвучно, неторопливо и совершенно неожиданно. Бом, бом, бом, бом, бом. Они не отмечали часы, не подавали сигнал тревоги. Рукопашная схватка давно закончилась, праздничный пир шел полным ходом. Но колокола продолжали звонить. Байр помрачнел – ему вспомнился погребальный звон в день смерти Аланны. И тут он понял. Колокола звонили в честь свадьбы.
Словно дождавшись сигнала, северяне начали небольшими группами перебегать в деревню. Минуя загоны для скота, они крадучись пробирались в пустые дома. Байр не сомневался, что, если кто-то из хозяев и оставался внутри, с ними быстро покончили. В лесу северян становилось все меньше и меньше, и скоро Байр оказался в одиночестве. Потом трубы пропели прощальный сигнал, и Байр бросился вперед.
Цветы со столов собрали и разбросали по брусчатке внутреннего двора. Альба с Гудруном спустились по ступеням храма под радостные крики гостей, размахивающих цветами кланов. Снова полилось вино, а Альба занялась приготовлениями к отъезду. Розовое платье сменилось дорожным. Длинные волосы пришлось заплести в косу, чтобы не путались на ветру и не собирали пыль по дороге в Берн, откуда длинные корабли северян унесут их за море.
Одновременно с толпой провожающих над Храмовой горой начали собираться и тени, хотя до заката оставалось еще много времени. Рукопашная схватка закончилась давным-давно, но мало кто прекратил возлияния. Веселье будет продолжаться, пока люди не напьются до упаду. Так всегда бывало по окончании турниров. Королевский очаг, знаменующий присутствие дочерей Фрейи, продолжал посылать в небо клубы дыма, хотя Альба очень надеялась, что они благополучно убежали. Королевская стража снова окружила храм, двери для посетителей закрылись. Казалось, никто этого не заметил. Никому не было дела.
С ней уезжала горстка престарелых дам и одряхлевших слуг – скромная свита, сопровождающая ее в новую жизнь. Многие из них плакали так, будто их осудили на смерть. Король Банрууд стоял на ступенях дворца, желая гостям доброго пути; по обе стороны от него заняли место усталые стражники. Весь внутренний двор заполнили пьяные, и казалось, что северянам не терпится уехать отсюда.
Ярлы северных кланов – Берна, Адьяра и Лиока – ехали с Альбой до самого порта. Им предстояло убедиться, что соглашение выполнено полностью. С каждым ярлом отправлялся отряд из его клана, и воины уже сидели на конях; многие из них принимали участие в рукопашной и морщились от полученных ушибов. Ни один не выглядел пригодным для длительной поездки, а некоторые просто покачивались в седле.
Айдан ехал справа от Альбы, Лотгар слева, а Бенджи во главе колонны. Его плечи в наброшенной медвежьей шкуре сутулились, будто он уже наполовину спал. За ним следовал Гудрун; его люди разделились на два отряда – головной и замыкающий. Их вроде бы стало меньше, и Альба равнодушно подумала, что часть их, возможно, ускакала вперед готовить лагерь. До ночи оставалось несколько часов, и в этот день они не могли уехать далеко.
Альба выехала из ворот не оглядываясь. Трубы пропели на прощание в последний раз. Она боялась, что потеряет самообладание, если посмотрит назад, поэтому неотрывно глядела вперед – слепая, глухая, онемевшая.
Она не заметила, как Айдан внезапно остановил коня.
– Стой! – закричал он тревожно, но колонна продолжала двигаться, а северяне принялись ворчать и уговаривать его.
Трубы, сделав свое дело, молчали, а лошади ускорили шаг, спускаясь по склону холма. Несколько человек из кланов высыпали из ворот, провожая процессию, и решетку не опускали – входи, кто хочешь.
Процессия находилась на полпути к деревне, когда над соломенной кровлей ближайшего дома заклубился дым. Тут же загорелась стоявшая за ним хижина. Послышались треск и шипение пожара. Еще три строения охватил огонь.
От деревни вверх по дороге побежали фигурки людей. Они будто спасались от преследующего их пламени.
– Это не жители деревни! – кричал Айдан, натягивая поводья.
– Закройте ворота! – взревел Лотгар, но воины Гудруна уже напали на людей из кланов и рубили их направо и налево.
Бенджи пал от топора, так до конца и не проснувшись. На холм надвигались клубы дыма и войско северян, прятавшееся в пустой деревне.
– Рассеяться! – завопила Альба и, используя свою силу, приказала лошадям брыкаться, скакать и сбрасывать седоков, словно их тоже охватил огонь.
Взбесившиеся кони временно отвлекли людей Гудруна, и Альба соскользнула с седла. Ее лошадь с пронзительным ржанием понеслась навстречу наступающей орде. Подобрав юбки и крича, Альба бежала к воротам. На стенах дворца не стояли лучники, часовые не оповещали о нападении. Горны свое оттрубили, и их отложили в сторону, чтобы снова взяться за выпивку.
– К воротам! – крикнул Гудрун, приказывая своим людям возвращаться.
Он сумел усидеть в седле, и Альба слышала, как король северян гонит жеребца вверх по склону, нагоняя ее. «Стой, стой, стой!» – умоляла она коня, и тот начал противиться седоку. Гудрун ругался, жеребец протестующее ржал. Альба оглянулась посмотреть, далеко ли преследователь, и увидела, как он хлещет коня и вонзает каблуки в бока животного, заставляя двигаться вперед. Дорога позади Альбы была усеяна телами и залита кровью. Ей показалось, что она заметила Айдана среди тех воинов Сейлока, что продолжали сражаться, но большая часть северян, обогнув эту группу, бежала вверх по холму, чтобы ворваться в ворота.