Диодор (XXXVIII. 4. 1) пишет, что победители перед вступлением в Рим приняли решение убить всех наиболее выдающихся из числа своих врагов (τούς έπιφανεστάτους των εχθρών... πάντας άποκτείναι). По-видимому, речь шла о том, что у Мария, Цинны и их приверженцев были свои пожелания, и они обсуждали с товарищами, насколько допустимо их исполнение.
Саму расправу античные авторы описывают с рядом существенных расхождений. Вот что рассказывает Аппиан: «Тотчас же рассыпались во все стороны сыщики и стали искать врагов Мария и Цинны из числа сенаторов и так называемых всадников. Когда погибали всадники, дело этим и кончалось. Зато головы сенаторов, все без исключения, выставлялись перед ораторской трибуной. Во всем происходившем не видно было ни почтения к богам, ни боязни мести со стороны людей, ни страха перед мерзостью таких поступков. Мало было того, что поступки эти были дикие; с ними соединились и безнравственные картины. Сначала людей безжалостно убивали, затем перерезывали у убитых уже людей шеи и, в конце концов, выставляли жертвы напоказ, чтобы устрашить, запугать других, или просто, чтобы показать нечестивое зрелище (κατάπληξιν ή θέαν άθέμιστον)» (ВС. I. 71. 330-331).
А вот описание Диона Кассия: «Марий и его люди ворвались в Город с остальными войсками через все ворота сразу; они заперли их, чтобы никто не мог уйти, а затем стали без разбора убивать всех, кто им ни встречался, но обращались со всеми как с врагами. Особенно старались они уничтожить тех, кто обладал каким-либо имуществом (τούς τι έχοντας... χρημάτων), ибо жаждали богатства. Они подвергали бесчестью детей и женщин, словно поработили чужеземный город. Головы виднейших [граждан] (των έλλογιμωτάτων) выставляли на рострах» и т. д. «Резня (σφαγαί) продолжалась пять дней и столько же ночей» (fr. 102. 8-9, 11).
Валерий Максим (IV. 3. 14; V. 3. 3; VI. 9. 14) пишет о марианских и циннанских проскрипциях (!), утверждая, что злодеяния Мария заслуживают большего осуждения, чем победы — похвалы (IX. 2. 2). Евтропий доходит до того, что не только именует проскрипциями марианскую «чистку», но и не упоминает о сулланской (V. 7. 3).
Любопытно, что в более подробных рассказах Плутарха и Аппиана многие из этих подробностей не встречаются. Нет сведений ни о пяти днях, ни о том, что Город был заперт, ни об избиениях всех попадавшихся под руку. Что же конкретно сообщается об убийствах?
Первым был убит победителями Гней Октавий. Несмотря на уговоры друзей и воинов скрыться, он остался на Яникуле, который прежде столь удачно оборонял от войск неприятеля. Он облачился в парадное одеяние и сел в курульное кресло, окруженный отрядом солдат, ликторами и некими «знатнейшими лицами (δνηλθε μετά των έπιφανεστάτων καί τίνος ετι καί στρατού)». Затем появился Цензорин[514] с несколькими всадниками. Он отсек не двинувшемуся с места консулу голову и отнес «трофей» Цинне[515], после чего голову выставили на форуме перед рострами, причем указано, будто бы такое было сделано впервые, но потом вошло в обычай (ВС. I. 71. 325-329)[516]. При этом ничего не сообщается о находившихся с Октавием ликторах, воинах и «знатнейших» лицах: неясно даже, оказали ли они сопротивление или бежали. Вполне возможно, что в большинстве своем, не желая погибать вместе с упрямым консулом, они покинули его, когда он отказался уйти из Города[517], а те, кто все же остался, были немедленно перебиты всадниками Цензорина.
Весьма красочно описана в источниках гибель Антония Оратора[518]. Он прятался у друга; тот решил подавать ему лучшие сорта вин, и раб, покупавший их, в порыве откровенности рассказал обо всем продавцу вина, а тот донес Марию. Арпинат якобы сам хотел отправиться к убежищу бывшего друга, но его удержали, и «операция» была поручена военному трибуну П. Аннию. Воины залезли в запертый дом по лестницам, тогда как их командир остался ждать внизу. Поскольку дело затянулось, то он пошел узнать о причинах этого и увидел, как солдаты внемлют речи Антония, не решаясь убить его. Тогда Линий без лишних слов отрубил голову консуляру[519] и доставил ее Марию, который будто бы поставил ее на пиршественный стол[520]. Однако обращает на себя внимание то, что современник событий Цицерон не упоминает о «риторических» обстоятельствах смерти Антония[521], а ответственным за нее считает не Мария, а Цинну[522].
Жертвами репрессий также стали отец и сын Публии Лицинии Крассы[523]. В рассказах источников об их гибели налицо серьезные расхождения. По словам Аппиана, «Красс, преследуемый вместе с сыном, во время преследования успел убить сына, сам же был убит преследователями» (ВС. I. 72. 332). Здесь александрийский писатель допускает явную ошибку[524]: современник событий Цицерон трижды сообщает, что Красс-отец покончил с собой (Sest. 48; Scaur. 1.2; De or. III. 10), сын же, по словам эпитоматора Ливия, погиб от рук всадников Фимбрии (Liv. Per. 80). Эти сообщения представляются более достоверными[525]. Судя по всему, Аппиан либо неправильно понял свой источник, либо сохранил для нас экзотическую версию, призванную поразить воображение читателей[526].
В источниках называются и другие жертвы Мария и Цинны: братья Гай Юлий и Луций Юлий Цезари[527], Атилий Серран, Публий Корнелий Лентул, Гай Нумиторий, Марк Бебий, которых убили, по словам Аппиана (ВС. I. 72. 332), при бегстве (έν όδώ καταλτβφθέντες άνηρέθησαν).
Особый интерес представляет гибель претория Квинта Анхария. Согласно Плутарху, его «повалили наземь и пронзили мечами только потому, что Марий при встрече не ответил на его приветствие (έκ δε τούτου καί των άλλων, όσους άσπασαμένους μή προσαγορεύσειε μηδ’ άντασπάσαιτο). С тех пор это стало служить как бы условным знаком: всех, кому Марий не отвечал на приветствие, убивали прямо на улицах, так что даже друзья, подходившие к Марию, чтобы поздороваться с ним, были полны смятения и страха» (Маr. 43. 5-6)[528]. Иначе описана эта ситуация у Аппиана: «Анхарий поджидал Мария в то время, когда тот собирался приносить жертву на Капитолии. Анхарий надеялся, что храм послужит ему местом примирения его с Марием. Но тот, начав жертвоприношение, приказал стоявшим около него умертвить тотчас же на Капитолии Анхария, когда тот подходил к нему и собирался его приветствовать» (ВС. I. 73. 337).
Т. Ф. Кэрни, изучив описание этого эпизода в источниках, пришел к таким выводам: Анхария привели на Капитолий для казни, но он, рассчитывая, что Марий во время жертвоприношения в день вступления в должность[529] постарается избежать дурных знамений и дарует ему жизнь, обратился к нему, надеясь на пощаду[530]. Однако Марий не ответил на приветствие Анхария, ограничившись лишь приказом палачам действовать[531]. Убийства же тех, на чьи салютации арпинат не отвечал, — очевидный домысел, никакими примерами в источниках не подтверждаемый[532].
Если в отношении Анхария дата его гибели, 1 января 86 г., лишь предположение, хотя и очень вероятное, то с сенатором Секстом Лицинием нет никаких сомнений: в отношении его прямо указывается, что он был сброшен со скалы (несомненно, с Тарпейской) в иды января[533]. У Веллея Патеркула сообщается также о расправе плебейского трибуна Попилия Лената с трибуницием Секстом Луцилием, которого иногда считают тем же лицом, что и Лициний[534]. Ф. Мюнцер полагает, что правильное имя — Секст Луцилий, ибо для Лициниев преномен «Секст» не характерен. Однако Э. Бэдиан считает, что невозможно установить, какое из этих двух имен правильно, ибо трибун 138 г. звался именно Текстом Луцилием, а потому возможны оба варианта[535]. Стоит заметить, что у Плутарха номен передан неточно — Λουκίννον, и допускает оба варианта толкования. С одной стороны, оснований для их отождествления недостаточно, с другой же — сообщение вообще весьма темное и путаное. Казнь отнесена ко времени, когда Фимбрия стал командующим армией вместо убитого им Валерия Флакка, что подразумевает 85 г., но контекст говорит в пользу 86 г.[536] Вполне возможно, что путаница произошла и с именем. К тому же об убийстве сразу двух трибунов[537], да еще в самом начале года, сообщает Дион Кассий (fr. 102.12), причем один из них был сброшен с Капитолия, т. е. с той самой Тарпейской скалы. Все это позволяет предполагать, что под Лицинием и Луцилием имеется в виду один и тот же человек.
Таким образом, кое-кого из должностных лиц убили лишь после того, как миновал срок их магистратур, что немного облегчало в юридическом смысле расправу с ними[538], ибо действующие магистраты наказанию не подлежали. Это может показаться странным на фоне бессудного убийства Октавия, однако, как продемонстрировали случаи отказа Мария сначала принять проконсульские инсигнии от Цинны, а затем вернуться в Рим до отмены направленного против него решения, арпинат предпочитал соблюдать законность там, где это не мешало делу. С аналогичным случаем, очевидно, мы имеем дело и здесь. Что же касается Октавия, то его кончина могла рассматриваться как гибель в бою.