[657], в которой Б. П. Селецкий видит месть «оптиматов» за упомянутый эдикт, поскольку больше никаких «заслуг» за племянником Мария не числилось, аргументом не является. В схолиях к Лукану достаточно недвусмысленно указывается, что убийство Гратидиана было местью за его причастность к гибели Катула — консула 102 г. (см. выше), за что с ним и расправился его сын, будущий консул 78 г.[658]
Это прямое вмешательство магистратов в дело выпуска монеты оказалось единственным в доцезарианский период[659], что свидетельствует как о важности вопроса, так и о способности циннанцев на неординарные меры. Последствия реформы Гратидиана (точнее, преторов) в источниках не освещаются, однако, судя по тону сообщения Цицерона (Off. III. 80), реформа оздоровила ситуацию и способствовала восстановлению кредита. Правда, фальшивомонетничество оставалось серьезной проблемой, недаром впоследствии Сулле пришлось издать lex Cornelia de falsis (Paul. Sent. V. 25. 1). Кроме того, расходы на осуществление эдикта Гратидиана, по всей видимости, легли тяжким бременем на казну (Bennett 1923, 42) — правда, мы не можем выяснить, каковы были их масштабы.
В целом, как полагает М Ловано, финансовые мероприятия циннанского правительства дали положительный эффект и обеспечили ему поддержку сенаторов, всадников и населения Рима. Однако финансовые возможности новых властей, по его мнению, были весьма скромными, поскольку им досталась пустая казна, перестали поступать налоги из Азии: Метелл Пий в Африке, Красс в Испании, Гай Валерий Флакк в Трансальпийской Галлии, видимо, препятствовали поступлению податей из этих провинций в Рим, что вдвое снижало доходы казны (Lovano 2002, 74-76). С этим трудно согласиться: Метелл до 84 г., судя по источникам, активности не проявлял, Красс действовал на юге Пиренейского полуострова очень короткое время и на весьма ограниченной территории; в отношении Флакка вообще нет никаких свидетельств (о положении в провинциях см. гл. 5). Между тем расходы, как предполагается, были значительными[660]. Среди таковых можно назвать хлебные дотации[661], кампанию Г. Валерия Флакка против галлов[662], а также начавшиеся уже в 85 г. приготовления к войне с Суллой (см. ниже)[663]. Стоит, однако, отметить, что размеры затрат на хлеб для римского плебса неизвестны, то же касается и расходов на операции Флакка, который наверняка часть средств на это взыскал с провинциалов. Стоит также напомнить о поступлениях крупных сумм из Египта. Характерно, что в источниках нет сведений о массовых конфискациях, естественных в таких условиях — это, конечно, могло быть обусловлено нежеланием циннанцев вступать в конфликт со всадниками и сенаторами, и все же не отметить такой факт нельзя. В любом случае ясно одно — серьезные военные усилия были циннанцам явно не по плечу, недаром с Флакком на Восток они отправили всего два легиона. Другие силы у них, очевидно, отсутствовали. Все это скажется на ходе боевых действий в 83—82 гг.
В контексте финансовых мероприятий циннанцев обычно рассматривается процесс Помпея[664]. Последнего, по словам Плутарха (Pomp. 4. 1-3), обвинили вместо его отца, которому инкриминировали хищение государственных денег (κλοπής... δημοσίων χρημάτων), а молодому Помпею — присвоение книг и охотничьих сетей из добычи, захваченной еще при взятии Аскула в 89 г.[665] Помпею, однако, удалось доказать[666], что большая часть денег, хищение которых ставилось в вину его родителю, была присвоена вольноотпущенником Александром[667]. Что же касается книг и охотничьих сетей, полученных подсудимым от отца после падения Аскула, то они пропали во время разграбления его дома телохранителями Цинны при вступлении в Рим[668].
Обычно в историографии речь идет о том, что Помпею пришлось отвечать на обвинения в адрес его отца в присвоении или незаконном использовании добычи[669], хотя добыча и доходы от нее, как известно, находились в ведении военачальников, а потому поводов для обвинения в суде обращение с ними не давало[670]. Поэтому И. Шацман предположил, что речь шла о незаконном присвоении Помпеем Страбоном отпущенных ему из казны средств (pecunia ex aerario attributa)[671]. Однако не вполне понятно, при чем тут тогда книги и сети (Hillman 1998, 181). Ученый и сам прямо говорит, что ясного ответа на этот вопрос нет, и что они могли быть просто упомянуты в речи обвинителя (Shatzman 1972, 195). Как указывает Т. Хиллмен, у Цицерона (Brut. 230) говорится о том, что на суде шла речь pro Cn. Pompei bonis, а у Валерия Максима (V. 3. 5) — de paternis bonis. Как предполагает исследователь, «на процессе рассматривался вопрос о том, находилось ли в собственности Помпея что-либо частично или целиком приобретенное на остаток присвоенных средств и можно ли подвергнуть Помпея наказанию по обвинению в peculatus» (хищениях). Очевидно, по мысли обвинителя, остатки казенных денег обращались в имущество (Hillman 1998, 182). Но упомянутые книги и охотничьи сети под эту категорию не подходят, т. к. у Плутарха (Pomp. 4.2) прямо сказано, что они были захвачены в Аскуле (λίνα θηρατικά καί βιβλία των έν ’Άσκλω ληφθέντων). Обвинитель, по-видимому, не просто упомянул сети и книги, но и упрекнул Помпея в том, что тот их держит у себя, оказавшись причастным к дурным поступкам отца, который не поделился с государством добычей в должной мере — стоит напомнить о жестоком финансовом кризисе, поразившем тогда Рим. Этот упрек по указанным выше причинам не являлся юридическим обвинением, но мог повредить репутации Помпея. Однако, как признает Плутарх (Pomp. 4.4), симпатии публики оказались на стороне ответчика, и ему не было нужды давать объяснения по поводу книг и сетей.
Похоже, дело рассматривал экстраординарный суд (Hillman 1998, 183-185). Председательствовал упоминавшийся в связи с консульскими выборами на 88 г. П. Антистий[672]. У молодого Помпея нашлось немало защитников: цензор 86 г. Л. Марций Филипп[673], крупнейший оратор того времени Кв. Гортензий Гортал (Cic. Brut. 230) и один из руководителей нового режима Гн. Папирий Карбон (Val. Max. V. 3. S; VI. 2. 8). Неудивительно, что при такой значительной поддержке суд вынес оправдательный приговор, и вскоре Помпей женился на дочери Антистия (Plut. Pomp. 4. 4-ICI). «На этом этапе Антистия была полезна Помпею: она могла избавить от разорения и укрепить его положение при существующей власти. Однако надежды Помпея не оправдались. Ему по-прежнему не доверяли, карьера не складывалась», — считает И. С. Горбулич (2006, 290). Суждение в высшей степени странное, поскольку Помпею едва исполнилось 20 лет — в этом возрасте нельзя было еще судить, сложилась ли карьера, cursus honorum был еще впереди. Кроме того, как полагает Р. Сигер, позиция Карбона во время процесса наглядно продемонстрировала отношение новых властей к будущему победителю Митридата (Seager 2002, 196, п. 3). Здесь, думается, нужны оговорки. Вполне возможно, что лично к Помпею особых претензий у циннанцев могло и не быть, однако это не мешало им попытаться пополнить казну за его счет, благо, отец молодого человека симпатий у многих римлян явно не вызывал. Не исключено, что Карбон с самого начала был против этого, но его позиция не встретила поддержки у других руководителей режима. Однако организаторы процесса, столкнувшись не только с юридическими трудностями, но и с оппозицией некоторых видных сенаторов (не говоря уже о Карбоне), предпочли пойти на попятный. Наконец, во время суда могло выясниться, что состояние Помпея, на размерах которого сказались превратности гражданской войны, в действительности меньше, чем предполагалось.
Вызывает вопросы датировка процесса. Обычно его относят к 86 г.[674] Однако Г. Самнер высказался в пользу 85 г., сочтя, что Антистий, плебейский трибун 88 г., стал эдилом, если учитывать Традиционный интервал, в 86 г., а в качестве iudices quaestionis нередко назначали эдилициев. Однако, как резонно указал Т. Хиллмен, в то время правила избрания на должность не всегда соблюдались[675]. Правда, приведенные им в доказательство примеры Мария, Цинны, Карбона и других свидетельствуют в нашем случае, скорее, об обратном — речь идет о видных Деятелях режима, каковым Антистий отнюдь не являлся. Кроме того, в 86 г. Филипп, исполнявший весьма хлопотную магистратуру цензора, вряд ли имел время для участия в суде над Помпеем; но в то же время мы не знаем, в какой части 86 г. он приступил к исполнению должности цензора — назначение могло на какое-то время затянуться, и весьма вероятно, что процесс состоялся уже в начале 86 г.[676]
ПОДГОТОВКА К ВОЙНЕ С СУЛЛОЙ
В конце 85 г. Сулла, завершив кампанию в Азии Дарданским миром и переманив на свою сторону армию Фимбрии, отправил в Рим письмо, где перечислял совершенные им в войне с Митридатом подвиги. Так поступали обычно полководцы, завершившие крупную кампанию[677]