[598]. Приказ, вероятней отдавал Цинна, Серторий же его выполнил[599], об остальном мы можем только гадать. Так или иначе, бардиеи были уничтожены.
ВОПРОС О МАГИСТРАТУРАХ В 86—84 гг.
По-видимому, сразу же после вступления в Рим Цинна провел закон об отмене всех leges Суллы и объявлении его самого hostis[600], его дом был разрушен[601], имущество конфисковано, семья бежала[602]. Естественно, теперь не могло идти и речи о финансировании армии Суллы в Греции, что поставило его в нелегкое положение. Кроме того, Аппий Клавдий Пульхр, командовавший легионом, который перешел на сторону Цинны, был вызван в суд одним из плебейских трибунов, а затем за отказ явиться в Рим лишен империя и, по всей вероятности, изгнан[603].
Любопытно, что после убийства Октавия Цинна не озаботился избранием ему преемника и остался единственным консулом[604]. Почему так произошло, остается только догадываться; Марий, возможно, просто не захотел после такой блестящей карьеры занимать не столь почетную магистратуру консула-суффекта. На 86 г., как и следовало ожидать, и он, и Цинна были объявлены консулами (MRR II, 53), причем Цинна, естественно, в нарушение lex Villia annalis[605]. Если эпитоматор Ливия уверяет, будто речь шла о самоназначении[606], то Аппиан нейтрально пишет, что их избрали[607]. Версию о самоназначении Мария и Цинны приняли многие ученые, не уточняя, впрочем, имеют они в виду юридическую или фактическую сторону дела[608], тогда как другие указывает, что избирательная процедура все же имела место[609]. Иное дело, что переоценивать ее значение не стоит, поскольку в условиях, когда в Городе стояли войска, выборы явно не были свободными[610].
Высказывалось мнение, что произошло разделение сфер деятельности: Марий должен был взять на себя войну на Востоке, «ограничившись» тем самым внешней политикой, тогда как Цинна — внутриполитические дела (Rijkhoek 1992, 148149). Думается, что это несколько формалистический подход, поскольку победа над Митридатом дала бы Марию такие возможности, что Цинне скорее всего пришлось бы делиться с ним властью. Однако иного выхода у Цинны не было, ибо присутствие арпината в Городе создавало для него те же самые проблемы. Позволяя же Марию уехать на Восток, он получал возможность выиграть время и укрепить свою власть.
Однако всего через две недели после вступления в должность Марий скончался[611]. По одним данным, это произошло 13 (Liv. Per. 80; Flor. III. 21. 17), по другим — 17 января 86 г. (Plut. Маr. 46.6). Какое-то время Цинна, отныне сосредоточивший в своих руках наибольшую власть, оставался единственным консулом[612], а затем, уже к началу февраля, его коллегой стал Луций Валерий Флакк[613]. Возникает вопрос (исследователей, насколько известно, не занимавший), почему высшую должность не занял Гней Папирий Карбон, командовавший одним из корпусов при осаде Рима и ставший коллегой Цинны в последующие два года. В источниках этому каких-либо объяснений не приводится. Истолковать это можно, как представляется, таким образом: из четырех повстанческих командующих при осаде Рима Карбон сыграл наименьшую роль, даже о Сертории мы знаем в этом качестве куда больше, причем у Грания Лициниана (17F) его имя идет перед именем Карбона (Sertorio et Papirio). Иными словами, преувеличивать его влияние на тот момент не стоит[614]. Кроме того, неизвестно даже, был ли он до 87 г. претором, и нельзя исключить, что в 86 г. Карбон занимал именно эту магистратуру[615]. К тому же преемнику Мария пришлось проводить задевавший многих влиятельных лиц закон о долгах (см. ниже), и Карбон мог сам отказаться на 86 г. от консулата, что не помешало ему занять его год спустя.
О преторах 86 г. практически ничего не известно. Иногда предполагается, что одним из них был Луций Корнелий Сципион Азиатский[616], поскольку его консульство приходится на 83 г., т. е. прошел установленный lex Villia annalis интервал между консулатом и претурой. Однако, как показывают консулаты Цинны и Карбона, эти интервалы соблюдались в то смутное время далеко не всегда[617]. В. Шур безо всяких оговорок называет претором 86 г. Г. Флавия Фимбрию, но в источниках на сей счет ничего не сообщается[618].
В то же время с высокой долей вероятности можно предположить, что именно в 86 г. стал претором Серторий. Обычно его пребывание в этой должности относят к 83 г., иногда — к 87 г., 85—84 гг., 82 г.[619] Высказывалась также та точка зрения, что сначала он был плебейский трибуном, стать которым прежде помешал ему Сулла[620]. Но довольно странно, что одному из главных военачальников циннанской армии[621] досталась бы столь скромная, если не сказать, унизительно малая награда. А вот претуру, являвшуюся редким достижением для homines novi[622] (именно к их числу и относился Серторий), можно считать вполне достойным «призом» при «дележе добычи» после взятия Рима. Тем более что Цинна, как показывает история с уничтожением бардиеев, сохранял тесные отношения с Серторием, а потому вряд ли стал бы отталкивать его от себя не в меру скромной наградой (не говоря уже об отсутствии таковой). То, что Серторий поехал наместником в Испанию лишь на рубеже 83—82 гг., вряд ли можно считать сильным аргументом, поскольку если Цинна нуждался в нем, то мог пренебречь этим правилом.
В 85 г. Цинна вновь занял консульскую должность, а его коллегой стал Гней Папирий Карбон, то же произошло и на следующий год (MRR II, 57, 60). С одной стороны, это означало определенную стабилизацию власти, но с другой — противоречило традиционным республиканским принципам, предполагавшим смену консулов[623]. О каких-либо протестах по сему поводу сведений нет, что, впрочем, ничего не доказывает — это может объясняться и бесполезностью таких протестов, и их небезопасностью (в силу чего от них могли попросту отказаться), и состоянием источников.
Известно также о двух претурах Мария Гратидиана (Ascon. 75С). Их датировка неясна. Высказывались различные предположения на сей счет[624]. Г. Самнер считает, что 85 г. предпочтительнее 86-го, учитывая, что в предыдущем году Гратидиан занимал должность плебейского трибуна. Однако племяннику Мария, особенно если это именно он одержал победу под Аримином (см. 2.3), вряд ли было необходимо строго соблюдать установленные интервалы между магистратурами, а вот предположить его участие в «дележе добычи» вполне логично. Время же его второй претуры, как представляется, выяснить при нынешнем состоянии источников невозможно.
ФИНАНСОВЫЕ МЕРОПРИЯТИЯ ЦИННАНСКОГО РЕЖИМА
Важнейшей проблемой, стоявшей перед новым правительством, являлась финансовая — казна была пуста еще со времен Союзнической войны, кризис усугубился из-за потери Азии, долговая проблема, тормозившая нормальное функционирование экономики, все больше обострялась. Закон Корнелия — Помпея о Долгах (lex Cornelia Pompeia unciaria) с его весьма умеренными положениями мог лишь немного смягчить ее (Bennett 19123, 41). В сложившихся условиях требовались куда более решительные меры, и циннанцы решились на них: в 86 г. был принят lex Valeria de aere alieno. Он предусматривал сокращение долгов, поскольку их разрешалось теперь уплачивать медью, на три четверти[625]. Мера эта была беспрецедентной[626] и в глазах кредиторов чрезвычайно непопулярной — Веллей Патеркул (II. 23. 2) называет Валерия Флакка, от имени которого был внесен соответствующий законопроект, автором позорнейшего закона, turpissimae legis auctor. Саллюстий (Cat. 33.2), чье мнение об этой мере считается положительным[627], ибо он говорит о принятии lex Valeria «по желанию всех порядочных людей (volentibus omnibus bonis)», может подразумевать и обратное, поскольку эти слова вложены в уста сподвижника Катилины Манлия и его друзей[628]. На сильное недовольство законом влиятельных лиц (несомненно, не только всадников, но и тех сенаторов, кто занимался ростовщичеством), серьезно угрожавшее репутации его автора, указывает то обстоятельство, что провести его было поручено Валерию Флакку — в противном случае Цинна предпочел бы связать эту меру с собственным именем (наглядный пример — история с обнародованием эдикта Гратидиана, см. ниже)[629]