[44], в целом в рассказе о событиях 88—86 гг. до н. э. господствует идея о том, что арпинат поддался неумеренному честолюбию, а впоследствии и неуемной жажде мести, которые и погубили его морально. Умер же Марий, одолеваемый страхом перед Суллой, так и не одержав желанной победы над Митридатом[45]. Все это, несомненно, обусловлено мировоззренческими установками Плутарха, которого раздражали в Марии не только авантюризм, властолюбие и жестокость, но и отсутствие интереса к духовной культуре — как и у его «напарника» Пирра (см. Аверинцев 1973, 223). Совсем немного внимания уделено Цинне — он даже не удостоен какой-либо характеристики, и все время оказывается в тени других персонажей, будь то Марий, Серторий или Помпей. Возможно, это связано с отсутствием у Плутарха подробных сведений о Цинне — его роль как одного из главных действующих лиц гражданской войны и главы римского государства для него очевидна; наряду с Суллой и Марием он причисляется к «тиранам»[46]. Что же касается Помпея, то его роль в событиях 80-х гг. до н. э. и личные достоинства у Плутарха несколько преувеличены; он противопоставляется своему отцу, ненавидимому римлянами, который характеризуется весьма нелестно и упрощенно, что позволяет оттенить достоинства его сына (Hillman 1998, 179-180). Явно идеализируется и Серторий, противостоящий жестокому Марию, безвольному Цинне и их бездарным преемникам.
Поскольку Плутарх пишет не историю того времени, а биографии его героев, то отбор фактов весьма избирателен и не всегда подчиняется хронологии, что приводит к искажениям. Достаточно сказать, что он опускает упоминания о законопроектах Сульпиция, вокруг которых развернулась борьба, кроме одного — о передаче командования от Суллы Марию[47], который в действительности был внесен после того, как началось противостояние консулов и Сульпиция (см. ниже, с. 69 слл.). Показательно и описание битвы при Коллинских воротах — оно весьма объемно, но мы видим не связное изложение, а лишь несколько ее драматических эпизодов (см. ниже, с. 298-300). Это вполне соответствует целям Плутарха, для которого «словцо или шутка лучше обнаруживают характер человека, чем битвы, в которых гибнут десятки тысяч людей» (Alex. 1.2). Следствием такого подхода стало то, что писатель искал причины крупных исторических событий не в глубинных процессах, а в человеческих отношениях, в данном случае — во вражде Суллы и Мария, «которая чуть было не погубила Рим» (Plut. Маr. 10.7).
Несмотря на все эти недостатки и отсутствие связной истории событий 80-х гг. I в. до н. э., Плутарх является неоценимым источником по данной тематике, тем более что он, в отличие от других авторов, писавших о тех временах, постоянно ссылается на своих предшественников. При анализе текстов Плутарха очень важно отделять его трактовки от излагаемых им фактов.
Весьма показателен бревиарий Луция Аннея Флора о войнах Рима — своего рода ораторский комментарий к ним (Дуров 1993, 114). Одно из названий его сочинения — «Эпитома Тита Ливия», хотя на деле у Флора, наряду с обширными заимствованиями и даже цитатами из этого автора, встречаются и отклонения от труда предшественника — как на уровне изложения фактов, так и трактовок[48]. Однако в нашем случае Флор придерживается ливиевой интерпретации — причиной войны он объявляет неумеренное честолюбие Мария (III. 21.6: inexplebilis honorum Marii fames), оправдывается штурм Суллой Рима и его действия до прихода к власти в 82 г. до н. э. Ярко описываются убийства марианцами неугодных[49], а взятие ими Рима сравнивается со взятием Карфагена (21. 4-16)[50], которым, однако, не уступает в драматизме рассказ о проскрипциях — наглядный образец разложения римских нравов. Populus Romanus уже не выступает в качестве «героя»[51] — глава начинается со слов о бедах, его постигших (hoc deerat unum populi Romani malis). Следует отметить, что не склонный к точности Флор в нашем случае не делает грубых ошибок, добросовестно, хотя и с риторическими прикрасами[52] пересказывая традицию. Обращает на себя внимание и его страсть к периодизации — он делит гражданскую войну на три этапа (21. 3-4), от «мятежа большего, чем война (tumultus maior, quam bellum)», до войны, охватившей всю Италию и длившейся до тех пор, «пока было кого убивать» (donee deessent qui occiderentur)[53].
Наиболее подробным из последовательных описаний интересующих нас событий является труд Аппиана Александрийского — младшего современника Флора. Гражданской войне 80-х гг. до н. э. он посвящает примерно 40 глав XIII книги своей «Римской истории» (ВС. I. 55-95)[54], написанной в третьей четверти II в. н. э. Источники его неясны, т. к. Аппиан в данном случае не дает ни одной ссылки. Высказывалась точка зрения, что он обращался к ливианской традиции[55], однако сколь-либо серьезных доказательств этому нет[56]. Как положительный, так и отрицательный ответ дается на вопрос о привлечении Аппианом воспоминаний Суллы[57]. Утверждалось также, что его важнейшим источником служил Посейдоний, который явно использовался в «Иберийской книге»; обращением к нему Э. Шварц объясняет некоторые совпадения с Плутархом[58]. Возможно также, что одним из источников был Саллюстий[59], хотя, как считает ученый, ни этот, ни предыдущий автор не использовались напрямую. М. Ловано осторожно пишет, что Аппиан, видимо, использовал сочинение, чей автор симпатизировал Цинне[60]. Однако в целом вопрос об источниках александрийского историка при описании событий первой гражданской войны остается неясным.
Но какими бы материалами Аппиан ни пользовался, он был от них достаточно независим. Александрийский автор старается дать логически выстроенную и объективную картину случившегося, и к тому же не слишком склонен к риторике. Он не выражает открыто симпатий ни одной из сторон, как это можно наблюдать у латинских авторов в отношении Суллы до его победы, но, напротив, прямо говорит о взятии им Рима в 88 г., что впервые римское войско вступило на родную землю, словно вражеское (ВС. I. 60. 269)[61]. Сулла неоднократно именуется тираном[62], но также и монархом (ВС. I. 3. 9)[63], что, несомненно, является комплиментом в устах Аппиана, учитывая его симпатии к единодержавию[64]. Если латинские авторы обычно изображают Суллу как миротворца, поддерживаемого сенатом, а виновниками войны 83—82 гг. — его врагов, то Аппиан не скрывает непримиримости будущего диктатора и опасений сената и большинства жителей Италии перед его вторжением.
Нельзя сказать, что Аппиан благосклонен к Марию. Подробно описываются его козни ради обретения командования в Азии и жестокости после взятия Рима, но при этом мы не встретим таких «экзотических» деталей, как голова Антония на пиршественном столе Мария или убийство Анхария, на чье приветствие арпинат не ответил. Марий не пренебрегает декретом о его изгнании — его отменяют трибуны, он и Цинна не провозглашают себя консулами, как у Ливия, а избираются (см. ниже, 168-194). Если же говорить о Цинне, то его переход на сторону италийцев объясняется взяткой. Лишившись консульства, он разыгрывает перед воинами низкопробный фарс, бросившись перед ними на землю; накануне взятия Рима отказывается взять на себя ответственность за предстоящие убийства etc. В целом Цинна изображен почти как второстепенная личность, теряющаяся на фоне куда более масштабных Суллы и Мария (см. Короленков 2011, 132-140).
Однако Аппиан обращает внимание и на общественные настроения — во время борьбы за законы Сульпиция, пребывания Суллы в Риме после взятия Города, накануне его вторжения в Италию. Примечательно, что александриец, придерживавшийся рационалистической трактовки событий, подробно останавливается на различных знамениях — возможно, чтобы развлечь читателя, но столь же вероятно, что он добросовестно фиксировал их как важные факты эпохи, влиявшие на настроения людей.
Благодаря всему этому, несмотря на ошибки, неточности и сомнительные места, о которых пойдет речь ниже, Аппиан, наряду с Плутархом, остается главным источником по рассматриваемым событиям, причем во многом превосходящим его по объективности и точности изложения.
Современником Аппиана был Граний Лициниан, от обширного анналистического труда которого сохранились лишь фрагменты, посвященные событиям 163—78 гг. до н. э. Для нас представляют особый интерес отрывки XXXV книги, в которых описывается ситуация в Риме и Италии в 88—87 гг. до н. э., а также завершение Первой Митридатовой войны. Нередко Граний считается подражателем и даже эпитоматором Ливия, для чего, однако, нет достаточных оснований[65]. Он критикует Саллюстия, соглашаясь с теми, кто считает его не историком, а оратором (33F), т. е., очевидно, он был знаком с его трудом и наверняка использовал, хотя, конечно, трудно судить, в какой степени. (Обращает на себя внимание значительное сходство в некоторых случаях с рассказами Плутарха и Аппиана