Умерщвлением иногда дело не ограничивалось. Труп Цезаря Страбона протащили по улицам Рима до могилы плебейского трибуна 90 г. Квинта Вария, обвинителем которого он, видимо, выступал в свое время, и надругались там над телом убитого[539]. Бебию и Нумиторию растерзали внутренности, волокли их крюками и затем разорвали в клочья[540]. Голову Антония Оратора Марий, как уже говорилось, будто бы поставил на свой пиршественный стол (Val. Max. IX. 2. 2; Lucan. II. 121-124; Flop III. 21. 13). Дион Кассий (fr. 102. 12) уверяет, будто голову одного из убитых им плебейских трибунов Марий Младший отослал консулам, т. е. своему отцу и Цинне.
Единственным из тех, кого собирались убить победители, но кто сумел спастись, оказался Корнут[541]. Его рабы сожгли тело другого человека и заявили преследователям, будто их хозяин покончил с собой. Корнут нашел убежище в Галлии (Арр. ВС. I. 73. 336; Plut. Маr. 43.10).
Если в отношении указанных лиц о каких-либо официально предъявленных им обвинениях и тем более процессах над ними ничего неизвестно, то Луция Корнелия Мерулу и Квинта Лутация Катула вызвали в суд[542]. Первого можно было обвинить в незаконном занятии консульской должности[543], а против второго, как полагают, поводов для обвинения и суда не имелось[544], разве что его участие в посольстве к Метеллу Пию с просьбой поспешить под стены Рима, чтобы защитить его от Цинны[545]. Однако Аппиан, упоминая о выступлении Катула в поддержку декрета об изгнании Мария (ВС. I. 74. 341), хотел не просто поведать об одном из примеров обоюдной вражды[546], но и назвать причину обвинения. А ведь соответствующее постановление, направленное против отнюдь не одного только арпината, являлось, в сущности, незаконным, и повлекло за собой убийство плебейского трибуна (Публия Сульпиция), т. е. речь здесь вполне могла идти о смертном приговоре. По-видимому, Мерулу и Катула вызвали в суд по той простой причине, что для возбуждения против них обвинения имелись веские основания, чего, похоже, нельзя было сказать о других жертвах репрессий[547]. Однако и этим двум рассчитывать на беспристрастный процесс явно не приходилось[548].
Обвинение предъявил племянник полководца, плебейский трибун Марк Марий Гратидиан[549]. Процесс, очевидно, должен был носить характер iudicium pjopuli с троекратным вызовом обвиняемого (anquisitio), а обвинение, если таковое выдвигалось, — форму perduellio[550]. Цицерон и Плутарх рассказывают, что Мария просили пощадить Катула[551], но на все уговоры следовал неизменный ответ: «Он должен умереть (moriatur)!» (Cic. Tusc. disp. V. 56; Plut. Mar. 44.8). Произносилась эта фраза в действительности или нет, не столь уж важно — приговор явно был предопределен заранее[552]. Не желая подвергать себя психологической пытке, Катул предпочел ускорить неизбежный конец — заперся у себя в доме, разжег угли в очаге и задохнулся в дыму (Plut. Маr. 44.8; Арр. ВС. I. 74. 342; Diod. XXXVIII. 4. 3; Veil. Pat. II. 22. 44; Val. Max. IX. 12. 4). Мерула вскрыл себе вены, перед тем оставив записку, что предварительно снял головной убор фламина (apex), ибо жрецу Юпитера не подобало уходить из жизни в нем (Арр. ВС. I. 74. 342)[553]. После него место flamen Dialis оставалось вакантным до 11 г. (Тас. Ann. III. 58. 2; Dio Cass. LIV. 36 1).
Масштабы марианских репрессий были намного скромнее, чем можно заключить на основании риторических пассажей античных авторов. В целом данные источников не дают оснований называть марианские репрессии 87—86 гг. резней (massacre)[554]. Нам известны имена максимум 16 человек, погибших в 87—86 гг. в результате марианской «чистки». Таковыми являются Гней Октавий, Марк Антоний, Луций Юлий Цезарь, Атилий Серран, Публий Корнелий Лентул, Гай Юлий Цезарь Страбон, Марк Бебий, Квинт Анхарий, Гай Нумиторий, отец и сын Публии Лицинии Крассы, Квинт Лутаций Катул, Луций Корнелий Мерула, Секст Лициний, Секст Луцилий, Фимбрия[555]. Э. Бэдиан не включает в свой список Октавия, Мерулу и Фимбрию, а Лициния и Луцилия считает одним лицом[556]. Если вычесть двух последних, получаем 14 человек, о которых пишут и другие авторы[557]. По мнению К. М. Балета (пожалуй, слишком уж оптимистичному), число жертв не могло намного превышать упомянутую цифру в 14 человек[558]. Однако, хотя это наверняка не так, — погиб и кое-кто из простолюдинов[559], — нельзя не признать, что, как выразился Г. Беннет, «дух и методы сулланских проскрипций полностью отсутствовали». Несомненно, впоследствии сулланская пропаганда преувеличила масштабы марианской «чистки», чтобы опорочить ненавистного «выскочку», а заодно оправдать куда более кровавые проскрипции[560]. По сравнению с расправой, учиненной незадолго до этого Суллой, ограничившегося объявлением вне закона 12 человек, из которых погиб лишь один (правда, плебейский трибун — лицо священное и неприкосновенное), это было куда более кровавой «операцией». Тем не менее Октавий и стоявшие за ним силы представляли не Суллу, а потому о сравнении с ним говорить не приходится — Октавий и его люди учинили бойню сторонникам Цинны, которая стоила жизни явно не одной сотне людей (см. выше), а также незаконно отрешили от власти консула. С другой стороны, среди уничтоженных в ходе марианских и циннанских расправ погибло не меньше четырех сенаторов консульского достоинства — Октавий, Мерула, Катул, Красс, а также, возможно, Атилий Серран[561] (если верна его идентификация как консула 106 г.), случай в истории Рима беспрецедентный[562]. Это, а также отсутствие санкции со стороны сената (и к тому же направленность явно не в пользу его интересов) делало репрессии 87—86 гг. в глазах многих особенно жестоким и возмутительным преступлением[563].
Не вполне понятны причины гибели некоторых из названных лиц. С Октавием и Крассом, как руководителями обороны, все понятно. Предположительные причины несостоявшегося суда над Катулом и Мерулой указаны выше. В отношении Бебия (Тамфилк?)[564] высказывалось предположение, что он плебейский трибун 103 г., возражавший против законопроекта о наделении землей ветеранов Мария в Африке[565], однако это не очевидно[566], хотя и является наиболее убедительным объяснением.
Об участии Антония в обороне Рима неизвестно, хотя это может быть результатом скудости источников; они сообщают о нем лишь как об одном из послов сената к Метеллу, что не является слишком тяжким прегрешением. Э. Бэдиан выдвинул версию, что и он, и некоторые другие жертвы «чистки» в свое время входили в группу сторонников Мария, а затем Антоний отступился от арпината и теперь был наказан за «предательство». Среди бывших приверженцев Мария он видит Кв. Катула, М. Антония, Г. и Л. Цезарей, П. Красса и, предположительно, П. Лентука[567]. В отношении Катула, которому Марий явно помог стать консулом после трех провалов на выборах[568], это можно считать установленным. То же можно сказать и об Антонии, который получил триумф и право заочно избираться в консулы при явном одобрении Мария, бывшего тогда, в 100 г., консулом. Цезари были родственниками Мария по линии жены, при этом Цезарь Страбон, по мнению Э. Бэдиана, выступил против арпината на выборах в консулы на 88 г.[569] Однако, как мы видели, участие последнего в выборах на 88 г., скорее всего, не имело места, и о причинах вражды приходится лишь гадать, как и в случае с его братом — похоже, они просто заняли по отношению к Марию враждебную позицию. Если же говорить о Крассе, то представление о его тесных связях с Марием основывается на том, что отец триумвира был женат на Венулее, а один из Венулеев погиб во время проскрипций (Oros. V. 21. 8). Однако это само по себе еще не говорит о его связях с Марием, а потому и последующее «предательство» не доказано, пострадал же он за участие в обороне Рима[570].
Еще одним бывшим марианцем, как предполагает (со знаком вопроса) Бэдиан, являлся П. (?) Лентул, тесно связанный с Марцеллом, легатом Мария, героем битвы при Аквах Секстиевых (Badian 1957, 339-340), но это само по себе еще ничего не доказывает, поскольку не означает с неизбежностью политической поддержки арпината.
Таким образом, остаются только два человека, в отношении которых их связь с Марием бесспорна, и которые могли быть сочтены им «предателями». Это консуляры Катул и Антоний, о которых нет сведений, как об активных защитниках Рима (и это при том, что Антоний был опытным военачальником), но оба по странному совпадению оказались в составе сенатского посольства к Метеллу Пию (см. выше). Как уже говорилось, само по себе это еще ничего не доказывает, но обращает на себя внимание та настойчивость, с которой Марий добивался смерти обоих. Это, скорее всего, подтверждает гипотезу Бэдиана о мести им со стороны арпината как «предателям». Насколько известно, к Марию во время осады Рима не присоединился ни один консуляр — случись такое, его позиции в моральном и политическом отношении заметно усилились бы. Напомним, что к Сулле во время его марша на Рим присоединился его коллега по консулату (и родственник) Помпей Руф. И кого, как не давнего соратника, облагодетельствованного им в 100 г., мог ожидать увидеть у себя в лагере Марий? Однако Антоний предпочел остаться в Городе, хотя наверняка знал, чем рискует, иначе не стал бы прятаться от победителей. Возможно, впрочем, что он надеялся отсидеться и через какое-то время, когда обстановка стабилизируется, помириться с Марием через поср