Когда в Городе стало известно о начавшемся марше Суллы, сенат и сторонники реформаторов, судя по всему, не стали обвинять друг друга в таком обороте дел[262], а сплотились перед лицом возникшей угрозы[263]. Навстречу армии patres выслали двух преторов[264], Брута и Сервилия[265], которые, по словам Плутарха, должны были запретить консулу двигаться дальше. «Преторы говорили с Суллой слишком дерзко, и воины, кинувшись на них, хотели их растерзать, но только изломали ликторские розги, сорвали с преторов окаймленные пурпуром тоги и после многих оскорблений отослали их назад» (Plut. Sulla 9. 4-5)[266].
Рассказ этот весьма интересен. С одной стороны, не отрицается, что воины позволили себе «вольности» в отношении преторов, но, с другой, делается попытка оправдать их поведение — Брут и Сервилий разговаривали слишком дерзко (θρασύτερον). Имеется в виду, очевидно, «запрет» Сулле продолжать поход (άπαγορεύσοντας αύτω βαόίζειν). В каком бы трудном положении ни находились преторы (судьба убитых военных трибунов говорила о многом), ответ, согласно практике сената, мог быть один: patres не могут ничего обсуждать с Суллой, пока он не прекратит враждебных действий (в идеале предполагалось сложить оружие, но армия нужна была для войны с Митридатом). Это, разумеется, не запрет как таковой, тем более что глагол άπαγορεύω допускает перевод «отговаривать», «разубеждать» (см. Дворецкий I, 1958, 182), но в данном контексте речь, конечно, идет все-таки о первом его значении, чему, вероятно, и служило сведение к минимуму содержания речи преторов. Весьма кратко передан и ответ Суллы — он заявил, что идет освободить отечество от тиранов[267]. Реакция Брута и Сервилия (а она наверняка последовала) в источнике не отражена. Поскольку Сулла не добился главного — обещания вернуть ему командование, то поход продолжился, а преторы, претерпевшие унижение от воинов, вернулись в Рим, произведя своим видом тяжелое впечатление (Plut. Sulla 9.4) — прежде всего, очевидно, на сенаторов. Если верить Аппиану (ВС. I. 57. 254), двум следующим посольствам сената Сулла вновь заявил, что идет освобождать Рим от тиранов, хотя обращение его воинов с преторами этому лозунгу вопиющим образом противоречило (Ingrisch 2007, 39). Судя по не вполне внятному тексту Аппиана, консул выдвинул условие компромисса: пусть сенат соберется на Марсовом поле, и в его заседании примут участие Марий и Сульпиций, а Сулла подчинится его решению. Любопытно, что консул, ссылавшийся на тираническое поведение своих врагов, предлагал сенату собраться на Марсовом поле, т. е. за пределами померил — там, где он мог оказывать давление на сенат с помощью армии, не говоря уже о возможности расправиться с Марием и Сульпицием. Кроме того, patres не могли отменить решение комиций о назначении Мария. Тем самым Сулла либо не стремился к урегулированию вообще, либо (что более вероятно) давал понять, что мнение комиций в данном случае его не интересует, т. к. распределение провинций — прерогатива сената. После третьего посольства, если верить Аппиану, к Сулле присоединился Помпей Руф[268], выразивший ему полное одобрение, что и понятно, особенно если учесть убийство сына Помпея людьми Мария и Сульпиция[269]. Поддержка со стороны коллеги, несомненно, укрепила позиции Суллы и, возможно, подтолкнула его к штурму Рима, а не к переговорам с patres, Марием и Сульпицием[270].
В источниках сохранился лишь один рассказ о том, что происходило в то время в сенате: консуляр и цензорий М. Антоний призвал Мария и Суллу сложить оружие (Marcus Antonius censorius orator et augur in senatu suadebat ut Marius et Silla arma deponerent (Bern. Scho . ad Luc. II. 121, p. 57 U)[271]. Отнести этот эпизод иначе как к событиям 88 г. невозможно. По мнению А. Кивни, предложение Антония побудило сенат направить новое посольство к Сулле (Keaveney 1983b, 67). Исключить такую возможность нельзя, но не более того, поскольку неясно, в какой момент кризиса Антоний выдвинул свой проект урегулирования[272]. Решения предложить Марию, Сульпицию и их людям разоружиться, судя по всему, не было принято — оно лишь обострило бы ситуацию, не говоря уже о его невыполнимости. В то же время нет и сколь-либо серьезных оснований полагать, будто действия сената контролировались Марием и Сульпцием, как иногда считают вслед за Плутархом[273].
Последнее посольство сената[274] встретилось с Суллой у места, которое у Плутарха названо Πικηνας или Πικίνας и обычно заменяется учеными на Πικτάς, т. к. топоним Пикены или Пикины неизвестен[275]. Послы просили консулов прекратить продвижение войск, обещая, что «сенат восстановит справедливость, приняв соответствующие решения» (Plut. Sulla 9.9). Согласно Аппиану (если его слова относятся именно к этим событиям), предлагалось не подходить к Городу ближе, чем на 40 стадиев[276] (= 5 римских миль)[277]. Сулла обещал удовлетворить эти пожелания, однако после ухода послов продолжил марш — по словам Аппиана (ВС. I. 57. 255-256), Марий и Сульпиций лишь пытались выиграть время для подготовки к обороне, чего Сулла не хотел им позволить[278]. Кроме того, тем самым подчеркивается, что хозяевами в Риме были Марий и Сульпиций, а не сенат. Плутарх, который в этом месте начинает излагать события в антисулланском духе, ни о чем подобном не пишет. Однако не исключено, что Марий и Сульпиций все же рассчитывали укрепить оборону или хотя бы выторговать у сената какие-то уступки, чтобы выйти из сложившейся ситуации, сохранив лицо. Для компромиссного решения нуждались во времени и patres.
Так или иначе, Сулла выслал вперед легион под командованием Луция Минуция Басила[279] и Гая Муммия[280], которые взяли под контроль Эсквилинские ворота и прилежащий участок стены, тогда как легион Помпея Руфа овладел Коллинскими воротами. Третий легион захватил деревянный мост через Тибр[281], еще один остался в резерве, а с двумя Сулла подоспел на помощь Басилу и Муммиф[282], которых начали теснить горожане. Он лично начал поджигать близлежащие дома[283], или, как пишет Аппиан, этой мерой лишь пригрозили (ВС. I. 58 . 2 5 8)[284]. Одно сообщение другому, в сущности, не противоречит, т. к. у Плутарха не сказано, начался ли пожар. Вполне возможно, Сулла ограничился лишь приказами, горожане же, услышав их, прекратили сопротивление во избежание худшего. Но тут в дело вступили отряды Мария, Сульпиция и их соратника Публия Альбинована (ВС. I. 58. 259; Flor. III. 21. 7). Они начали теснить врага на Эсквилинском холме, однако Сулла будто бы бросился в бой со знаменем и воодушевил своих солдат (возможно, тот же эпизод, когда он бросился поджигать дома), а заодно вызвал резервы, часть же сил отправил в обход по via Suburrana. «Отряд Мария плохо сражался с напавшими на него свежими войсками, боясь быть окруженным шедшими в обход его (οι δ’ άμφί τόν Μάριον πρός τε τούς έπελθόντας άκμήτας άσθενώς μαχόμενοι)» (Αρρ. ВС. I. 58. 260-262). Оттесненные к храму Земли, Марий и Сульпиций «стали созывать на бой всех прочих граждан [...], обещали свободу рабам, если они примут участие в бою. Когда ни один человек к ним не явился, они все в отчаянии тотчас же бежали из Города, и вместе с ними же из числа знати те, которые действовали заодно с ними» (Арр. ВС. I. 58. 262-263). Возможно, Аппиан в этом месте пользовался двумя источниками разной направленности, не примирив их сообщений — он пишет о бегстве воинов Суллы от людей Мария и тут же заявляет, будто последние плохо сражались (άσθενώς μαχόμενοι). Очевидно, они просто не могли противостоять на равных опытному, организованному, хорошо обученному, вооруженному, не утомленному боем и отлично знавшему, за что он сражается, врагу. Последним очагом сопротивления, если верить Флору и Орозию, стал Капитолийский холм. Но и оттуда марианцы были быстро выбиты. Вполне возможно, что упоминаемого обоими авторами серьезного боя за Капитолий, учитывая превосходство Суллы, не было. Перед нами обычное риторическое преувеличение[285], тем более что оба автора писали спустя несколько веков после событий. Марий, Сульпиций и их сторонники, как уже говорилось, скрылись. Сулла же свернул на via Sacra, где принародно наказал[286] попавшихся ему мародеров (διαρπάζοντας)[287], а затем расставил караулы. Город оказался в его руках.
МЕРОПРИЯТИЯ СУЛЛЫ В РИМЕ
Однако взятие Рима было лишь частью задачи — консулам требовалось узаконить свои действия. Не вполне ясно, кого первыми собрали они на следующий день, сенат или народ. В пользу сената как будто бы говорит сообщение Плутарха (Sulla 10.1), в пользу народа - Аппиана (ВС. I. 59. 265). Однако Плутарх не уточняет,