[878]. Если хронология Аппиана верна[879], то обращает на себя внимание то обстоятельство, что это не было сделано раньше. Очевидно, до последнего момента марианцы (надо полагать, под давлением сената) надеялись на компромисс если не с самим Суллой, то хотя бы с некоторыми из его сторонников.
Видимо, вдохновленный успехами Суллы, активизировал свои действия Помпей. Унаследовав от отца влияние, которым тот пользовался в Пицене, его сын взял там власть. В знак этого он воздвиг в Ауксиме судейское возвышение — трибунал. Особым эдиктом он повелел покинуть Ауксим сторонникам Карбона — братьям Вентидиям. Этим он, с одной стороны, продемонстрировал свою враждебность марианскому режиму, а с другой - нежелание идти на крайние меры. Остальные приверженцы Карбона[880] также бежали из Пицена. Если исходить из данных Плутарха, никого из них не казнили — если не считать убитого на месте Ведия, насмехавшегося над тем, что местные жители подчиняются такому юнцу, как Помпей. Последний набрал три легиона[881] и начал боевые действия против марианцев, поднимая восстание против Карбона (Plut. Pomp. 6).
По словам Плутарха, молодому полководцу противостояли сразу три вражеских военачальника — Гай Карринат, Гай Целий Антипатр[882] и Луций Юний Брут Дамасипп[883]. «Они ударили на него не все разом и не в лоб, а совершали обходное движение тремя отрядами с целью окружить и уничтожить противника. Помпей, однако, не испугался, но, собрав свои силы в одном пункте, во главе конницы напал на войско Брута». Он убил дротиком командира галльского конного отряда, из-за чего остальные всадники повернули вспять и расстроили ряды пехотинцев, в результате чего началось общее бегство (Plut. Pomp. 7. 1-3).
Эта картина, насколько известно, не вызывающая возражений историков[884], порождает серьезные сомнения. Совершенно очевидно, что перед нами очередной пример безудержного восхваления Помпея, каковыми полны первые главы его биографии у Плутарха: стоило ему сразить вражеского командира, как терпит поражение все войско (позволим себе не вполне академическую параллель: «командир убит, конница разбита, армия бежит»). Если описанный эпизод действительно имел место, то речь идет, вероятнее всего, лишь о скромном по численности вражеском отряде, видимо, передовом, а под бегством пехоты подразумевается то, что Дамасипп после неудачного боя кавалерии не решился ввести в бой основные силы. Не исключен и другой вариант: Плутарх преувеличил роль самого Помпея, а победа оказалась достигнута благодаря различным факторам. Кроме того, вызывает серьезные сомнения то, что речь шла о трех неприятельских армиях. По словам Диодора (XXXVIII. 9), поначалу сенат не обращал внимания на активизировавшегося Помпея, но, убедившись, что тот представляет собой серьезную силу, направил против него войско Дамасиппа, но и только, о Карринате и Целии речи не идет. Согласно Плутарху (Pomp. 7.4), двое других не начали действовать против Помпея, поскольку между ними «пошли раздоры, и каждый отступил в полном беспорядке (έκ δέ τούτου στασιάσαντες oi στρατηγοί πρός άλλήλους άνεχώρησαν, ώς έκαστος ετυχε)». Вновь повторяется та же схема, что и при описании боя с кавалерией Дамасиппа, но уже в увеличенном масштабе: Помпей поражает одного, и все враги бегут. Правда, это не означает, что описанная картина совершенно не соответствует действительности, но она, думается, требует серьезной корректировки. Учитывая, что об армиях Каррината и Целия у Диодора не сказано, можно полагать, что их формировали на месте, и процесс этот еще не закончился. Поэтому-то и потребовалась отправка войска Дамасиппа. После его поражения было бы тем более странно ожидать от Каррината и Целия активности.
Затем Плутарх (Pomp. 7.5) рассказывает еще более странную историю о новом успехе Помпея, на сей раз бескровном: «Вскоре на него напал консул Сципион[885]. Однако не успели еще оба войска пустить в ход дротики, как воины Сципиона, приветствуя воинов Помпея, перешли на его сторону, Сципиону же пришлось бежать»[886].
Некоторые ученые считают, что изложенный эпизод является лишь вариантом рассказа о переманивании на свою сторону армии консула Суллой[887]. Однако никаких доказательств этого не приводится, А. В. Коптев (2013, 105) лишь излагает свое видение причин того, почему вместо Суллы речь здесь идет о Помпее. По его мнению, Плутарх, таким образом, хотел связать Помпея со Сципионом Африканским (!), который, как и будущий соперник Цезаря, изображается в античной традиции как privatus cum imperio, чего, по мнению исследователя, в действительности не было. Однако совершенно очевидно, что такая «связь» между обоими Сципионами надуманна, поскольку контекст ее слишком уж невыгоден для победителя Ганнибала. К тому же трудно себе представить, что античная аудитория поняла бы столь странный намек, ибо консул 83 г. ассоциировался бы в ее глазах с его прямым предком, Сципионом Азиатским, а не его братом[888].
Тем не менее если историчность рассказа Плутарха вряд ли возможно отвергать, то его точность порождает определенные сомнения[889]. Недоумение вызывает прежде всего сама быстрота происшедшего — воины, сблизившись, просто начали приветствовать друг друга, и солдаты Сципиона перешли на сторону Помпея. Если же взять рассматривавшийся выше случай под Теаном, то там измене войска предшествовала его пропагандистская «обработка», более или менее длительная[890].
Здесь же для нее просто не было времени[891]. В этой связи можно провести прямую параллель с рассматривавшимся во второй главе эпизодом, когда произошла встреча между воинами Метелла Пия и Цинны, которые начали нечто вроде братания, из-за чего Метелл почел за благо отвести свою армию. Весьма вероятно, что во многом схожая ситуация имела место и здесь, т. е. кто-то из воинов Сципиона, шедших в передних рядах, перешел на сторону Помпея[892], увидев там своих знакомцев. Это побудило консула отвести остальное войско, что Плутарх (или его источник) и истолковал как бегство. К тому же Сулла захватил Сципиона в плен, хотя потом и отпустил его, в случае же с Помпеем, консул успел бежать[893]. Думается, переход войска к Помпею en masse вряд ли остался бы незамеченным в других источниках — случай, когда военачальника дважды оставила армия, не имел аналогов, и такое наверняка было бы отмечено многими античными авторами (как то произошло с изменой под Теаном), и их молчание в данном случае можно рассматривать как серьезный аргумент в пользу того, что Плутарх или его источник позволили себе значительное преувеличение. Однако не приходится отрицать, что воины армий марианского режима вновь продемонстрировали свою неустойчивость, и это явно не сулило ему успеха.
Итоги кампании 83 г. были неутешительными для марианцев: одна консульская армия потерпела поражение (хотя и не перестала существовать как боевая единица), другая перешла на сторону неприятеля. Апулия, Калабрия, Пицен, часть Кампании оказались в руках Суллы и его военачальников[894]. Предстояла борьба за остальную Италию.
ПОДГОТОВКА К КАМПАНИИ 82 г.
Очевидно, во время своего визита в Рим летом 83 г., о котором шла речь выше, Карбон не только инициировал объявление врагами приверженцев Суллы, но и провел консульские выборы (Keaveney 2005а, 115). В результате высшая магистратура досталась ему в третий раз, а Гаю Марию Младшему — в первый[895]. Избрание последнего в источниках вызвало резкие суждения — ему было на тот момент всего 26 лет[896]. В периохах Ливия (86) говорится, будто Марий добился высшей магистратуры per vim. Однако это отнюдь не значит, что выборы сопровождались насилием[897] — скорее можно полагать, что речь идет о грубом нарушении lex annalis[898]. От кого исходила инициатива столь нестандартного шага — от самого Мария, от Карбона или от кого-то из других руководителей марианского режима, — неизвестно, но ясно, что вопреки воле Карбона этого не произошло бы. Не вызывает сомнений, что само имя нового консула должно было привлечь (и привлекло) под знамена противников Суллы многих ветеранов Мария-старшего (см. ниже), да и не их одних. Однако столь же очевидно, что без «группы поддержки» Марий Младший не добился бы успеха.
Исследователи высказывали различные предположения относительно других кандидатов на высшую магистратуру. Г. Самнер полагает, что на нее рассчитывал Марий Гратидиан, однако ему предпочли Мария Младшего, а племяннику победителя кимвров в «утешение» предоставили вторую претуру (Sumner 1972, 119). Но никакими доказательствами эта версия не подтверждается, мы даже не знаем, на какой год приходится вторая: претура Мария Гратидиана (как, впрочем, и первая —см. выше).
Более правдоподобно выглядит предположение о том, что на консульство рассчитывал Квинт Серторий[899]